Личное дело майора Власовой

Люди начинают подниматься со своих мест, создавая толпу, стекающуюся к выходам. Я беспомощно смотрю на Власова, и он кивает в сторону дверей. Намёк понят. Я протискиваюсь к выходу, и вдруг вижу нужных парней, которые опережают меня на пару метров в узком проходе.

– Дайте пройти, – торопливо пробираюсь я вперёд. Но получается слабо.

В итоге, когда я пробиваюсь в фойе, парни растворяются в толпе. Ищу их взглядом, вижу удаляющиеся размашистыми шагами к выходу на улицу.

Я бегу, врезаясь в людей. Извиняюсь и снова ускоряюсь, лавируя между телами.

– Стоять, полиция! – кричу в спину подозреваемым, и они, вырвавшись на улицу, бегут в сторону дворов.

Я пускаюсь следом. Забегаю за угол театра в пустынный переулок, хватаюсь за кобуру… и отлетаю, ударяясь о стену.

Воздух выходит из лёгких, и я жадно хватаю его ртом. А в это время преступники дают дёру, только пятки сверкают.

Запыхавшийся Власов появляется из-за угла.

– Чёрт, Власова! Какого хрена ты пустилась в погоню одна?

– Времени не было, – хриплю я.

– Времени не было, – передразнивает он, осматривая меня. – Где болит, Гель?

– Нормально всё, жить буду.

Он подставляет руку.

– Тогда поехали. Подадим в розыск, нам тут ловить теперь нечего.

– Я такая дура, Власов! – жалобно говорю ему. – Прости, что упустила их.

– Главное, сама не пострадала, – вздыхает он, с сомнением глядя на меня.

– Да нормально всё! – буркаю я.

Но к вечеру, когда мы возвращаемся к отдел, заполняем документацию и Власов подаёт необходимую информацию для розыска подозреваемых, я чувствую, как начинает припекать грудную клетку. Без обезболивающих к возвращению домой я уже едва могу шевелить левой рукой, но не подаю виду. Сначала надо посмотреть, насколько всё печально. Вдруг ничего серьёзного? Тогда ни к чему ставить на уши Ярослава.

Преступничек встречает меня у порога, как верный пёс.

– Помоги, – прошу его, морщась от этой вынужденной меры.

Он удивлённо вскидывает брови, но помогает снять пальто и сапоги. Игнорируя присутствие Юджина, прохожу сразу в ванную, но снять рубашку самостоятельно для меня целая проблема. Расстёгиваю одной рукой пуговицу за пуговицей. Стою в распахнутой рубашке и плачу от бессилия, разглядывая фиолетово-лиловый кровоподтёк, расползающийся от припухшей ключицы вниз.

Тихий стук в дверь, голос Юджина, спрашивающий, всё ли у меня в порядке, и я начинаю рыдать в голос. От обиды, от боли, от собственной глупости плачу как девчонка, взахлёб.

Женя стучит снова. И снова. И врывается.

– Ангелочек, что с тобой? – взволнованно спрашивает он.

– Свали, – всхлипываю я. У меня нет сейчас сил вступать с ним в словесные баталии.

– Нет, я не уйду. – качает он головой. Подходит ближе, разглядывает синяк. – Производственная травма?

– Да пошёл ты, Юджин! – шиплю я.

Он снимает с меня рубашку.

– Давай помогу.

Его рука ложится на замочек бюстгальтера. Наши взгляды пересекаются в зеркале, и я тяжело сглатываю, когда мужские пальцы проворно справляются с крючками. Быстрое движение его рук, и кружево падает к моим ногам.

Взгляд мужчины обжигает. Жадно изучая мою грудь, он подходит ближе со спины и берётся за пуговку моих брюк.

– Я помогу, Ангелин, – хрипло произносит он, глядя прямо мне в глаза. – Просто помогу.

11. Женя

Внимательно считываю эмоции, вспыхивающие на женском лице.

Ненависть, депрессия, гнев, торг… Или что там было? Я едва не упускаю момент, когда она едва заметно кивает.

Ловко справляюсь с замочком брюк и цепляю пальцами сразу их и тонкое кружево белья. Тяну вниз, опускаясь на колени.

Пока Ангелина переступает через одежду, мой взгляд помимо воли нацелен на идеальный округлый зад строптивицы. Фигурка у майора Власовой – что надо! Член, налитый кровью, мгновенно отзывается пульсацией на греховные мысли, но я лишь сильнее стискиваю зубы. Сейчас не время для плотских утех. Ангелина едва держится, а я не собираюсь ей вредить.

Убираю вещи в корзину для белья и включаю душ. Всё это время женщина стоит с закрытыми глазами и тихо плачет, кусая губы.

– Готово, Ангелочек. Обопрись на меня и ступай под душ.

Она безропотно выполняет, злобно сверкнув своими глазищами. Как бы предупреждая. Я едва сдерживаю усмешку: завалить её на лопатки я собираюсь, но пользоваться для этого её беспомощным состоянием?! Пфф, эта идея не вызывает у меня интереса.

– Я просто помогу, Ангелочек, – напоминаю ей, перед тем как выдавить немного геля на пушистую мочалку.

Совершаю механические действия, стараясь не задумываться об изгибах женского тела и мурашках, разбегающихся по упругой коже от моих прикосновений. Стараюсь не глазеть, – правда! – но получается слабо. Симметричные ямочки на пояснице, изящные позвонки, рассыпанные по спине блондинистые локоны… Завораживающая картина.

Выдавливаю немного шампуня и взбиваю на волосах густую пену.

– Вроде всё… – выдыхаю ей в спину. – Сейчас я задёрну шторку, чтобы ты спокойно смывалась.

Ангелина ничего не отвечает. Тогда я считаю миссию выполненной, оставляю её одну на пару минут и отыскиваю огромное полотенце в шкафу в её спальне.

Предупредительно стучу и спрашиваю:

– Готова выходить?

– Да, – отзывается она.

Так и стоит ко мне спиной. Я неловко оборачиваю вокруг неё полотенце, подставляю руку для опоры, и женщина выходит из ванны.

Следую за ней в спальню. Ангелина достаёт из комода свежие трусики, шёлковую пижаму.

– Дальше я как-нибудь сама, – шипит сквозь зубы.

Я хмыкаю:

– Точно справишься, Ангелочек? Я совсем не против тебе помочь!

– Убирайся! – кривится она, и я закатываю глаза.

– Как скажешь, милая!

Пока она героически справляется с одеждой, я иду на кухню и делаю солевой раствор. Замачиваю в нём бинт, подхватываю рулончик лейкопластыря и ножницы и возвращаюсь под её дверь.

– Ангелин, ты всё?

– Чего тебе ещё? – кряхтит она.

Заглядываю в спальню.

Она пытается натянуть пижамную рубашку. С шортами уже справилась. Сама. Интересно, взволновала ли её мысль, что она обнажена рядом со мной? Поняла ли, как сильно эта мысль волнует меня?

Я вижу, сколько сил приходится прикладывать Ангелине, чтобы натянуть одной рукой рубашку. И бросаюсь на помощь.

– Погоди, Ангелочек! Сначала нужно приложить вот это, – говорю ей.

– Что это за мерзость? – кривится Власова, прикрывая грудь рукой.