Лич из Пограничья
Шрифт:
Архо проводил ее разочарованным взглядом — глаза у него и вправду были разные. И чужие — как-то неправильно они вписывались в глазницы. Один карий, другой белесо-голубой — несомненно, что от разных владельцев… Моа наблюдал за товарищами и думал, до чего же сильна тяга к жизни у высшей нежити. Даже сгнивая на ходу, разваливаясь на куски, разлагаясь, они все еще играют в эту бессмысленную игру — пытаются вести себя, как живые люди…
Кому-то даже почти удается, но не ему.
Не Моа.
Зачем изображать эмоции там, где их нет? Зачем пытаться быть тем, кем ты давно
А там, в тронном зале владыки Мортелунда, как бы, действительно, чего не вышло. Наверняка, все из-за странного случая, что произошел во время последней крупной битвы. Тогда, окруженный целой толпой противников, Моа попал в центр странного силового круга, разошедшегося волной и уничтожившего больше сотни врагов за раз. Странность? Да. А командиры не любят странности. Солдаты владыки, безусловно, должны быть сильны, но не непредсказуемы…
Лича проводили под конвоем в тронный зал и оставили стоять напротив военачальников. Самого на месте не оказалось. Лишь Серебряный Трон, надо сказать, не слишком-то Моа и впечатливший, одиноко стоял под гербом с черепом и червем. Сквозняк шевелил мех на небрежно переброшенной через подлокотник горностаевой накидке.
Перед личем стояли трое. Триада — так их здесь величали. Два главных некроманта и еще один маг. Многие считали его чернокнижником, сам же он звал себя клириком — чтецом священных книг. Клирик волновал Моа менее всего в этой компании.
Другое дело — некроманты.
Тот, что слева — второй некромант Ульфред. Его лицо изуродовано так, что его несложно принять за мертвого. В глубоких бороздах старых шрамов читается след от человеческой пятерни. Ульфред — утилизатор. Он может разложить на частицы любую несговорчивую нежить.
Тот, что справа — первый некромант Аки. Говорят, у него чутье, как у волка, и сила, как у медведя. Магия — мощнее только у самого владыки… Но Аки верен своему господину, как пес. Звериный зеленый взгляд заставляет отводить глаза даже самых чудовищных монстров.
Но Моа в ту ночь взгляда не отвел…
… на свою беду.
— Это тот лич? — Голос первого отразился от стен.
— Да, — отозвался Ульфред. — Я видел, как он использовал во время боя странную силу.
— Чей это лич? Кто поднял его?
— Тот, кто привел, уже погиб. Теперь он подчиняется мне.
— Вот оно что, — задумался Аки, — сильный лич с мутной историей. Чем ты думал, Ульфред, оставляя его? Обычно, после гибели некроманта, и нежить его гибнет, по большей части. А если остается — значит, что-то пошло неправильно.
— Или просто нежить сильная. Этот лич служит Мортелунду верой и правдой, с ним никогда не возникало проблем, — заступился за Моа второй некромант.
— Необъяснимая сила у подчиненных — всегда проблема. Кто знает, когда и против кого этому личу вздумается применить ее.
— Считаешь, нужно его уничтожить? — уныло поинтересовался Ульфред.
— Конечно. Но сперва следует выяснить подробности. Эй, ты, лич, — Аки обратился к Моа. — Кем ты был прежде? Могучим магом? Наследником древнего колдовского рода? Кем?
— Я
не помню, — прозвучал короткий ответ.— Но ты ведь использовал силу в недавнем бою? Какова ее природа?
— Эта была случайность, — ответил Моа с уверенностью.
— Ульфред, твой командир, не считает это случайностью, да и я, признаться, тоже. — Тяжелый взгляд первого некроманта перетек на сухую фигуру клирика. — Полувий, взгляни-ка на него через свой «ледяной глаз», узнай возможности его силы, можно ли выкачать ее и разлить по боевым артефактам? А потом… — Узловатый палец с острым ногтем красноречиво чиркнул перед горлом. — Думаю, вы меня поняли.
К счастью для Моа «потом» не успело произойти…
— Знаешь, о чем я тут подумала? — Голос Имы вырвал лича из круговорота воспоминаний. — Хочу пойти с тобой.
— Не лучшая идея.
— Думаешь, я слабая и не справлюсь? Зря ты так. У меня есть магия, и мертвяков с чудищами я не боюсь, — нахмурилась девушка.
— Уверен, что не слабая, — развеял ее сомнения собеседник. — Поэтому ты нужна тут, в своем селе. Кто, кроме тебя, сумеет его защитить?
Има задумалась. Крыть было особо нечем, пришлось согласиться.
— Наверное, ты прав. Но мне все равно жаль, что придется расстаться. Мне показалось, что мы могли бы стать друзьями. Кстати, а у мертвых вообще бывают друзья?
Моа не сразу ответил — сложный вопрос. По собственному опыту, он сказал бы, что бывают. По крайне мере он назвал бы таковыми, как минимум, Архо и Люсьену. Вот только, что сами Архо с Люсьеной думали на этот счет — неизвестно. И, все-таки, он говорил за себя, не за них:
— Конечно.
Моа ушел в закат.
Сельцо осталось позади, умиротворенное, тихое, убаюканное вечерней зарей. Провожать лича почти никто не вышел. Има стояла дольше всех, опираясь плечом на столб старых въездных ворот. Лицо ее выглядело недовольным и разочарованным — не так она представляла себе конец их общей истории. Что ж, упрямая судьба преподносит желаемое далеко не всегда и не всем.
Миновав уже приевшийся за последние дни погост, лич не стал подниматься к развалинам, а, обогнув их по кривой тропе, пошел через поле к дальней дубраве. Кроны вековых деревьев клубились в натекающих сумерках, подсвеченные красным и похожие на облака.
Тропа нырнула под дубы и запетляла между огромными стволами. За одним из них выступила из молодой поросли какая-та полуразрушенная постройка из белого мрамора, в округлостях которой Моа опознал нечто, похожее на небольшой бассейн с высоким бортом. Внутри бассейна крылся родник и наполнял его, вырываясь из мраморного плена через позолоченную львиную пасть. Блестящей лентой вода утекала под дубовые корни в небольшой грот.
Поилка для единорога. Такие сооружения Моа и прежде встречал, в подобном же, полуразрушенном состоянии. Большая часть единорогов сгинула лет двести назад в Пограничье и соседних с ним местностях. В Мортелунде этих животных и вовсе никогда не водилось. Должно быть, убранный в мрамор ключ был обустроен тут еще при Герцоге. Может, и раньше.