Летняя королева

– Что случилось? – Робер де Дрё в тревоге наклонился к брату.

Людовик скривился:

– Моя бывшая жена вышла замуж за Генриха Анжуйского.

За главным столом воцарилась напряженная тишина.

– Но ведь он в Нормандии! – выпалил Робер. – Он в Барфлёре.

– Судя по этому письму, уже нет. – Людовик сглотнул, чувствуя подступившую тошноту. – Он находится в Пуатье, и моя жена… моя бывшая жена… только что с ним обвенчалась.

– Боже милостивый!

Людовик никак не мог поверить тому, что узнал из письма. С души воротило, когда он вспоминал, как этот юноша появился при дворе. Потупленный взгляд, осторожные, но почтительные манеры, а за всем этим тайный умысел. Представив Алиенору и рыжеволосого анжуйского щенка в одной постели, он почувствовал, что внутри все перевернулось. Как она могла, всего два месяца спустя после развода, с мальчишкой девятнадцати лет? Да еще за его спиной. Стерва, шлюха!

– Они не могут так поступить! – взорвался Робер. – Они главные землевладельцы и должны спросить вашего разрешения на свадьбу. Поскольку ни один из них этого не сделал, их нужно призвать к ответу.

Генрих, граф Шампани, и его брат энергично закивали в знак согласия, поскольку последние события поставили под серьезную угрозу все то, чего они добивались, обручившись с дочерьми Людовика.

– Я вызову их сюда для ответа, – процедил сквозь зубы король.

– Вы думаете, они явятся? – недоверчиво фыркнул Робер. – Вам придется пойти дальше. Их брак родственный. Нужно написать в Рим, пусть к ним применят закон в полной силе.

Людовик кивнул, хотя внутри у него все кипело. Почему она так поступила? Из-за похоти, потому что она испорченная женщина? Или думает, что сможет манипулировать мальчишкой девятнадцати лет, как когда-то проделывала это с ним? Но Генрих Анжуйский, несомненно, страдал манией величия.

– Если они не приедут, я действительно пойду дальше.

– Поверьте мне, не приедут, – сказал Робер. – Лучше действовать раньше, чем позже.

– Я буду действовать, когда сочту нужным, – отрезал Людовик.

Он ушел к себе, разгневанный и униженный. Единственным утешением служило то, что если она не родила ему сыновей, то и Генриху не родит, ибо Господь обязательно их накажет и сделает бесплодными. В его собственной ситуации с наследниками виновата только она одна.

Король стоял на коленях перед переносным алтарем у кровати, когда попросил разрешения войти его камердинер.

– Что теперь? – возмутился Людовик. – Разве я не говорил, чтобы меня оставили в покое?

– Сир, простите, что беспокою вас, я бы никогда так не поступил, но пришло известие, что умер господин Рауль де Вермандуа. – И камердинер протянул письмо.

Новость не была неожиданной и тем не менее больно ударила по Людовику. Рауль всегда присутствовал в его жизни, с той самой поры, когда он вышел из монастыря перепуганным ребенком, чтобы унаследовать трон. Временами их отношения давали трещину, но в основном де Вермандуа служил ему хорошо; преданный политик, хоть и неспособный подавить свою тягу к женщинам. После него остались трое малолетних детей, которые теперь станут подопечными двора. К безумной мамочке их, конечно, нельзя отправлять, поэтому Людовику еще придется решать, куда их пристроить.

Он отослал камердинера и еще раз опустился на колени, чтобы помолиться за усопшего. Завтра пройдут мессы и прозвонят колокола в честь ухода Рауля. Людовик почувствовал себя деревом в лесу, вокруг которого валятся ближайшие деревья, одно за другим. Те самые деревья, что давали ему поддержку, укрывали своими ветвями. Теперь он остался один, отданный на милость всем ветрам.

– Как умер де Вермандуа? – Тетушка Агнесса, аббатиса Нотр-Дам-де-Сент, устремила на племянницу сострадательный, но любопытный взгляд.

Глаза у нее были светло-карие, почти золотые, и от них ничего не ускользало.

Алиенору угощали вином и восхитительными каштанами в меду, какими славилось аббатство. Она их обычно любила, но сейчас лакомство не доставило ей никакого удовольствия. Алиенора приехала сюда повидаться с Петрониллой, оказать внимание тетушке и сообщить о своем новом браке.

– Он давно чувствовал себя плохо, удалился от двора, но приступ настиг его в кровати с молодой женой, хотя ему было прописано воздержание. – Алиенора скорчила гримасу. – Им всегда управляли желания. Впрочем, Петронилла со своей ревностью приписывала ему больше подвигов, чем было на самом деле.

Агнесса покачала головой:

– Да смилостивится Господь над его душой.

– Полагаю, сестре совсем не обязательно это знать, – тихо добавила Алиенора.

– Разумеется, – согласилась Агнесса. – Такие новости приносят больше вреда, чем пользы.

– Как она?

Агнесса подумала секунду, прежде чем ответить.

– Ей гораздо лучше. Службы и ежедневные молитвы оказали благотворное влияние. Не могу утверждать, что Петронилла счастлива, но больше не безумна. Полагаю, она пока не готова покинуть нас – вполне вероятно, и никогда не будет готова, однако, по моему убеждению, монашеский обет она тоже не примет. Я отведу тебя к ней через минуту.

Алиенора поняла, что сейчас последует. В обмен на заботу о Петронилле ей захочется узнать о браке Алиеноры с Генрихом. И она рассказала тетушке все подробно, за исключением некоторых деталей.

– И ты довольна?

Алиенора расправила платье на коленях и взглянула на обручальное кольцо:

– Мне не на что жаловаться, впрочем я едва его знаю. Он почти сразу уехал в Нормандию.

– Из услышанного я поняла, что он умен и хорошо образован.

Алиенора улыбнулась:

– Он впитывает знания, как мох впитывает воду, и жаждет еще большего. Генрих никогда не находится в состоянии покоя, разве что если спит, и тогда он настолько неподвижен, что его дыхание едва слышно.

Ее взгляд потеплел. Во сне он выглядел таким молодым и беззащитным, что она невольно испытывала к нему нежность, отчасти материнскую, отчасти любовную.

– Вам предстоит еще многое узнать друг о друге. Ты пошла на большой риск.

– Зато этот вариант был гораздо привлекательнее других. Есть в Генрихе способность править империей. – Она вздернула подбородок. – Мы оба ею обладаем.

– Да, племянница, ты права. Я всегда так думала, еще с тех пор, как ты была маленькой девочкой. Ты всех опережала.

Покончив с вином и каштанами, Агнесса отвела Алиенору в тихую, залитую солнцем галерею, где вышивали две женщины: одна из них была монахиней, а вторая – Петронилла, одетая в синее платье, с простым белым вимплом на голове.

– Петра! – Алиенора пошла к сестре, раскрыв объятия.

Женщина оторвалась от рукоделия и посмотрела на Алиенору. Лицо напряженное, но взгляд ясный, разумный.

– Как я рада тебя видеть! – Алиенора расцеловала сестру в щеки и тепло обняла. – Я слышала, ты поживаешь хорошо!