Лето, бабушка и я

— Так, ее же надо было уксусом гасить, — озабоченно вспоминала я, — а какая разница? Они же там все равно перемешаются!

И налила уксуса из бутылки — темного винного, щедро, чтобы вровень с содой.

В миске бултыхалась склизкая масса с бурыми пятнами и яркой химической вонью.

— Уй, яйца забыла, — спохватилась я и побежала в курятник за свежими.

— А, сковородку забыла нагреть, — вспомнила я по дороге и вернулась.

— Нагреть — значит, огонь хороший, — азартно зажгла я газ и вернулась к добыванию яиц.

Поиск занял больше времени, чем могла выдержать чугунная сковородка, потому что за мной бегал бешеный петух с кроваво-красной бородой. Куры тоже особой радости не выказывали, но клюнуть меня в руку рискнула только одна. Яйца побились вместе со скорлупой, ее вылавливание пальцами искомой красоты блинному тесту тоже не прибавило.

— Ничего, все перемешается, — лихорадочно приговаривала я, стараясь ложкой раздавить комочки, которых было больше, чем теста.

Масло бабушка велела растопить и влить, но — как отмечено выше — по моей версии, все могло перемешаться прямо на сковородке.

Масло повело себя странно: оно мгновенно съежилось, растеклось, почернело и задымило.

Я лихо плеснула половником порцию теста.

Буквально недавно по телевизору показывали японский фильм «Цунами»: думаю, что натурные съемки можно было провести на моем первом блине — масло завизжало и бросилось во все стороны, тесто присохло и обуглилось, сковородка праведно спалила его в черные кружева.

Вонь стала напоминать ремонтные работы асфальтоукладчиков возле нашего дома в Батуми. Я зачарованно смотрела на сизый дым и перебирала варианты: то ли отволочь миску с тестом Бимке — он все сожрет, то ли залить все водой, то ли просто бежать за помощью.

— Выключи! Газ выключи! — бабушка пришла вовремя.

Боже, какое счастье!

— Ничего, первый блин комом, — успокоила меня бабушка, когда мы ликвидировали следы разрушения и отскребли сковородку.

— Что за ерунда, блины какие-то, — удивился папа. — Лучше начинать сразу с харчо!

Бабушка выразительно закатила глаза, но смолчала.

— Вообще-то в самом деле пора тебе учиться готовить, — сказала она, — а то на третий день…

— …задницей дверь открою! — закончила я главную страшилку моей жизни.

— Когда готовишь, мамочка [16] , всегда немного отсыпь от порции. И сложи про запас — куда-нибудь в баночку. Например, делаешь мчади — горсточку муки отсыпала, или рис, или лобио. А вдруг случится так, что денег нет, все поиздержалось, а у тебя — раз! — и на один обед запасов набежало. Хозяйка должна быть нерасточительная.

Все оставшееся лето бабушка внушала мне принципы своей кухни.

— Когда начинаешь готовить, не хватайся сразу за все: доведи до ума одно блюдо, потом другое. И посуду всегда мой в процессе! У тебя там что-то варится, а ты не сиди, ты в порядок все приводи!

16

Бабушкино ласковое обращение к детям, «деточка» наоборот.

— Дидэ, это же сколько у меня баночек должно быть в доме, если все отсыпать горсточками? Где их все хранить, интересно?

— Язык вырву и в руку дам. А посуду когда моешь потихоньку, под конец у тебя все будет чисто — экономия времени! И я тебя умоляю, не клади много масла, весь вкус перебьет.

— Ну здрасте, с маслом все такое — м-м-м-м!

— Ага, потому у вашей породы задницы у всех как чемоданы. Так, давай суп варить. Картофельный, самый простой!

Мы рвали пучки свежей зелени в огороде, перцы и помидоры, резали лук, тушили морковь.

— Режь красиво, самую простую еду можно сделать такой аппетитной, что лучше вашего мяса!

Бабушкин суп в самом деле был похож на аквариум: внутри было золотисто-зелено, плавали рачки-морковки, акулы-картошинки, колыхались водоросли петушки и укропа, степенно тонули киты-клецки.

Вечером бабушка в печке пекла тыкву.

— Ах, как я это люблю, — счастливо вздыхала она, наливая тонкой струйкой мед на дымящийся оранжевый тыквин бок, потом поднимала к небу лицо и обе ладони: — Господи, ты-то знаешь, как я тебе благодарна, храни всех моих детей, прости меня за это маленькое удовольствие.

Как будто съесть тыкву с медом было преступлением. Мне она не казалась такой уж вкусной — мед, ужас какой, но ради бабушки я тоже делала вид, что это лучший десерт в моей жизни.

— Остальному тебя мама пусть учит. Всякие сациви — это она мастер, а у меня еда вся простая. Не до роскоши мне было, мамочка. Есть у меня хлеб и сыр, я уже от радости по небу рукой провожу. Вы-то сейчас по-другому, Бог вам все дал, только цени, еду не выбрасывай.

И бабушка целовала горбушку, перед тем как ее съесть.

Бабушка и родственники

Бабушка считала, что все родственники должны знать друг друга в лицо.

И причина у нее была не какая-нибудь гуманитарно-абстрактная, а самая что ни есть прикладная:

— А если какой-нибудь парень в тебя влюбится, и у вас там закрутится, пусть Господь нас укроет, ИСТОРИЯ?! И потом окажется, что он — родственник?! Нет, нет, не дай бог, за тридевять земель от нас такой позор! Лучше заранее все предусмотреть.

Предусмотрительная бабушка каждые выходные надевала на меня парадно-выходной костюмчик (чтобы видели, какой ребенок обихоженный), но и не слишком украшала — например, богатые волосы мои не распускала, а заплетала косы в морской канат (а то сглазят, я же их знаю), себе слегка рисовала черным брови (э, женщина всегда должна быть в порядке, а не как некоторые), брала сумку с гостинцами, и мы ехали — а куда-нибудь.

В голове у бабушки был четкий график объезда родственников — она никого не путала, по два раза могла съездить только в случае особой приязни, а поводы для визитов находила по датам рождений, свадеб или взаимовыгодного сотрудничества в аграрной области.

Эта традиция имела и обратную сторону — все эти многочисленные родственники считали своей обязанностью возвращать долги, причем визиты обычно были не просто из вежливости, а непременно с какой-нибудь просьбой, которую попробуй не выполни: чаще всего помочь с поступлением очередной деревенской девице, жаждавшей повысить свои ставки на брачном рынке дипломом о высшем образовании.

Факультет не имел ровно никакого значения: куда получится, туда девицу и всовывали.

Жить на время повышения брачных ставок предполагалось у нас, кто бы сомневался.

Девицы сменяли одна другую, и все как одна сводили нас с ума деревенскими привычками — например, встать в шесть утра и начать громыхать шваброй или стиркой, чтобы все слышали — о, какая завидная невеста!

— Какой грешный петух тебя поднял с утра?! Это у вас в селе надо двор мести с самого рассвета, а тут — людей разбудишь, и главное — умойся как следует, и в ночнушке не броди! — наставляла бабушка девицу таким ласковым тоном, что мороз продирал до костей.