Летучий голландец
Шрифт:
Ирина вынула руку из-под стола и потянулась к стакану с рециной.
— Тебе не поплохеет? — спросил он.
Она засмеялась и сказала:
— Я жду!
Банан напрягся, вспоминая.
В голове загудело, начали всплывать отдельные слова.
Слова складывались в строчки, строчки он той же деревянной палочкой, которой поддевал улиток, вытягивал изо рта и раскладывал на тарелке перед Ириной — поверх блестящих масляных раковин, точно незапланированный гарнир.
Да, я круче всех на свете,— Боже, как просто! — воскликнула Ирина. И, помолчав, добавила: — Хочешь, я тебе объясню, что он имел в виду?
— Не пей столько, — взмолился Максим. — Как мы поедем обратно?
— Ты поведешь!
Он не смог ей признаться, что, пожалуй, единственное, чему он не обучен, — так это водить машину, причем никогда не испытывал от этого неумения ни малейшего дискомфорта.
— Мне нравится, как водишь ты, — кратко ответил он.
— Твой друг умер, — сообщила Ирина.
— Догадываюсь, — проговорил Банан.
— А черный решил, что он и есть твой друг!
— Тебе бы кино снимать, — сказал Банан. — В Голливуде…
— С тобой в главной роли, — подхватила она, — с постельными сценами!
Хозяин таверны, проходивший мимо, засмеялся и помахал им рукой, будто говоря: «Я рад, что вам у меня так хорошо, кроме хохлюс попробуйте еще мое сфакьяни турта, больше никто в округе так не готовит баранину с творогом на листовом тесте, запеченную в духовке!»
— Он разговаривает с тобой как бы не отсюда, понимаешь?
— Понимаю! — ответил мало что понимавший Максим и опять подумал о том, как они будут добираться до побережья.
— Ну вот, — продолжала Ирина, глаза у нее были совершенно счастливые, помада с губ давно стерлась, она смазала остатки салфеткой и бросила ее в пепельницу, — но черный помнит про ампулу в хранилище и советует тебе…
— Да, — согласился Банан и продекламировал уже навязшие в зубах строчки:
Как вернешься ты домой, найди стеклянный предмет И шикарную чиксу с крутым набором гамет.Ирина низко наклонилась над столиком и прошептала ему в ухо:
— Вот он и говорит: найди ампулу и упри! Ты ее упер?
— Упер!
— А дальше найди классную чиксу…
— Девку? — уточнил Банан.
— Девку, телку, в общем классную, молодую, готовую к оплодотворению чиксу, не такую, как я…
— А дальше? — спросил Банан.
— А дальше я еще с биофака помню. Гаметы — это клетки, наиболее подготовленные к оплодотворению, чем круче гаметы, тем больше шанс забеременеть и выносить плод, а ведь чего от тебя хотят?
— Догадываюсь, — не очень весело ответил Максим.
— Черный предложил тебе обрюхатить какую-нибудь чиксу спермой твоего же друга. То есть его, черного спермой. Но так как черный — на самом деле совсем не тот, за кого себя выдает…
— Его
не существует, — бесстрастно проговорил Банан. — Он мне приснился.— Хорошо, — развеселилась Ирина. — Пусть его не существует, но ампулу ты нашел?
— Нашел!
— Упер?
— Упер!
— Вот видишь! Осталась ерунда: найти девку и вдуть ей эту штуку шприцем!
— Проще в больнице, — серьезно сказал Максим. — Сомневаюсь, что я сам смогу…
— У тебя есть ампула, — обнадежила Ирина, — а девка и больница — дело наживное. Только вот девку надо подбирать где-нибудь в теплых краях, не дома, там у них с генетикой получше…
— В Израиле! — от фонаря сболтнул Банан.
— Замечательная страна! — согласилась Ирина и опять потянулась к улиткам.
— У меня нет денег, — предупредил Максим. — Ты это прекрасно знаешь!
Она открыла сумочку и достала оттуда кошелек.
Потом — шариковую ручку.
Открыла кошелек, извлекла из бокового отделения банковскую карточку.
Положила ее на стол рядом с сумочкой, взяла чистую салфетку и что-то написала на ней.
Убрала ручку обратно в сумочку, туда же положила кошелек.
Карточку завернула в салфетку и протянула Банану.
— Что это? — недоуменно спросил он.
— Не будь дураком, — ответила Ирина. — Считай это очередным подарком… На салфетке пин-код, а карточка — сам догадайся…
— Чего ради?
— Я тебя люблю, — призналась она. — Я — старая дура, а втюрилась в тебя, как юная идиотка. Мы вернемся, и все кончится, ты прекрасно знаешь…
— Я не возьму, — сказал он.
— Возьмешь! — парировала она. — Ты бы и так взял, а сейчас — тем более, ты ведь веришь во все это.
— Не знаю, — сказал он. — Порой мне кажется, что это бред!
— Я тебя люблю, — повторила она. — Сейчас мы поедем в отель и займемся любовью, и ты всю ночь будешь твердить мне, что я самая лучшая и самая красивая, а я буду делать все, что ты захочешь, но ты возьмешь эти деньги, ведь так?
Он знал, что возьмет, и взял их.
Даже не покраснел, просто кивнул и положил карточку в карман джинсов.
Ирина подозвала хозяина и потребовала счет.
Банан ждал ее на улице.
Стоял рядом с машиной и курил.
Впрочем, улицей это не назовешь — узенькая мостовая, двум автомобилям не разъехаться.
Крохотные критские домишки, белые, с плоскими крышами.
И Максиму вдруг почудилось: что-то вот-вот произойдет.
Если б на берегу Мерабелло он встретил носатого, Банан бы не колебался, а точно знал — сейчас, совсем скоро, с минуты на минуту случится что-то нехорошее.
Носатый — предвестник несчастий, человек, пахнущий бедой.
Даже если б он просто рассказал Ирине о нем, все равно что-нибудь да случилось бы.
Она бы легкомысленно ответила ему: такие люди попадаются, они — как «Летучий голландец».
А потом они сели бы в машину. Ирина вставляет ключ в замок зажигания, поворачивает, заводит мотор, отпускает тормоз, выжимает сцепление, дает газ, автомобиль трогается, хозяин таверны машет им рукой — какая замечательная пара!
Они разворачиваются.