Личное дело майора
Шрифт:
– Ого.
– Да-а. – Евгений усмехнулся, пристально ловя любую реакцию Томы. – Ко мне даже приставы наведывались.
– Боже. – Тома, чтобы скрыть смех, прикрыла тонкими пальчиками с идеально розовым маникюром губы. – Серьезно?
– Абсолютно. Следом идет вопрос – при чем тут я и ты. Я, наверное, не смогу точно тебе объяснить… Но где-то в голове у меня поставилась галочка. Такая, знаешь, жирная. Что я не могу тебе дать то, чего ты достойна. С моей зарплатой. Ты дочь судьи, ты привыкла к лучшему.
Услышав последний выданный им бред, Тома изменилась. Точно по щелчку. Раз – и беспечность,
Женя всматривался в нее, тоже хмурясь. Он ляпнул что-то не то. Что-то, чего говорить не стоило.
– То есть ты решил за меня? – чересчур спокойно, наконец, спросила она.
– Блять, Том…
Он не нашел ничего лучшего, как податься к ней. Судорожно сцапать ее руки и сжать их.
– Я не решал за тебя. Говорю же, это сложно объяснить! Сначала я тихо охреневал. Начиная с того дня, как ты появилась с цветами у спорткомплекса. Я в осадок выпал, Том. Ты такая… Ранимая и одновременно нереально нежная. Красивая. И я… Боец. Что я могу тебе дать?
– Все! Хватит, Тихонов… Я достаточно услышала…
Тома порывалась встать, забрать у него свои руки.
Не отдал.
Тамара вспыхнула тотчас.
– Я думала, ты что-то умное мне скажешь, Тихонов! Наконец-то поймешь! А ты!.. В одном ты прав – мы не пара! Ты твердолобый и…
Договорить она не успела. Евгений набросился на ее губы, одновременно запрокидывая Тамару на спину. Благо диван был разобран. Когда он его разбирал и зачем – вопрос спорный. Но кого он сейчас волнует?
В первые секунды Тома не поняла, что произошло. Иначе чем объяснишь ее заминку? Он же дурел от ощущения, что она под ним. Снова. По позвоночнику прокатилась огненная волна, ударила в пах.
Он брал поцелуй. Срывал его с сладких губ, пока Тома не пустила в ход ногти и зубки.
Почувствовав во рту вкус собственной крови, Евгений оторвался. Отодвинуться и не подумал. Освободить Тому от тяжести собственного тела – тоже.
Она будет под ним! И точка.
– Не смей! – зашипела Тамара, извиваясь под ним и еще сильнее его распаляя, за что Тихонов готов был себя уничтожить.
Испытывать возбуждение, когда женщина против – последнее дело.
И он бы отпустил…
Точнее, не допустил бы ситуации вовсе, если не несколько «но».
– Не смей… – снова зашептала Тома, смело глядя ему в глаза. И, Слава Богу, в них не было ни страха, ни отвращения. Ни паники. – Понял меня? Сейчас что ты мне пытаешься сказать? Что пошел против принципов? Привел меня сюда, потому что якобы эта квартира должна мне зайти, а твоя старая нет?! Ты придурок, майор!
– Нет! – заорал он в ответ, раздвигая ее колени в сторону и устраиваясь между ними. Тома охнула и интуитивно приподняла бедра. Зрачки расширились, выдавая ее небезразличие. – Я не о том!
– А о чем же? Я не понимаю тебя!
– Я и сам не понимаю! Мать помирилась с отцом, а я…
– Господи, Тихонов, ты сведешь меня с ума.
Тамара внезапно обмякла под ним. Разом. Перестала сопротивляться.
Время закристаллизовалось, застыло. Они, кажется, и дышать перестали, глядя друг на друга. Их лица находились близко. Очень. Дыхание смешалось.
Мотнув головой, Тома подняла руку и подрагивающими пальчиками коснулась лица Евгения.
Сначала скулы. Подбородка. Потом губ.Верхнюю обвела… И снова повторила движение.
– Прости меня, – глухо выдавил из себя он, ловя малейшее ее касание.
– У меня нет слов.
– Хочешь – ударь.
– Зачем? Я любить тебя хочу, майор.
В ее огромных глазах появилась влага. Прозрачная. Как там говорят поэты? Хрустальная? Так и есть. Видя накатывающие слезы Тамары, Тихонову захотелось себе же и втащить.
– Том… Не надо…
Грудь сдавило от нестерпимой нежности. Он начал покрывать ее лицо уже куда более осторожными поцелуями. Самого потряхивало от адреналина. Внутри жгло, давило. И одновременно рвалось к ней.
Пусть потом она его пошлет куда подальше. Он придет к ней. И будет приходить до тех пор, пока она его не примет. Не посмотрит, как раньше. С робкой теплотой и надеждой.
Она как-то протяжно всхлипнула и ткнулась губами ему навстречу.
– Теперь отталкивать не будешь? – прошептала она, больно кусая его мочку уха. Этакая маленькая женская месть.
– Ты прикалываешься, да? – Он вскинул голову, чтобы найти ее глаза.
Тщетно.
Она спрятала их, отвела. Сильнее приподняла бедра, потеревшись о его пах. Член стоял колом.
Раздевались они спешно. Пару секунд смотрели друг на друга, а потом, не говоря ни слова, начали избавляться от одежды. Евгений предпочел бы раздеть Тому сам, но она перехватила инициативу, сдергивая с себя футболку.
Под той – нежное розовое кружево.
И соски. Маленькие напрягшиеся камушки, которые Евгений тотчас обхватил губами.
Тома оттолкнула его. Уперлась в плечи, чтобы продолжить обнажаться. Он не мог не уступить.
Все для нее… И, как хочет, будет.
Он жадно смотрел на обнажающуюся плоть. На подрагивающий животик. Бронзовый, почти плоский, с красивыми поперечными мышцами. Идеальный… А дальше – еще безупречнее.
Тонкая полоска волосков… и аккуратные губки…
Избавившись от боксеров, Евгений снова навалился на Тому. Та послушно приняла его. Обвила ногами.
– Скажи… – зашептала она торопливо. – Теперь все иначе будет?
Спрашивала она не о сексе.
– Даже не сомневайся.
Он целовал ее всю. Везде. Ее кожа пахла солнцем, теплом. Ему было мало. Он желал большего.
– Жень…
Тома в какой-то момент перехватила инициативу и оказалась сверху. Небольшим усилием завела сначала одну руку Евгения над его головой, потом вторую. Нависла сверху, удерживая кисти. Хищно улыбнувшись, Женя поймал губами розовый сосок и не спешил отпускать. Тома захныкала, застонала.
А потом перешла к нему. Тоже целовала… Везде.
Непонятно, кто не выдержал первым. Их тела сомкнулись, ноги переплелись. Женя интуитивно толкнулся членом вперед и вошел. Плавно. Во влажное лоно, готовое его принять безоговорочно. Тома ахнула, подстраиваясь под него, и Тихонов приглушенно выругался. Да что за день такой? Все он делает неправильно! Спешит…
– Больно, Том? – выдохнул он в миллиметре от ее губ, готовый в любой момент отодвинуться, выйти.
– Ты меня каждый раз спрашивать об этом будешь? – засмеялась девушка, обвивая его шею тонкими руками и прижимаясь плотнее. Впуская окончательно.