Личный убийца

Супруги вернулись в Париж, где Жюльен начал делать головокружительную карьеру — он был допущен к атомным секретам Франции, занял пост в департаменте. И тут начался шантаж: в почтовом ящике Марше то и дело находили газеты с сообщениями о похищении детей, по ночам раздавались телефонные звонки. В обмен на молчание о том, что Полетт — не его дочь, Жюльен стал поставлять шантажистам интересовавшие их сведения: разоблачение означало бы конец карьеры, скандал, банкротство, лишение родительских прав.

Жаклин все чаще порывалась звонить в комиссариат полиции… И тогда ей подстроили катастрофу.

В 1990 году у русских сменилось руководство КГБ, внешнюю разведку захлестнула перестроечная волна, сменились темы и интересы. Но остались старые связи, в том числе — из «ненавистников» буржуазии и ВПК, революционных стратегов — «Аксьон директ». В наследство от «дружественной спецслужбы» им достались не только тайники с оружием и взрывчаткой, но и полезная их «революционной деятельности» информация. Например, история Полетт, с помощью которой они могли манипулировать Жюльеном Марше. Держа его в страхе перед разоблачением, террористы располагали всей информацией, необходимой для осуществления своей преступной деятельности.

Знал о Полетт и Барни Хьюман. Он приехал в Базель по поручению «эскадрона смерти» для финансовых расчетов с дружественной «Аксьон…» за убийство представителя АНК в Париже, которое французы осуществили по их просьбе, возложив ответственность на террористов из ЮАР. Барни и застрелил сообщника в кантоне Граубюнден и, прихватив все денежки, скрылся вместе с маленькой заложницей.

Трудно сказать, как сложилась бы ее судьба, если бы не самоотверженные и в высшей степени профессиональные действия детективов, собравшихся по инициативе Кристиана Марселена.

( На фото вверху, русский сыщик Евгений Столетник и Полетт Марше).

(Печатается с сокращениями по материалам «ФРАНС СУАР»).

«Подробности» за 23-е число Решетников не купил — совсем вылетело из головы после неудачного визита в Малаховку. Газету купила Леля Каменева, но и 24-го, и 25-го забывал принести Старый Опер. Потом было воскресенье, они не виделись: Катя Илларионова вот уже больше месяца не готовила пельменей — ну какие пельмени без Женьки?..

Решетников перечитал окончание статьи, закурил, потом перечитал снова. Теперь международные погони шефа показались ему развлекательной поездкой.

— Тоже мне «планетарный уровень»! — в сердцах проворчал он. — Ты здесь поработай, а то Базель с Барселоной! Чай с бергамотом, едрена вошь!

Каменев с утра на работе не появлялся — видимо, пил где-то водку. Решетников его по телефону доставать не стал: «Надо будет, — решил, — сам позвонит!» Он понуро сидел в офисе и откровенно скучал, изредка прикладываясь к чаю с бергамотом и нещадно дымя.

В половине третьего явился следователь областной прокуратуры Кокорин, приостановивший его лицензию. Следователь был при галстуке, а это, как показывал опыт Решетникова, не предвещало ничего хорошего.

Видимо, галстук обязывал обращаться к свидетелю на «вы». Или не галстук, а вновь открывшиеся по делу обстоятельства?..

— Я думал, встречу вас на похоронах, Викентий Яковлевич, — усевшись за стол, как будто его сюда приглашали, сказал Кокорин и принялся доставать из портфеля бумаги.

«Ах, вот ты по какому случаю галстук надел!» — сообразил Решетников, но вслух ничего не сказал.

— Ну что ж, давайте-ка пройдемся по нашему делу с самого начала еще раз, — теплыми интонациями Кокорин попытался растопить ледяное молчание хозяина офиса.

— С самого начала — это как? — уточнил Решетников.

— С того момента, когда Богданович переступила порог вашего заведения…

— Агентства. Заведение — это другое.

— Хорошо, агентства. И до самой нашей встречи у нее на даче в Малаховке. Все по порядку, ничего не пропуская.

«Щас, — подумал Решетников, — буду я тебе за бесплатно выкладывать «все по порядку».

Он хотел предложить следователю чаю, но потом передумал. На дне жестяной банки оставалось совсем чуть-чуть, а этот, того гляди, усмотрит добрый жест как желание подмазать. С них, прокурорских, станется.

— Из меня рассказчик, как из Магдалины праведница. Если есть вопросы — отвечу, мне скрывать нечего.

Следователь Кокорин рассердился, но вида не подал, только посопел, перекладывая бумаги и собираясь с мыслями. Он бы и взглядом сверкнул, да уже поди знал, кто перед ним сидит.

— В котором часу пришла Богданович в ваше агентство? — начал допрос подчеркнуто сухо.

— Во втором.

— А точнее?

— Точнее — в тринадцать часов двадцать три минуты.

— Ого! Это почему вы так запомнили?

— Потому что привычка такая. Почасовая оплата: как только появился клиент, включается счетчик. И на копии контракта с Богданович, которая находится у вас в папочке, это время проставлено.

— До того, как вы обнаружили свою клиентку мертвой на даче в пятницу в восемь часов сорок минут, получается, прошло…

— Правильно: сорок три часа двенадцать минут, — кивнул Решетников.

Кокорин и там, в Малаховке, понял, что с этим свидетелем будет непросто. Здесь либо как с коллегой, либо — в кабинете и в присутствии прокурора.

— И что же, все это время вы ничего не делали?

— Все это время я отрабатывал полученный аванс.

— Сколько?

— Вы что, не читали контракт?

— Читал. Аванс получен за сутки работы, а речь — о сорока трех часах. Так сколько практически, а не по этой бумажке, вы работали?

— Сутки.

— А потом?

— Потом я должен был позвонить клиентке и отчитаться о проделанной работе. Я позвонил, но она не сняла трубку, хотя ничего не говорила о том, что собирается на дачу.

— Викентий Яковлевич, меня интересует, чем вы занимались в оплаченные клиенткой двадцать четыре часа. Вы же профессионал, так что постарайтесь меня понять правильно. Двадцать второго апреля, в среду, в двенадцать часов десять минут Кира Богданович проводила мужа на вокзал. Я это проверил, вместе с ней там был начальник планового отдела «Моспродуктсервиса» Ричард Шелуденко, он подвозил ему к поезду бланки договоров.