Лич из Пограничья

— Бабушкины книги. Я не успела их взять, — тихо объяснила она свой интерес. — Мне нужно хоть что-то, чтобы от моей магии стало больше толка.

Лавочник быстро раскинул перед ней несколько старинных фолиантов. Страницы их были плотно стиснуты дубовыми створами переплетных крышек, а широченные поля — Има успевала рассматривать их, когда Томас снимал с петель замки — изукрашены тончайшими плетениями узоров.

— Почему они закрыты? — полюбопытствовала девушка.

— Защита от пожаров. Если створы крышки стиснуты плотно — огонь внутрь книги не попадет, страницы лишь обгорят по краям — там, где узоры. Потом их можно будет подрезать и — вуа-ля! — книга жива и здорова, только стала чуточку меньше в высоту и ширину.

— Хитро.

Има выбрала самый старый фолиант. Расплатилась за него серебром и сокровищницы Герцога. Оплата вышла слишком щедрой, поэтому Томас, у которого не нашлось сдачи, подарил покупательнице переплетенный кожей рептилии альбом и какое-то чудесное перо, в котором магическим образом хранился практически неистощимый запас чернил.

— Это так щедро с вашей стороны, — изумилась девушка.

Лавочник натянуто улыбнулся и, наткнувшись на суровый взгляд Моа, пронзивший его из тьмы капюшона, признался.

— Перо неисправно. Оно предназначено для писарей и переписчиков, но текст, выходящий из-под него, всегда полон ошибок.

— Все равно спасибо, — невозмутимо ответила Има, — думаю, я в любом случае найду ему какое-нибудь применение…

Затем, распрощавшись и отсыпав еще одну порцию предупреждений об опасности, Томас уехал, а лич и его спутница, вопреки совету сворачивать, продолжили изначальный путь. В укрывшей дорогу тьме они все ждали, не нагонят ли их мертвяки, но те так и не появились. Когда ночь перевалила за половину — устроили привал.

Туман наползал на дорогу — Има, укрытая им, как пуховым одеялом, крепко спала, свернувшись в корнях большого дерева. Рядом дремал разнузданный и расседланный Браслет — ему тоже стоило отдохнуть. Один только Моа не спал. Он вглядывался в плотную белизну, слушал шорохи предрассветного леса — все было, вроде, спокойно. Лишь один далекий звук не нравился личу — глухое, неразборчивое бормотание. Слишком далекое, чтобы нести реальную опасность, и в то же время настораживающее.

Грилли.

Моа когда-то встречал этих тварей после битв, на полях сражений, усеянных трупами погибших. Много любителей падали туда слеталось и сбегалось. Вороны, волки, лисы, росомахи… Грилли тоже приходили. Их жадные пасти, способные поглотить все, что попадется на пути, доставляли много хлопот некромантам Мортелунда. Свежие мертвецы, так необходимые для того, чтобы поднять новую нежить, не должны были пропадать в бездонных глотках ненасытных чудищ, но не так то легко было отобрать у грилли свое. Мечи, секиры и прочее оружие не помогало. Прочные черепа монстров не всегда удавалось пробить даже самым могучим силачам. Боевая магия тоже не приносила должных результатов. Разряды молний, обледенение, удушение — все было тщетно.

И все же нашлось одно средство, способное заставить грилли отступать, бросая добычу…

Лич вытащил из поясной сумки старое огниво, высек искру. Исправно. Разобраться с монстрами проблем не составит. Если найдется лишнее масло, задача облегчится вдвойне. Впрочем, грилли и без масла неплохо горят. Вода их не спасает — эти монстры плавают ничуть не лучше камней-валунов.

А, значит, еще один заказ, завершится еще одной оплатой…

И далась ему эта оплата? Говорят, у мертвых не бывает страстей, привычек и привязанностей, но эти проклятые райсы каждый раз приносили с собой неясные сны, от которых в груди рождались странные волны невнятных эмоций, и Моа казалось, что там, под непроглядными слоями забвения, нет-нет, да проступят обрывки картин из его далекого прошлого. Что-то настоящее, правдивое, имеющее смысл, разорванное на куски, рассыпанное в мелкую мозаику. Настоящая жизнь, а не это снулое существование с четкими целями, но без конкретных смыслов.

Не вечная война.

И все же, у всех этих заманчивых, ядовитых в своей яркости грез о прошлой жизни была одна большая проблема. Они никак не складывались в одно целое.

* * *

Рассвет забрезжил над деревьями, а мертвяки так и не явились.

Даже близко не подошли. Как Моа ни вслушивался в лесные шорохи, как ни внюхивался в порывы ветра — никаких намеков на назойливых преследователей не обнаружилось. Куда делись? Отстали? Похоже на то. Хотя, странно — тогда, по полю за обезумевшим конем, они довольно резво бежали.

Има проснулась.

— Утро до-о-оброе! — зевнула она, потягиваясь. Пожаловалась. — Все кости себе на этих корнях отлежала. Есть охота! — Она полезла в седельную сумку за хлебом и сухим сыром. — Ты будешь?

Моа задумчиво посмотрел на хлеб.

— Дай попробовать немного.

— Попробовать? — удивилась девушка. — Так говоришь, будто я тебе какое-то заморское кушанье предлагаю? Это просто хлеб. Вот… — Она отломила щедрый кусок, протянула личу. — Все в порядке? — И тут ее осенила одна неприятная догадка. — Только не говори мне сейчас, что ты, как простые мертвяки, тоже людей ешь?

— Таким только самая низшая безмозглая нежить промышляет. Личи так не поступают. Мы питаемся тем же мясом, что и вы, живые люди, за одним лишь исключением — предпочитаем приготовленному сырое. Кроме того, мы едим гораздо реже вас, потому что нам не надо поддерживать в теле постоянное тепло. Плюс ко всему нас питает мощная магия некромантов.

— Вот как, — понимающе закивала Има и быстрым движением отдернула протянутую руку с хлебом. — Тогда тебе, наверное, нельзя это есть. Мало ли что? Вдруг, отравишься? У меня на дне сумки есть немного сушеного мяса. — Она порылась в запасах, достала коричневый тонкий ломтик. — Почему ты попросил хлеба, если в принципе таким не питаешься?

— Мне однажды приснилось, что я ем хлеб.

— Приснилось? Разве мертвые видят сны?

— Хочешь знать, зачем мне королевские райсы? — вопрос прозвучал в ответ на вопрос. — После них я вижу сны о своем прошлом. В предпоследнем мне привиделось, будто я ем хлеб.

— Понятно. А что было в последнем?

— В последнем… Нечто неопределенное. Эти сны не всегда разборчивы.

Да уж. Последний сон было действительно сложно истолковать. Моа виделась чужая — совершенно чужая! — земля. Лес внизу. Большие папоротники, такие же большие хвощи и какие-то причудливые деревья похожие на зеленые петушиные хвосты, приделанные к прямым стволам, чешуйчатым, как змеиные тела. И он шел по этому лесу… или плыл над ним. Нет, скорее все-таки шел, отчетливо ощущая, как катаются под кожей шары мышц, и шаги, подобные грому, отдаются эхом в далеких горах. А над лесом тянулся запах. Он был почти осязаем, почти видим. Пахло смертью, недавней, свежей, манящей. От чарующего аромата все внутри начинало трепетать, и рот набирался слюной. Ноги же сами несли вперед. Быстрее… Быстрее! И вот он — источник запаха — огромная гора еще теплой плоти…

Моа проснулся тогда в странном возбуждении с единственным желанием — срочно кого-то убить и сожрать. Первые несколько секунд эта мысль полностью владела им, но вскоре разум справился и загнал хищные желания в самые дальние глубины сознания. Следом пришло неприятное ощущение, что он чуть не сорвался, не опустился до уровня самого пустоголового, тупого, движимого инстинктами мертвяка.

Этот гнусный сон явно был не о прошлом Моа.

Или все же о прошлом? Но что за события тогда были в нем зашифрованы?

— В нем ты тоже что-то ел? — улыбнувшись, спросила Има.

— Да, — без утайки ответил лич.

То, что он сказал, было чистейшей правдой.

* * *

К полудню они были рядом с Подбережкой.

Свет заливал все вокруг, колыхалась под ветром трава, облака текли по небу белыми кружевными лентами. Близился день Солнцестояния, и главное небесное светило все дольше задерживалось в зените. Теплое марево погожего дня нарушало лишь одно — монотонное ворчание, доносящееся из-за поворота дороги. Звук, похожий на рык собаки, то и дело сменялся неразборчивым подобием человеческой речи.