Летучая мышь

– Вообще-то, - сказал я, - Киллигрю этим и обязан заниматься.

– Вообще-то, - повторил Пабджой с кислой миной, - Киллигрю превышает свои полномочия и действует через наши головы.

– Да кому это повредило, кроме самого Сэвиджа?

– Беда в том, что правительство теперь просто обязано принять меры, раз уж пресса сочла своим долгом оповестить всю страну. А русские отплатят нам той же монетой. И парочка лучших моих сотрудников вылетит из Москвы, получив под зад коленом. А где мне взять им замену, а, Кэри? Когда работать никто не хочет и не умеет?

Я изобразил лицом нечто вроде сочувствия.

– Какого черта, - продолжал Пабджой, - нам не дают действовать спокойно, как подобает цивилизованным разведчикам? Зачем подымать трезвон по поводу каждого третьестепенного шпиона?

– Действительно - зачем?

– Поговорю-ка я с кем-нибудь из русских, - задумчиво сказал Пабджой. С Геннадием, скорее всего. Может, уладим как-нибудь. Но Киллигрю такую кучу расшевелил, черт бы его побрал...

На том я и ушел, а когда полчаса спустя он меня снова вызвал, в его кабинете восседал Хенк Мант - раскинулся в кресле с блаженным видом.

Минут двадцать я отчитывался - пришлось ввести американца в курс дела, ничего не скрывая: изложить историю Марка Сегюра и объяснить, как я вышел на Бракони. Пока я говорил, Эндрью Пабджой помалкивал, вертя в пальцах карандаш и только потом задал вопрос:

– А к Маршану имеют отношение все эти дела?

– Маршана подозревали в предательстве. Маршан часто бывал в Конше заметьте, столь занятой человек находил время для визитов в такую дыру. В Конше жил Бракони - человек, располагавший не соответствующими его статусу коммуникациями. Во время войны он был знаком с Маршаном. То есть, мы установили, что министр был связан с заведомым шпионом.

– Мое мнение, Чарли, - попыхивая трубкой, произнес Хенк, - что такая связь неспроста. Хотя у нас и нет пока доказательств, что они лично встречались.

– Людей вешали и с меньшими уликами, - возразил я.

– Ну уж нет, - сказал Пабджой, - Только не у нас в Британии.

Я почувствовал раздражение:

– Вы хотите сказать, что не верите, будто Маршан был связан с Бракони?

– Я хочу сказать, что мой отчет министру не прозвучит достаточно убедительно.

– Согласен с Эндрью, - поддакнул гость.
– Нужны дополнительные данные.

– Конечно, нужны. Я и собираюсь их добыть, - сказал я.

– Каким образом?

– Просмотрю документы гестапо и военной разведки - куда, кстати, ваши военные подевали их, когда забрали из Лиона?

– Они в Берлине. В Целендорфе - там находится специальный центр. Только, знаешь, у Барбье мало нашлось интересного.

– Не очень я этому верю, но неважно. Могу я познакомиться с тем, что хранится в Целендорфе?

– Рад буду помочь. Я свяжусь с нашим представителем.

– Кто там у вас, все ещё Уолтер Бейли?

– Он самый.

– Я его знаю, разыщу на месте.

– Он мог бы тебя встретить в аэропорту.

– Вот еще! Каждая собака в Берлине знает, чем занимается старина Уолтер. На публике с ним лучше не появляться.

– О кей, - сказал Хенк, - Было бы неплохо посмотреть эту штуку в Конше. У нас есть люди, которые в этом здорово разбираются.

– Подождем, что Гарри скажет. Пусть будет первооткрывателем.

Пабджой по внутреннему телефону попросил Пенни, чтобы она пригласила Гарри. И первым делом, когда тот пришел, спросил, нужна ли помощь.

– Спасибо, нет.

– Уверен?

– Вполне.

– А то наши американские друзья готовы...

– Не надо, спасибо.

Получилось несколько неловко, и Гарри попытался смягчить свой отказ:

– Я знаю ребят из американского спецподразделения. Если что - я с ними свяжусь. Но у нас и свои специалисты неплохие.

– Когда будет готов полный отчет?

– Денька через три-четыре.

– Отлично, - сказал Хенк, Но мои люди всегда рады оказать услугу, не стесняйтесь к ним обратиться.

– Спасибо, - повторил Гарри уже в дверях, - ничего нам не надо.

Когда ушел и Хенк, Пабджой сказал:

– Надо бы Вавра попросить послать кого-нибудь в этот Конш.

– Если он этого не сделал до сих пор, то теперь уже там делать нечего, - я вспомнил "мерседес" на дороге.
– Разве что мы выразим таким образом готовность к сотрудничеству.

– Ладно, я с ним поговорю потом, - сказал Пабджой.

В тот же вечер я позвонил Отто Фельду.

– Возвращаюсь завтра в Париж, - сказал я ему, - Надо бы повидаться. Может, позавтракаем вместе?

– Дурацкая американская привычка - деловой завтрак. Что, плохи твои дела?

– Хуже некуда. Но, может, мне это только кажется.

– Ладно, приду. Закажи мне овсяные хлопья.

За едой - у него хлопья, у меня яичница - я объяснил ситуацию.

– Понимаешь, это задание не хуже всякого другого, но никогда ещё я не ощущал себя в таком проигрыше. А тут ещё Хенк Мант норовит стать хозяином положения.

– Чем я могу помочь?

– Ты не находишь, что все эти копания в прошлом Маршана - дурацкая затея?

– Конечно, нахожу. В том смысле, что расследования такого рода никогда не приносят того результата, который с самого начала ожидается. Какой-нибудь результат да будет, только не тот, на который рассчитываешь.

– Тогда на кой черт я время теряю?

– Это ведь твоя профессия, не так ли? Кто ты такой, приятель, чтобы получать радость от работы, чем ты лучше остальных?

– Звучит хорошо, только я не о том. Вот уже три человека умерли - и ещё кто-то умрет. Может, я сам. А чего я, собственно, добиваюсь?

– Чтобы премьер-министр получил ответ на свой вопрос - неважно, правдивый или нет. А тебе, если уцелеешь, дадут новое задание - столь же идиотское.
– Произнося это, Отто с наслаждением уплетал свои хлопья и попросил ещё кофе.

– Отто, знаешь, я иногда думаю, что с работой надо завязывать. Не то, чтобы нервы не выдерживают - нервы у меня в порядке, - но просто хочется делать что-то, что имеет значение и смысл.

– А контрразведка, ты считаешь, не имеет ни значения, ни смысла?