Лицензия на убийство

– Пф-ф-ф… – фыркнул он и, отпихнув от себя эту гору, улегся опять рядом с ней. Ему там что, медом намазано? – Понадобиться, конечно. Ты тут пока торчать будешь, от скуки помрешь раньше.

– Не стоило так тратиться, – снова возразила она, и вот тут я был с ней не согласен. Стоило. Только не ему, а мне. Поэтому я все возмещу другу.

– Еще как стоило, первый раз для девчонки столько покупал. Зато знаешь, сколько я номеров телефона собрал у красивых консультанток?

Бля, ну кто о чем.

– Представляю, – наконец-то улыбнулась она.

Даже она поддалась перед обаянием этого засранца.

– Сахарочек, – позвал он ее, и она даже откликнулась на это прозвище. Быстро он ее приучил. – Который час?

– Двадцать – сорок три, – без задержки ответила, а мы с Лехой одновременно глянули на свои часы на руке.

Блядь! Реально двадцать – сорок три! Я потрясенно уставился на нее, потом на него

– Охренеть! – восторженно подскочил друг. – Ты реально считаешь! Ни на минуту не сбилась. Это же офигенно, – затараторил он, а я нихрена не понял. – Сколько языков ты знаешь?

– Восемнадцать…

– В совершенстве?

– Латынь и китайский я только недавно начала изучать, так что их – нет, – ответила Алина.

О чем они говорят?

– Что я ел на обед?

– Шаверму, – смешно скривила она свой носик.

– Ладно, это было слишком легко! Уверен, из пасти разит за километр, – засмеялся он, не опровергая ее ответа. Он что, шавуху жрал, пока в город ездил?

– А с каким запахом у меня шампунь?

– Персик, манго и кокосовое молоко.

– А чем еще от меня пахнет?

– Детской присыпкой, зубной пастой и бумагой.

– Бля, это нереально круто. Неужели ты все это чувствуешь? – спросил он, и я только сейчас стал догадываться, о чем они говорят. – А от него? – ткнул Мерч на меня пальцем. – Ты чувствуешь, чем пахнет от него?

Я замер, ожидая ответа.

– Отчаянием…

– Уверена? – спросил Мерч, пристально разглядывая меня, словно видел впервые. – Хотя, пожалуй, соглашусь, но, думаю, лишь процентов на сорок пять. Остальные пятьдесят пять пахнут… – почесал он подбородок, изображая из себя сраного мыслителя, – пизданутостью.

Ясно – понятно. Тут все стабильно. Цирк уехал – клоуны остались.

На его ответ я лишь хмыкнул, а вот Алина не удержалась и коротко засмеялась, отчего тут же закашлялась и скривилась от боли.

К слову, она очень тонко описала то, чем я жил. Я был действительно в полном отчаянии.

– От меня хоть на пятьдесят пять, от тебя же этой пизданутостью разит на все двести, – возмутился по-детски.

– Не правда, я Бог адекватности, терпения и чуточку воздержания, – возразил он.

Бог чуточку воздержания? Ничего тупее не слышал.

– Ты и «воздержания»?

– А что? Я вообще-то больше суток не трахался, – беспардонно возмутился он, но при этом очень даже искренне.

– Бедняга, и как же ты с таким горем живешь?

– Не живу… – тяжко выдохнул он, а потом горестно добавил. – А выживаю…

Ну что за шут?

– В твоей лохматой башке, вообще, что-нибудь задерживается, кроме мысли о сексе? Мне порой кажется, что ты кидаешься на все, что движется, – снова не удержался я от едкого комментария, хотя понимал, что данную тему вообще не стоит развивать при Алине.

Я кинул на нее взгляд и заметил, что она хоть и была смущена, но улыбалась.

– Не правда, – опроверг он мои слова, но потом в пух и прах разнес вообще все представления о его адекватности. – На что лежит без движения, тоже кидаюсь, – заржал он.

– Мерч, все твои шутки сводятся к одному. Тупейший юмор…

– Шутки сводятся, ноги разводятся, – перебил он, ухахатываясь. – И нормальный у меня юмор. Я не виноват, что 69% людей могут найти пошлость в любой фразе.

– Боже, Леша, ты действительно пошляк, – вдруг неожиданно встряла в наш наиглупейший диалог Алина.

– Ну и что? Зато моя пошлость моей скромности не мешает, – возразил он.

– Мда уж, от скромности ты точно не помрешь, – вновь вставил пять копеек я.

– Между прочим, скромность украшает мужчину, но ты же знаешь, что настоящие мужики не носят украшения? К тому же, я действительно скромный. Я вот всегда стесняюсь и не люблю, когда меня хвалят. Хуже этого может быть, только если хвалят кого-то другого, – засмеялся он.

– Ты невыносим! И если ты сейчас в очередной раз начнешь заливать, что ты идеален, обещаю, домой пойдешь пешком, – шуточно пригрозил ему.

Но я как вспомню, как они с Тимом начнут заливать, что самые пиздатые, так вздрогну. Мания величия у них границ не ведала. Хотя Вознесенского тоже можно смело причислять в их клуб «Самолюбования».

– Да я бы не сказал, что прям идеален... – коварно посмотрел он на меня, – а нет, сказал бы... – и снова дикий ржач.

И только сейчас я понял, что делает Мерч.

Я все это время думал, что он всячески пытался успокоить Алину и всем своим видом показывал, что ей больше ничего не угрожает. Но я упустил еще кое-что важное…

Он пытался успокоить и меня, потому что я, блять, тоже боялся. Себя. И своих поступков. И их последствий.

И пускай он выбрал дерьмовый способ в виде своих тупых шуточек, но ведь это работало – она улыбалась. Я тоже. Он был идеальным буфером между нами.

– Твоя самооценка просто зашквар, – продолжил я, принимая правила его игры.

– Да ты заебал! – смешно возмутился он. – Нормальная у меня самооценка. Давай, кланяйся!

– Бегу – и волосы назад! Давно заметил, что во всех компаниях есть друг, который не озабочен о мнении других. Он просто озабочен, – повел я бровью, широко улыбаясь ему.

– Ты зануда, – он лишь закатил глаза, оставляя последнее слово за мной. – Сахарочек, где там твоя палка-ковырялка? – принялся он в горе купленных вещей искать трость.

Он смешно перекидывал мелкие тюбики, трусы с бананами и прочую непонятную лабуду, пытаясь найти орудие пыток. Стойко выдержав около минуты, бросил это дело и повернулся ко мне.

– В этот раз тебе повезло, но в следующий так легко не отделаешься, – шуточно пригрозил мне, показывая знаменитое движение ладонью поперек шеи.