Летучая мышь

– А как Маршана ко всему этому пристегнуть, мы все равно не знаем.

– Он был с этим связан, - сказал я, - Улики, хотя и косвенные, но сильные. Мы твердо знаем, что Бракони был агентом и работал на Хенка или на кого-то вроде него. Независимо от того, работал он только на американцев или был двойным агентом, Маршан действовал с ним заодно. Нам точно известно, что Маршан норовил заскочить в Конш при всяком удобном случае, пользовался для этого любым предлогом. Сопоставьте это с рассказами французских коммунистов и Мюллера о том, чем эти двое занимались во время оккупации - тут вывод сам напрашивается.

Пабджой, казалось, не слушал. Его карандаш скользил по бумаге, изображая большой квадрат.

– Передача информации была отлажена отлично, - произнес он, - Никаких встреч, никаких записей. Все строилось на редкостном умении Маршана запоминать детали. Все бы хорошо, если бы не Бракони. Он был слабым звеном. И ещё тот, кто его контролировал, - Пабджой перешел к внешней отделке нарисованного ящика. Внезапно он произнес резко:

– Можешь выкинуть из головы все, что Гарри тут плел насчет русских. Как они там подслушивают в космосе. Жизнь не так уж сложна. И ни к чему нам вся эта экзотика. Если уж к русским попадала секретная информация, так более простым путем.

ГЛАВА 24

Париж принаряжался к Рождеству, будто старая упрямая кокотка. Тысячи лампочек на припорошенных снегом деревьях вдоль Елисейских полей сверкали, как фальшивые бриллианты. Роскошные магазины на Фобур-Сент-Оноре, по соседству с английским посольством, дошли до такой изысканности, что даже казались несколько вульгарными. В витринах кондитерских красовались большие шоколадные поленья - подобие тех, что будут гореть в сочельник в каждом очаге. Кристиан Диор предлагал своим покупателям постели для кошек с матрасами из меха норки - прекрасный рождественский подарок тем, у кого есть все на свете, даже кошка.

Прямо в аэропорту я взял напрокат "Рено" и поехал в отель на улице Флерюс, пребывая в счастливом неведении о том, какое огромное несчастье ждет меня впереди. Да и как я мог его предугадать!

Из отеля я первым делом позвонил Изабел и пригласил её поужинать вместе.

– В Париж занесло одну мою почтенную родственницу. Но к девяти освобожусь.

– Отлично, - сказал я и тут же набрал номер Баума.

– Приходите ко мне на работу, - предложил он.
– Не забудьте - я на третьем этаже, а не на седьмом. Ха-ха! Давайте прямо сейчас.

Чтобы добраться до штаб-квартиры ДСТ, пришлось взять такси: на улице Соссе всегда проблема с парковкой. Баум встретил меня радушно:

– Садитесь, мой друг, и полюбуйтесь на этих молодчиков, - на столе перед ним аккуратными пачками были разложены фотографии, - Может, кого-то узнаете.

Я тщательно просматривал снимки - сплошь арабы, но ни одного знакомого лица. Зато повезло с сотрудниками "Софранала".

– Одну камеру мы установили напротив входа, на первом этаже, объяснил Баум.
– Использовали также крытый грузовик. В объектив попали, во-первых, все, кто работает в здании, то есть те, кто приходит утром и уходит вечером. Во-вторых, визитеры - их фотографии посмотрите отдельно, хорошо?

Специалисты из контрразведки времени не пожалели, сфотографировав целую армию людей, входящих в двери и выходящих из тех же дверей. Просмотрев примерно половину пачки, я обнаружил изображение мужчины высокий, сутуловатый, в плаще и темной шляпе.

– Та-ак!
– приветствовал я его, - Вот он, наш самозванец! Лже-Баум...

Баум забрал у меня снимок, положил в тетрадь. Через минуту ещё один знакомец - плечистый, без шляпы, но в меховом пальто.

– Один из тех, кто меня бил.

Баум взял и этот снимок, а я принялся искать второго своего мучителя, но напрасно. Баум смахнул со стола в ящик все просмотренные снимки и водрузил передо мной последнюю пачку со словами:

– Теперь визитеры.

Самой верхней оказалась фотография Альбера Шавана. Крупный, вальяжный, он только что вышел из дверей и глянул прямо в объектив.

– Так и знал, - улыбнулся Баум, заметив мое недоумение.
– Я сам сильно заинтригован.

И снова неожиданность: фотография весьма непрезентабельного субъекта. Кричаще яркое клетчатое пальто, в руке - нечто вроде мехового треуха, короткая стрижка, взгляд устремлен куда-то вбок - Хенк Мант собственной персоной.

Я взглянул на Баума, он улыбался, но глаза из-под кустистых бровей внимательно прощупывали меня.

– Я многое вам должен рассказать - многое, что связано с этим типом.

– Надеюсь, что в своем рассказе вы не обойдете и того, что произошло в Конше.

– Безусловно, - отозвался я.

Поскольку больше смотреть было нечего, Баум велел принести кофе. Когда пожилая суровая секретарша явилась с дымящимися чашками, он откинулся в кресле и пригласительно помахал пухлой рукой: мол, начинай.

– Я предпочел бы говорить в другом месте.

Кустистые брови взлетели вверх:

– До такой степени нам не доверяете?

– К вам лично это не относится. Но микрофонов не люблю. Никогда не знаешь, кто там, на другом конце.

– Не стану вас уверять, будто в этой комнате нет микрофонов.
– Да хоть бы и стал - вы не обязаны принимать мои слова на веру.

– Давайте потолкуем за обедом. Как раз самое время, - предложил я, Приглашаю вас к Друану - отметим таким образом наш успех, хотя особой радости он нам и не принес, скорее, наоборот.

В машине по пути в ресторан мы обменивались ничего не значащими фразами. Глаза водителя устремлены на дорогу, но уши ведь свободны. Устроившись, наконец, в красивом старинном обеденном зале, мы заказали обед. Выбирая вино, я спросил у моего спутника совета, он порекомендовал "Вувре".

Официанты суетились вокруг нашего стола, поправляя салфетки и перекладывая ножи-вилки. Прибыла бутылка - запотевшая, прямо из погреба, её торжественно откупорили.

– Обед за свой счет, - сообщил Баум, - Нам у Друана обедать не положено.

– И нам не положено, - сказал я.
– Так что придется заплатить.

За едой, с небольшими перерывами, вызванными появлением официанта, я изложил Бауму свою сагу, этап за этапом, заполняя прежние вынужденные пробелы и продвигаясь постепенно к финалу, в котором важную роль исполнял Гарри, а подыгрывал ему сам Пабджой. У меня не было полномочий демонстрировать столь полное доверие представителю чужой спецслужбы, но ведь и Баум не обязан был мне помогать. Он слушал молча, наслаждаясь едой, но не пропуская при этом ни единого слова.

– Хочу кое-что добавить, - сказал он, когда принесли кофе.
– Прежде всего - насчет Бракони. Мы поговорили позавчера с Пабджоем по телефону о том, о сем, и после этого звонка я послал в Конш своего сотрудника. В гости к покойному Бракони. Ничего он там не обнаружил. Ни тебе трупа, ни радиопередатчика. Но в доме кто-то побывал, беспорядок там страшный. Я его попросил проверить на почте в Родезе корреспонденцию до востребования - нет ли чего для Бракони? Там обнаружилось шесть неполученных посланий, пять из них - газеты. А шестое - письмо, отправленное из Парижа, в нем всякие семейные новости, но нас это не убедило и мы все же передали его в лабораторию - пока результатов нет, - он отхлебнул кофе и продолжал: