Лето, бабушка и я
Шрифт:
В сумке перед обратным отлетом мне попался пакет. Я не вспомнила, что там, открыла — тапочки. Меховые вышитые тапочки с оленьим мехом.
Подарок
Куклу привезли из Германии в магазин «Военторг» и поставили на верхнюю полку в один ряд с корявыми бледно-коричневыми крестьянками в безумных нарядах, с мочалом вместо волос и вылезающими из орбит глазами в жестких ресницах.
Сама-то Кукла была — во-первых — резиновая, а не пластмассовая, она была одета — во-вторых! — в короткое солнечное платьице и белые туфельки, и темно-рыжие волосы у нее были схвачены в две косички. И в-третьих и самых главных, она была красива: лазурные глаза, талия и небольшая
Довольно быстро ее купили — седая худощавая женщина с крапчатыми руками в зеленом ситцевом халате в «турецкий огурец» Кукле понравилась, потому что выбрала ее сразу и восторженно ахала и охала, крепко ухватив за талию. Конечно, купила не себе — Кукла прекрасно знала, что ее судьба — достаться какой-нибудь девочке.
Ну вот и хозяйка: она оказалась совсем крошечная — смешная, с хвостиком-фонтаном на круглой голове, похожая на птенца белой совы, она схватила Куклу за волосы и потащила в рот, и купившая Куклу женщина, видимо — бабушка, забрала ее немедленно, поставила Куклу на шифоньер, и пришлось долгие месяцы наблюдать оттуда за тем, как растет Девочка-Совенок. Впрочем, Куклу это устраивало — вырастет, ума наберется.
Игрушек было вообще-то море.
Кукла видела бесчисленных разнополых пупсов, кубики и мячики, юлу и кегли: девочка была в доме самая маленькая, и ей все несли и несли дары по наследству от старших. Среди игрушек попались даже негритенок, пионер и швейная машинка — миниатюрная, но настоящая! Кукла уже потеряла надежду, что про нее когда-нибудь вспомнят, и в один прекрасный день Совенок задрала лицо вверх и посмотрела на нее, и уверенным басом заставила достать красавицу в солнечном платье с шифоньера.
Кукла польщенно сказала «ма-ма» несколько раз, потом заглянула своими бирюзовыми глазами в зеленые круглые радужки в рыжих лучиках и — наконец-то они познакомились. Вспыхнувшую любовь Совенок проявила самым радикальным образом: стащила с Куклы платье, трусы, туфельки и сгрызла ей пятки.
Бабушка успела отобрать Куклу как раз в тот момент, когда Девочка самозабвенно стригла Кукле волосы — остались как раз две пряди по обе стороны лица, бабушка снова их прихватила резинками, надела обратно платье, трусики и одну туфлю — вторая улетела через окно, но этого никто не видел, и теперь Кукла стояла наверху босая и — с навсегда сжеванными пятками.
Пришлось любить друг друга на расстоянии — девочка не доставала до Куклы, даже стоя на стуле. Она время от времени закидывала голову назад, взвывала и требовала свою игрушку, но бабушка была тверда, и так прошли годы — Кукла не умела считать время.
Девочка стала большая, у нее появились длинные косы, похожие на гладкие веревки, она уже умела доставать что угодно откуда хотите, и однажды она подпрыгнула и цапнула свою Куклу.
Теперь им никто не мог запретить любить друг друга — девочка вымыла ее под краном с мылом, да так что теперь вместо «ма-ма» Кукла стала хрипеть «мгм-хр-р-р-р». Зато волосы ее были высушены и накручены карандашом в локоны, а вместо единственного платьица появились наряды на все случаи жизни: например, халатик из бабушкиного отреза, за который девочка получила свою долю тумаков: «Кто же из середины вырезает, ни на что теперь не хватит, совсем мозга нет!»
Или туфельки от другой куклы, которые были великоваты и спадали с ноги, но это было неважно — Кукла в конце концов работала по специальности: спала вместе с девочкой, слушала ее светские беседы, терпела бесконечное рисование, мытье и снова рисование лица, в общем — жила полной жизнью.
Никогда девочка
не давала Куклу никому — даже двум маленьким новым девчонкам, которые смотрели на Куклу такими жадными глазами, что ей становилось не по себе, и она старалась закрыть глаза поплотнее и прикинуться спящей в своей постельке, которую девочка сшила ей с бабушкиной помощью: стеганое атласное одеяло, подушка с кружевами и даже коврик возле кровати. Бабушка как раз и учила девочку, что нечего свою любимую Куклу давать маленьким — она и без того передала им все свои остальные игрушки, кроме швейной машинки.Хотя однажды Кукла все-таки досталась на время одной из девчонок — девочка взяла ее вместе со всей сумкой приданого и отвезла — надо полагать, не домой, а в какое-то неприятное место, где стояла уйма кроватей, плохо пахло и было много плачущих детей.
Кукла терпела эту поездку месяц, ее целыми днями переодевали и вертели, но было даже интересно — потому что вот так проживешь всю жизнь в одном доме и ничего не увидишь. Правда, иногда Куклу вывозили в деревню — там было скучновато, и крошечные паучки моментально начинали к ней клеиться.
Потом девочка стала заниматься Куклой все реже и реже — волосы-веревки укоротились и превратились в пышный хвост, и она забывала переодевать Куклу и накручивать ей локоны. Она долго болтала по телефону, к ней приходили другие девочки, а иногда и мальчики. Они говорили часами, хохотали, кидались подушками, висели на окне, пели, иногда плакали, молчали, ели мандарины и бросали шкурками в прохожих.
Когда девочка стала совсем большая, она собрала чемодан и положила туда свою маленькую подушку, сшитую бабушкой, и Куклу — бабушка уже к тому времени стала совсем старенькая и ходила осторожно, держась за стенки. Кукла иногда думала — может быть, если бы не бабушка, то и она, Кукла, была бы не нужна девочке — потому что все остальные подарки она теряла без сожалений.
Кукла очутилась в странной комнате — там жили еще три девочки и были только кровати, шкаф и стол, и больше ничего. Тут девочка совсем забыла про Куклу — только ночью укладывала ее на подушку рядом, сама же сворачивалась в клубок, а утром наспех причесывала и убегала.
Так прошло какое-то время, и они вернулись домой.
Дом стал совсем другим — в нем было темно и холодно, и почти никто из прежних жителей не появлялся. Девочка стала мрачная, молчаливая и часто плакала — одна курила у окна и плакала, иногда посматривая на Куклу.
— Джина, — говорила она, — бабушки нет, и дома нет. Только ты у меня осталась.
Брала ее на руки и прижималась солеными губами к мягкому розовому лбу.
Потом Кукла очутилась в шкафу.
Сколько она там провела времени — никто не знает.
Но однажды ее оттуда извлекли, и Кукла услышала девочкин голос:
— …да на черта мне эти сервизы, а Джину я заберу. Познакомься. И пуфик мой возьми, в него столько всего влезает…
Так Кукла оказалась в новом месте — там девочка появлялась вечерами и готовила еду. Рядом с ней был мужчина, которого она кормила, иногда они танцевали, а потом долго разговаривали — и мужчина часто уходил, хлопая дверью, а девочка начинала курить и звонить по телефону.
Потом они переехали.
Кукла снова оказалась в шкафу и сидела там долго, смирившись с тем, что теперь о ней не скоро вспомнят — и оказалась права, потому что, когда ее достали, на кровати сидел маленький круглый мальчик — очень похожий на Девочку-Совенка, какой была когда-то хозяйка.
Мальчик схватил куклу за ноги и попробовать укусить за пятки.
— Поздно, мой птенчик, пяток уже нет давно, — сожалела девочка, глядя на Мальчика-Совенка. — Эй, эй, что ты делаешь!
Мальчик поковырял Кукле глаз, и девочка страшно расстроилась, даже оторвала Кукле голову и принялась изнутри пытаться чинить. Глаз стал немного косить — поэтому Куклу снова засунули в шкаф.