Личный ад мистера Уайта

– И не твоя тоже. Не забывай, мы оба чужие не только друг другу, но и ей. Как бы то ни было, в отличие от тебя я о ней заботился, пока тебя не было. Ты чуть не убил меня, искалечил душу ей и предал родителей. Ты обчистил дом. И это только то малое, что ты сделал нашей семье. Не берусь говорить о том, что ты сделал другим.

Рейслер не отвечал, а лишь неотрывно, не мигая глядел в глаза брата. Глаза, полные… пустоты. Пустоты и безразличности. Это было похоже на поединок, в котором одна сила воли схлестнулась с другой. И неясно было, кто в этой дуэли победит, и насколько разгромной окажется победа. Леонард смотрел в глаза брата, и из глубины души поднималась тревога, душевная боль, которая начинала сдавливать горло. Он понял, чего добивался Уайт, и решил, что ему подыграет. Он хотел заставить Леонарда страдать, но не смог бы не страдать вместе с ним.

– Если на то пошло, то мы с тобой оба были обузой в семье, - сказал Рейслер. – И чувство вины, уверен, гложет и тебя.

– В кои-то веки ты прав.

Уайт не выказал ни единой эмоции, но Леонард нутром чувствовал, какая буря поднялась сейчас в глубине этого человека. Рейслер зловеще улыбнулся и потянулся к ботинку. Он неторопливо развязал шнурок, не переставая глядеть в глаза Уайту, и извлек оттуда небольшой осколок грязного стекла, в котором Уайт узнал бывший кусок слухового окошка напротив их камеры. Когда их обоих привели в изолятор, это окно почему-то оказалось разбитым, и никто не спешил убираться. Уайт не заметил и того, как его брат успел припрятать один осколок, да еще и в такое место. Он только удивлялся, как Леонард не поранил себе ногу.

– Покончим со всем этим раз и навсегда, - прошипел Рейслер, кидая осколок на койку Уайту. Стекло с тихим звоном упало справа от Уайта, но тот даже не взглянул на него. – Уверен, ты пустишь его в ход.

Рейслер оглянулся на надзирателей, но те только сидели и мух ловили. Едва ли у них на затылках были глаза, Рейслер видел только их спины и сделал вывод, что им неинтересно за ним наблюдать. Он поднялся с койки и снял с себя кофту с длинными рукавами, справа на груди которой был пробит номер, и остался в одной майке. Одарив какой-то свирепой улыбкой Уайта, Рейслер с силой рванул кофту, порвав ее напополам. Ни один из полицейских даже головы не повернул. Рейслер связал за рукава обе половины кофты и встал на койку прямо в ботинках. Дотянувшись до крючка, на котором висела выключенная лампочка, он подергал его и, убедившись в его прочности, привязал один конец порванной кофты к этому крючку.

Уайт глядел на него снизу вверх и начинал догадываться, к чему Рейслер все это устроил. Леонард связал очень крепкий узел, будто всю жизнь только и занимался, что вязал морские узлы, и надел полученную петлю на шею. Глаза Уайта помрачнели, и Рейслер глубоко внутри начал торжествовать. Его брат выдавил из себя скупую эмоцию, и именно ту, которой он ждал.

– Я буду первый, - торжественно произнес Рейслер и оттолкнулся с койки.

Уайт четко услышал хруст ломающихся позвонков, и его передернуло. Рейслер оставался недвижим, его тело покачивалось из стороны в сторону. Уайт не сомневался, что в камере теперь один покойник. Он поднял голову вверх и поглядел на синеющее лицо Рейслера, на котором застыла жуткая улыбка. Гримасой отвращения сменилось бесстрастное выражение лица Уайта, и он перевел взгляд на осколок, лежавший в соблазнительной близости от него. Но он даже и не помышлял о том, чтобы перерезать самому себе горло. Он вновь перенесся в свое прошлое, вспоминая все подробности его знакомства с ныне уже покойным братом, но киноленту воспоминаний прервали дежурные, только теперь заметившие произошедшее. Уайт отворотил нос, ибо ноги покойного висели прямо у него перед лицом. Полицейские с грохотом отворили решетку и бросились снимать бездыханное тело Рейслера, надеясь, что он все еще жив. Разбираться в этом Уайт предпочел оставить надзирателям, хоть и прекрасно знал, что с поломанной шеей еще никто не жил.

Около камеры собралась огромная толпа, но Уайт не обращал на них ни малейшего внимания, отвернувшись к стенке. Он настолько глубоко ушел в себя, что не сразу заметил, что его трясут за плечо.

– Вам нужен врач? – спросил его один из дежурных.

Причин беспокоиться у него было много: у Уайта на глазах повесился человек, да и потом сам Уайт выглядел как какой-то труп, совершенно недвижимый, с землистого оттенка лицом.

– Убирайтесь, - пробормотал Уайт. – Мне от вас ничего не надо.

Обиженный полицейский поспешил покинуть камеру вслед за остальными, выносившими Рейслера. Уайт остался совершенно один в пустой камере. Он снова взглянул на грязный осколок, взял его в руки и долго вертел. Когда полицейские удалились, и около Уайта не осталось ни души, он поднялся и швырнул за прутья осколок, тут же со звоном разбившийся на десятки маленьких кусочков.

ГЛАВА 20. ИГРА ЗАТЯНУЛАСЬ.

Никто и не заметил, как редкие деревца в небольшом пригороде Мемфиса обросли пышной зеленью. Внезапная жара быстро спала и сменилась прохладой и постоянным пасмурным небом. Горожан захватило праздничное настроение, очень многие собрались в самых многолюдных местах и парках, отчего улочки стали совершенно пустынными. Не хватало еще, чтобы по дороге понеслось перекати-поле, тогда бы уж точно город выглядел как Техас эпохи индейцев и железных дорог.

Автомобили не так часто появлялись на дорогах, и можно было услышать, как жутко завывает ветер. По кафе и ресторанам уже не сидели огромными шумными компаниями, и Брасс решил воспользоваться затишьем, скользнув незамеченным в небольшую кондитерскую. Под потолком висело с десяток вентиляторов, лениво крутивших своими лопастями, отчего в помещении оказалось прохладней, чем на улице. Брасс обнаружил одного-единственного посетителя, примостившегося подальше от холодильных витрин, куда выставили разные легкие закуски и кондитерские изделия. Провожаемый усталым взглядом продавца, Брасс направился к занятому столику.

Уголок оказался весьма уютным затемненным местечком, скрывавшимся от взглядов с улицы тяжелыми бархатными шторами темно-вишневого цвета. Мужчина не заметил, или сделал вид, что не заметил Брасса сразу, но без тени удивления поздоровался с ним, едва курьер уселся за стол. Мужчина придвинул Брассу чашку капучино, не сказав ни слова. Брасс неторопливо осушил чашку, внимательно глядя на соседа, будто находившегося в параллельном мире.

– Что тебя беспокоит? – поинтересовался мужчина, поймав на себе рассеянный взгляд Брасса.

– Вы же знаете, - откликнулся тот, отодвигая от себя чашку. – Все уже готово, а мистер Гранди занялся экспертами. Один только вопрос: где искать жену Фрайза? Если ее не найдут, то Освальд не выйдет из тюрьмы живым.

– Куда еще она могла сбежать? – сумеречно проговорил собеседник.
– Только туда, где ее не достанут.

– Но ведь Фрайз – персона нон грата. Разве его жена не может получить по мозгам?

Мужчина улыбнулся просторечному обороту речи.

– В данном случае на семью не смотрят, только если член семьи тоже отличился. Пока она не наделала глупостей, Зона – ее защита. Но это пока.

Брасс внимательно поглядел в карие глаза собеседника, чувствуя, что он дает ему намек на какую-то мысль, до которой он должен додуматься сам.

– Кто имеет право подать заявку на получение справки в миграционной службе? – вдруг спросил Брасс.

– Полиция, конечно же. Просто подкинь им идею, и все будет хорошо. А что насчет того, ради чего Уайт сюда приехал?

– Модуль уже у Рида, но он не спешит его отдавать. Уайт может его и не получить.

– Думаю, это не трагедия. В конечном счете, это ведь только прикрытие главной цели…

– Которой он не добился. Фрайз мертв, позволю себе напомнить.

Мужчина откинулся на спинку стула и поправил полосатый галстук.

– Да, его идеальный план, возможно, провалился. Но Освальд – человек, который извлекает выгоду из всякого безнадежного, на первый взгляд, положения. И это обстоятельство не позволяет мне делать поспешных выводов. С Освальдом вообще опасно делать какие-то выводы, можно, в конце концов, напороться на неприятное осознание того, что твои предположения оказались в корне неверны.