Лето, бабушка и я

Место неописуемо чудесное.

Красная земля, пологие холмы, выше — террасы с цитрусовыми деревьями, и высоченный дуб, как хранитель округи.

— А туда можно зайти? — спрашиваю я, в надежде добраться до дуба.

— Лучше не стоит, чужая земля, — говорит бабушка, разбирая свои саженцы. — Ты же его видишь, зачем руками трогать — и так хорошо, издали.

Бабушкин участок занимает собой склон ниже площадки, на границе с лесом растет орешник, с другой стороны идет сельская дорога.

За нас обычно идет драка — к кому пойдем ночевать. Кто первый успеет — тот и победил! Вот и сейчас слышны голоса с дороги — вот, вот, идут!

Это сестры Далика и Дарико, дети Джемала.

— Фати-бицола, с приездом! Давайте мы вам поможем, быстрее закончим и к нам пойдем!

Деревенские девочки, привычные к земле, молниеносно сажают помидоры в четыре руки.

— Ох, дай вам Бог хороших мужей найти, и здоровья, и много детей!

Я слоняюсь как неприкаянная — ничего делать не дают, «руки испортишь». А чего мне бояться руки портить, когда я цемент замешивала лопатой?!

За работой и разговорами солнце склонилось к закату.

— Принесите-ка мне сумку, я ее возле крана бросила, — командует бабушка.

Мы идем вдвоем с Даликой в гору. Про нее бабушка как-то сказала, что ее жалко — немного не того, мол, девочка. Дарико вышла шустрая и боевая, а эта — как замедленный кадр, почти все время молчит, нерешительно улыбается, а когда играем в «домики», ей никогда не достается роль матери.

Возле крана — заболоченное озерцо из вечно льющейся воды.

— Смотри — лягушка! — с круглыми глазами кричу я.

— Ты что, лягушку никогда не видела? — удивляется Далика.

— Как нет — у нас во дворе один раз даже целая жаба прыгала. Фу-у, какая страшная!

— А знаешь, что будет, если лягушку убить?

— Что будет? — замирая от страшной тайны, смотрю я на бедную лягушку.

— Дождь пойдет, — загадочно произносит Далика.

— Такого не может быть, — неуверенно мотаю я головой.

Далика подобирает с земли камень и метко попадает прямо в ничего не подозревающую квакшу.

— Зачем ты ее убила — ну зачем, она же безобидная! — У меня от жалости мурашки по коже, и вот-вот слезы защекочут в носу.

— Посмотри, что будет, — убеждает меня Далика.

Вдруг над площадкой пролился дождь.

— Видишь, видишь? — возбужденно говорит Далика, солнце продолжает светить сквозь легкие теплые струи.

Задрав голову наверх, вижу маленькую радугу.

— Это все знают: если хочешь, чтобы пошел дождь, надо убить лягушку. А если дождь и солнце — значит, шакалы играют свадьбу, — продолжает меня удивлять Далика.

Дождь прекращается неожиданно, как будто небесный шутник повернул вентиль.

— Что вы там столько возитесь? — зовет снизу бабушку, прикрывая глаза ладонью.

Сумка стоит на бетонных брикетах и покрыта водяной пылью.

Вытираю пальцами влагу — значит, дождь в самом деле только что прошел, только мне вряд ли кто поверит.

Когда-нибудь бабушкин дом будет готов, и радуга над ним будет стоять сама по себе, без лягушек.

Как похитили мою кузину

В один прекрасный день папа вернулся с работы позже обычного. Был он устал и совсем слегка навеселе.

— Когда успел, где успел, — вполголоса бормотала теща, накрывая на стол.

— Не надо, я у брата перекусил, — отказался папа и поведал, в чем причина опоздания.

Оказалось, мою кузину, дочку папиного брата, живущую в получасе езды — в другой деревне, — вчера поздним вечером похитили.

Я выпучила глаза, чтобы меня, как обычно, не выставили вон, и слушала, боясь шелохнуться. Это же надо — живого человека похитили! Ту самую Марину, пышногрудую, с волной каштановых волос и родинкой над верхней губой! Хохотушку Марину, молниеносно накрывшую стол буквально неделю назад на двадцать человек и только что окончившую школу!

Бабушка так и села, уронила миску на колени и запричитала.

— Бедная, бедная ее мать, такая девочка, всем на зависть, вырастили ребенка для какого-то ирода! А кто хоть украл, знают?

— Знают, — выпив воды, неторопливо сказал папа. — Это те самые, с кем у нас кровная месть была сто лет назад. Нашли что вспомнить! Завтра поедем на переговоры.

Украли!

Кровная месть!

Переговоры!

Положительно, в городке Б. у меня совсем другой мир, школа и музыкалка, а здесь — настоящая жизнь!

Следующие несколько дней были полны событий — правда, я в них участия не принимала, только собирала девочек и с упоением обсуждала с ними новости, прибывающие по воздушной почте.

Папа утром побрился, надел выходной костюм и белый цилиндр — как называли у нас шляпы, и сел в поданную к воротам машину с хмурым водителем — братом украденной невесты.

Женщины тоже обсуждали свежайшие новости, мы пеленговали темы из кустов неподалеку.

— …мать девочку за ведром послала к соседке, она вышла за ворота, а там — этот сидит, в машине ее ждет!

— А чего она, дуреха, не побежала сразу?

— Кто ж знал! Она с ним со школы знакома, подошла поговорить, а он ведро у нее выхватил и по башке!

Женщины шумно заахали, не вынеся драматизма момента.

— А закричать она не могла?

— Да кто там услышал бы — вечер, все по домам сидят. А он ее быстро в машину, и вперед!

Открыв рты и вытаращив глаза, мы собирали все крупицы информации. Мне представлялось, что Марина сидит в башне, бледная, босая, оборванная, и рыдает, вцепившись в решетки.

— …а мать, говорят, по земле каталась и выла от горя — это же враги, враги, она хочет любой ценой девочку забрать. Только вот отдадут ли?

Женщины смаковали подробности, наращивали детали, месили краски, раздували до небес — все-таки не так богата была их жизнь яркими эмоциями, надо было выжать из случая все возможное.

Папа мне представлялся благородным королем, вызволяющим красавицу из башни. Хотя он толст, усат и лыс, и на рыцаря не тянул, — к тому же немолод и приходится красавице дядей, больше никого на эту роль не находилось.