Либерастия
Шрифт:
Как же вообще оказывается возможен такой противоестественный анахронизм?
Он не так уж противоестествен, ибо возникает там, где в круг современной цивилизации втягиваются мощные и четко оформленные социальные пласты, этно- конфессиональные группы или регионы, находящиеся на более низком, до -капиталистическом уровне развития. В организованной преступности эта отсталость как раз и находит свое адекватное выражение. Выпадающая из цивилизации часть общества самоорганизуется. Мафия становится для него своего рода "движением сопротивления" прогрессу, неофициальным дворянством теневого феодализма. И сближается с другим феноменом, популярным в новостях CNN: с политическим терроризмом, с воинствующими группировками всякого рода сепаратистов и фундаменталистов. В сущности, различие давно уже носит условный и формальный характер. Ведь и классическую сицилийскую мафию, которую за пределами Италии принято считать чисто- уголовной, многие итальянцы рассматривают как региональное
Согласно классическому определению государства, насилие есть его прерогатива. Альтернативный источник систематического организованного насилия воспринимается как альтернативная государственность. И фактически так оно и есть. Мафия - своего рода государство- паразит, у которого за счет полезных функций непомерно разросся аппарат насилия.
Субъективно член мафии не является нарушителем закона, противопоставляющим свою личную волю обществу и государству (как герой "Преступления и наказания"). Обычный преступник принимает решение: украсть или не украсть? убить или не убить? Это и есть тот выбор, который делает (или не делает) его преступником. Выбор члена мафии совсем другой. Он совершается в тот момент, когда человек принимает подданство альтернативного государства, отождествляет себя с ним и разделяет ответственность за то, что оно творит.
По идее, такие структуры должны довольно быстро рассасываться в условиях благополучной капиталистической экономики - не российской, конечно, а западноевропейской или американской. Однако на практике часто наблюдается обратное. Воплотившаяся тень обретает собственную жизнь. Реликтовые структуры не только консервируются, но успешно воспроизводятся и даже распространяются, деформируя общество далеко за пределами собственной социальной базы. И роль либеральной юстиции в этих внеэкономическом чудесах трудно переоценить.
Но сначала - историческое уточнение.
Существенное и принципиальное отличие мафиозного клана от настоящего феодального заключается в том, что в свое время феодализм был естественной и единственно возможной общественной организацией. До самого своего исторического заката он выполнял полезные функции. И тогдашние высшие сословия не только "отрабатывали" хлеб, изымаемый у крестьян, но и способствовали культурному прогрессу (пусть и медленному по нынешним меркам). Мафия же носит чисто-паразитический характер. Существование ее вредно не только для общества в целом, но и для тех групп (меньшинств), из которых она вырастает и которым "покровительствует" - в действительности же только консервирует традиционную отсталость. (Вот почему переработка "Ромео и Джульетты" под гангстерский боевик - все-таки не модернизация, а дебилизация: к Шекспиру ничего не добавляет, только низводит его героев и все произведение до уровня убогой субкультуры, см. главу 7).
Формируются замкнутые круги: в контролируемых мафией районах невозможно нормальное экономическое развитие; следовательно, у честолюбивой молодежи нет другого пути, кроме как в банды; следовательно, невозможно нормальное... Торговля наркотиками, оформившись в отрасль, начинает бороться за расширение сбыта; то есть за то, чтобы все больше молодежи вовлекалось в наркоманию; а возрастающий спрос стимулирует производство... Причем раз запущенный механизм уже не особенно нуждается в злой воле приставленных к нему людей. Известно, что целый ряд влиятельных мафиози (и наших, и итальянских) выступал против торговли наркотиками. Для кого-то это была лицемерная самореклама, но никак нельзя исключить искренние побуждения у тех, чьи близкие пострадали от наркотиков. Есть христианская точка зрения: что в любом (или почти любом) преступнике остается нечто человеческое... Но в перспективе это не имеет значения. Гангстерский синдикат, который отказывается от наркобизнеса, резко снижает свою рентабельность и проигрывает в конкурентной борьбе. Поэтому мафия будет торговать наркотиками безотносительно к тому, что думают об этом конкретные "крестные отцы". Самоподдерживающийся патологический процесс не поддается мягкому терапевтическому воздействию - он требует вмешательства хирурга, то есть продуманной стратегии силового воздействия. И строиться она должна прежде всего на четком понимании
того, что есть организованная преступность и в чем ее отличие от обычной.Конечно, традиция нормального капитализма тоже дает о себе знать, и каждый мафиозо, сколько-нибудь сохранный интеллектуально, задумывается (особенно с возрастом) о том, чтобы легализоваться, стать уважаемым бизнесменом. Об уважении (т. е. о социальном статусе) мы еще поговорим. А сейчас напомним контраргумент от "экономикс". Отбирать заработанное у других при прочих равных условиях легче и выгоднее, чем предпринимать что- либо самому; и торговля героином, несомненно, прибыльнее любой легальной торговли. (см. гл. 8) Вот два мотива, которые борются в сознании мафиозо как в сознании Панурга, когда он не мог решить, жениться ему или нет.
Здесь, как водится в реальной, нерасчлененной жизни, ключевым фактором, смещающим экономическое равновесие в ту или иную сторону, будет фактор вне- экономический - юстиция. Легкость криминального "заработка" должна компенсироваться его опасностью. Если риск зашкаливает за определенную черту, недозволенная деятельность перестает рассматриваться как рациональный бизнес, в который можно вкладывать капитал - и становится уделом "отвязанных" маргиналов, мало способных к созданию устойчивых организованных структур.
Именно такого эффекта - с точностью до наоборот!
– добиваются либералы в сфере правосудия.
Минимизируя риски, либеральная юстиция действует как страховая компания, предохраняющая гангстерские синдикаты от "утечки мозгов", распада и растворения в легальной экономике.
Парадокс "вращающихся дверей". В США была разработана специальная система "вращающихся дверей", суть которой именно в том, чтобы преступники не отбывали в действительности того наказания, которое им назначено судом. Таким образом судебное решение (которое нужно "уважать") просто лишается смысла. Данные по изнасилованиям приводились в начале главы. Как пишет профессор Виталий Квашис, специально изучавший статистику Министерства юстиции США, 30% убийств совершалось "переданными на поруки, осужденными условно или освобожденными под "честное слово"[36] Те же "вращающиеся двери" (под другими названиями) неплохо вращаются и в Европе. Например, шведский бандит-неонацист Тони Ульссон грабил банк и расстреливал полицейских (двоих, уже обезоруженных, убили выстрелами в затылок) в то самое время, когда тюремное начальство выпустило его на свободу... для участия в театральном спектакле.[37]
Парадокс адвоката. Что представляет собой адвокат, защищающий члена мафии на деньги мафии? Чем он отличается от других профессионалов, нанимаемых преступным сообществом - от химика, разрабатывающего новый синтетический наркотик, или от проститутки, которую подкладывают нужным клиентам из политиков? Можно ли допускать такого человека к секретным материалам, содержащимся в уголовном деле? Конечно, можно. И военного атташе враждебной державы можно допускать на ядерный объект - взяв с него подписку о неразглашении чужих секретов своим работодателям.
Парадокс голландской тюрьмы. Законодательство развитых стран естественным образом ориентировано на их собственное население. Для среднего голландца даже голландская тюрьма, где кормят по ресторанному меню и на выходные отпускают домой - все равно наказание. Однако ядро организованной преступности рекрутируется совсем из другой среды. Для алжирского араба, албанца или для нашего соотечественника, получившего в Нидерландах убежище непонятно от кого, тамошняя тюрьма является санаторием. Причем дело не только в материальном достатке, но и в системе ценностей. Для большинства голландцев полицейский - это помощник, уважаемый специалист. Насилие - нечто чрезвычайное, враждебное принятому распорядку жизни. Для тех, кто вчера приехал в Амстердам из тридевятого царства, тот же полицейский - враг, "легавый". Правдивые показания в суде - "предательство". А насилие - нормальный способ разрешения конфликтов как внутри семьи ("А вот я вчера свою-то поучил маленько" - "Ну, молодец!"), так и за ее пределами.
Юридическая наука занимается чем угодно, но не этими кричащими противоречиями. Слепа не только сама Фемида - слепы ее ученые секретари.
Между тем, либеральные политики очень точно выделяют в законодательных хитросплетениях ключевые звенья. Вот как фракция "Выбор России" блокировала принятие Закона о борьбе с организованной преступностью. Претензии: "требование к владельцам денежных средств или имущества доказывать законность их происхождения противоречит принципу презумпции невиновности... Право скрывать от обвиняемого и его адвоката сведения о свидетелях и экспертах не позволяют обеспечивать принцип состязательности и равноправия сторон..."[38] Действительно! Представьте себе, что может произойти в зале суда, если друзья обвиняемого заблаговременно не узнают адреса свидетелей! А если узнают - тогда все "принципы"