Личный ад мистера Уайта

– Вы еще многого обо мне не знаете, Грейс. И будет лучше, если и не узнаете.

Грейс вперилась в него испытующим взглядом, недовольная его тоном. Последнее время Уайт стал неприятно ее удивлять.

– Прошу, Грейс, поешьте, еда и так уже остыла.

Грейс тяжело вздохнула и провела рукой по волосам. Уайт сидел так, будто ничего и не произошло, но весь его вид, очевидно, являлся лишь частью того костюмированного шоу, что он здесь устроил.

Когда трапеза была закончена, Уайт в который раз принял на себя роль заботливого хозяина и, аккуратно собрав всю посуду, отправил ее мыться в посудомоечную машину. Закончив работу, Уайт вернулся за стол, стараясь при этом не хромать, но все же его хромота не ушла от внимания Грейс. Уайт, то ли с настоящей, то ли с наигранной заботой поглядел на Брасса и похлопал его по плечу:

– Иди отдохни. Нам с Грейс предстоит серьезный разговор, а тебе сейчас лишняя нагрузка ни к чему.

Немного удивленный и вместе с тем благодарный Брасс поднялся из-за стола и, извиняющимся взглядом поглядев на Грейс, поспешил в комнату Уайта. Грейс продолжала смотреть на Уайта во все глаза, с подозрением относясь к его внезапной заботливости.

– Что вы смотрите на меня так, Грейс? – спросил Уайт после недолгого молчания. – Я умею быть чутким, хоть и не похожу на добродушного человека.

– Вы совсем не знаете этого человека, - проговорила Грейс, склонившись над поверхностью стола, - но доверились ему без раздумий.

– Это он доверился мне. Что в том странного? Он зацепился за меня, как за последнюю надежду, поэтому и доверяет мне. Я ведь доверился вам, зная вас всего несколько дней.

– Если бы вы доверились мне, то не стали бы без предупреждения влезать, куда не следует. Разве вам не понятно, что тот, кто заварил эту кашу, не успокоится, пока не уничтожит вас. Вы хотите загубить двадцать последующих лет в тюрьме, чтобы потом выйти оттуда с избитыми душой и телом?

– Мои душа и тело уже кровоточат, Грейс. Но вы же не отдадите меня полиции?

– Освальд, я не смогу защитить вас, если вы будете продолжать ваш цирк.

Уайту не нашлось что ответить. Он сидел, глядя в красивые понимающие и обеспокоенные глаза Грейс, и молчал, заставляя Грейс еще больше нервничать.

– Вы должны мне помочь, Грейс, - наконец произнес он.

– Я и пытаюсь это сделать…

– Помочь убежать от своего прошлого, - перебил он ее. – Я клянусь, что больше никуда не сунусь без вашего ведома, но и вы поклянитесь, что не бросите меня.

– Я не понимаю.

– Рид сказал вам, что одного подозреваемого задержали? – вдруг спросил Уайт, выпрямляясь.

– Он рассказал мне все. И про ваш ночной поход тоже. Я знаю, вы смогли найти одного из виновников, но Ротт еще тянет лямку с вами. Мне откровенно страшно за вас, Освальд.

– Дело в том, что этот подозреваемый – мой брат.

Грейс сидела, как громом пораженная. Она не ждала ничего хорошего от этого дела, но не предполагала, что все так обернется.

– Не думайте, что я его жалею, - тем временем продолжал Уайт. – Мы не ладили с ним с самого детства. Он мне не родной, я ему тоже. Мы все друг другу в семье были чужими, но он был дальше всех. Он был убийца, наркоман. Он ненавидел меня смертной ненавистью, а когда родителей не бывало дома, постоянно бил меня, один раз пытался убить. Он считал, что из-за меня в семье его не любят. А вчера он пытался меня убить уже по другой причине.

– Вы его боитесь?

– Я боюсь своего прошлого, Грейс. В моем детстве было столько боли, что я был счастлив забыть все, что со мной происходило. Теперь, когда я снова встретил своего брата, меня начало мучать мое прошлое. Мне снятся кошмары, память сдавливает меня как прессом. Я истощен и не знаю, что делать. Я сделался каким-то психом, честное слово!

Уайт замолчал, глядя Грейс в глаза. Она живо себе представила маленького Освальда, задыхающегося в собственной постели, и ее передернуло. Уайт не был похож на человека, которого было просто запугать, но воспоминание, в особенности плохие, всегда были худшим врагом человеку, против них не было средств борьбы, в том числе и у Уайта.

– Что я должна сделать?

– Просто доведите дело до конца, чтобы я смог отсюда убраться.

Грейс положила руку на сжатый кулак Уайта, пытаясь его как-то приободрить. Уайт улыбнулся какой-то вымученной улыбкой и поднялся из-за стола. Взяв свою трость, оставленную Брассом около стола, Уайт прошествовал в комнату, оставив Грейс в компании своих мрачных мыслей.

ГЛАВА 18. ВСЕ КОНЧЕНО.

Боль. Невыносимая боль сдавливала горло, пульсировала в голове и лишала конечности сил двигаться. Он не знал, что делать, и метался по всему дому как бешеный. Ему виделось лицо отца, обезображенное предсмертной мукой, его тело, лежащее в луже крови. Он поглядел на свои руки, пальцы которых тряслись и были напряжены, будто он отчаянно за что-то схватился, и ему казалось, что с этих пальцев капает кровь. Он нащупал в темноте ручку двери и оперся на нее, прижавшись щекой к дереву. Запах сосны вернул его в реальность, но это длилось недолго. Почувствовав новый прилив адской боли, он рывком открыл дверь и вывалился в коридор, упав на колени.

Недавно покалеченный коленный сустав снова был травмирован, Леонард взвыл от боли, но вскоре пересилил себя и, зажмурившись изо всех сил, поднялся на ноги. Не отрывая рук от стены, он шел, шатаясь, к лестнице. Шершавые перилла напоминали ему, что он находится в реальности, но галлюцинации не прекращались, а только сильней лезли в голову. Он только видел разрозненные картинки из детства на фоне радужного калейдоскопа, который по бешенному крутился и заставлял кружиться голову. На нем не было обуви, он чувствовал голыми ступнями шершавый и колкий ковер гостиной и готов был на него упасть и ползти, лишь бы не врезаться больно куда-нибудь еще. Лео нащупал в темноте край стеклянного столика, за которым обычно его мачеха читала журналы, и почувствовал, что что-то не так. Он провел ладонью по краю и сильно порезал ее. Столик был разбит. Лео двинулся в сторону и почувствовал дикую боль в ступне: он наступил на стекло.

Превозмогая боль, которая мучила его всеми способами, он поплелся к дивану, маша руками в воздухе, чтобы не наткнуться на что-либо, но его искания быстро закончились: послышался звук открывающейся двери, и в гостиной зажегся свет. Глаза стало резать, и Лео вновь зажмурился. От яркого света голова заболела сильней. Он еще долго стоял, постепенно разлепляя веки, пока не смог полностью открыть глаза. На пороге стоял его брат с каким-то диким выражением лица, казалось, он сейчас набросится на него и уволочет обратно в комнату, стены которой минутами раньше давили его голову, как давят мусор в утилизации.

– Почему ты весь в крови? – спросил он без капли сочувствия. – Я говорил матери, какой ты человек! Гляди, что ты наделал? Разбил тут все, да еще и сам себя покалечил. Что будет, если мать все это увидит? Ты подумал?

Брат быстрым шагом преодолел расстояние между ними и схватил его за запястье, задирая рукав его кофты.

– Так и знал! – воскликнул он. – Ты кололся!

– Я ничего не делал!

– Что случилось?

Оба брата обернулись на звук голоса и увидели в противоположных дверях свою сестру. На ней был халат, и она была точно так же, как Лео босиком.