Лицом на ветер

А, может быть, зря она боится остаться одной? Может быть, не так это и страшно. Сбежала бы, вернулась домой, к своим, потребовала бы у короля защиты и справедливости. Если у отца нет наследников, кроме неё, ей должны отдать его землю, пусть не всю, ей много не надо, хватило бы на хлеб да на семена. Там, наверное, ещё и дом отца стоит. Она смогла бы одна, она умеет работать. Скотины, правда, никакой у неё нет, но это дело наживное, первое время придётся брать в долг или просить у короля. Он позволил Криксу продать её римлянам, какой это король? Теперь он должен ей! Если она потеряла отца, это не значит, что теперь она не должна защищаться законами и всем посёлком. Неужели другие бы промолчали, узнав о том, как с ней поступили?

Рианн вздохнула. Всё может быть. Может, и промолчали бы. Она вспоминала, как к ней относились последние пять лет. Все думали, что римляне успели надругаться над ней, девчонки шептались за спиной, а парни косились на неё, как на больную. Римская подстилка. Вот, кем она была для них. Может быть, никто и не удивился, когда осенью она пропала из посёлка. Может, никто и не знает, что это Крикс продал её, все, верно, подумали, что она просто ушла к римлянам. И никто не пожалел её, не попытался понять. А она разве в чём-то виновата? Такое могло случиться с любой девушкой. Ей было-то всего двенадцать лет. В чём её вина, что римляне уже тогда зарились на неё?

Свенку передёрнуло. Она хорошо помнила, как легионеры рвали на ней одежду, как один из них целовал её в губы, лапая руками за грудь и живот. У неё и груди-то тогда толком ещё не было. А они… Пока мама не вмешалась, не вырвала её из их рук, не закрыла собой. Но все вокруг решили по-своему, сделали выводы, поставили клейма. Она стиснула зубы до скрипа.

И вот теперь она точно римская подстилка, потому что всем всё было безразлично, и никто не заступился за неё. Потому что они позволили Криксу продать её, как рабыню, а не свободную соплеменницу! Они позволили ей стать рабыней римского центуриона, стать его шлюхой…

Рианн расплакалась вдруг навзрыд от тоски и боли, от жалости к самой себе. Что теперь ей делать? Ухаживать за ним? Лечить его? Поить его? Следить, чтобы он не мёрз, чтобы не было жара? Где его жена? Это она должна этим заниматься, а не я!

Рианн резко поднялась из-за стола. И что делать? Подушку ему на голову или просто бросить его? Уйти! Оставить всё! Пусть подыхает! Пусть один тут подыхает!

Она вернулась к нему, неслышно ступая по полу кожаными сапожками. А центурион лежал на спине и, очнувшись уже, просто глядел в потолок. Заметив тень, перевёл глаза ей на лицо, глядя через брови. Шепнул по-свенски:

— Ты?.. Что крадёшься? Убить меня собралась? — Усмехнулся и тут же скривился от боли, чуть ахнув.

— Как вы догадались? — Кровь отлила от лица её.

— Оно и так понятно… ты же меня ненавидишь… Чем ты собираешься меня убить? Возьми, вон, кинжал мой с пояса, будет ловчее…

— Захочу и возьму… — выдохнула чуть слышно. И как она сама не подумала об оружии? Им же быстрее.

— Только убить человека не так-то легко, как кажется…

— Я смогу… Вас — смогу… Вот увидите…

— Ну-у, успехов…

Он с болью прикрыл глаза. От потери крови тошнило, знобило, и кружилась голова, плыло перед глазами, и всё казалось нереальным сном. Неужели она, в самом деле, собралась убить его? Неужели сможет?

— Человека страшно убивать, но вы не человек… Вспомните, как вы ко мне относились? Как вы меня били и насиловали? Что должна чувствовать я?

— Ну, не только же я тебя бил и насиловал, было и другое… Тебе было хорошо со мной… Признай это… Рианн?

Он позвал её по имени, и свенка сухо сглотнула пересохшим горлом.

— Я бы хотела вообще не встречать вас, не видеть вас ни разу в жизни…

— Если хочешь уходить — уходи, тебя никто не держит… — Он разговаривал с ней медленно, с трудом выговаривая каждое слово.

— Мне мало — просто уйти…

— Будешь мстить? Именно этим ваши и занимаются… Каждый раз мстят за своих… — Центурион попытался приподняться, чтобы видеть её лицо, подтянул руку, чтобы опереться на локоть, но еле-еле сдержал крик, уронил голову на подушку и застонал через стиснутые зубы. Отдышался и шепнул:- Что же ты так долго ждала? Могла бы убить меня в любое другое время… Почему только сейчас? Потому что сейчас легче? Потому, что сейчас можно хоть голыми руками? Как младенца…

Рианн перебила с вызовом:

— Вы совсем не младенец, нет… — Она повела головой отрицательно. — Вы — насильник и жестокий урод…

Он в ответ только усмехнулся, на лбу его блеснула испарина. Рианн продолжила нервно:

— Вы только ненавидите нас, называете нас варварами жестокими, воюете, убиваете, как скот, а чем вы сами лучше? Вы приходите к нам в посёлки, убиваете и насилуете наших девушек…

— Я никогда никого не насиловал в ваших посёлках… — перебил её резко.

— Ага. Чем вы лучше остальных? А как же я? Меня вы тоже не насиловали? Вы связывали мне руки, вы… вы… — Она не смогла дальше говорить и от бессилия замотала головой.

— Ты — моя рабыня… Я купил тебя у вашего Крикса… Спрашивай у него, почему он это сделал… Ты была свободной, а он продал тебя… За что? За долг твоего отца? За то, что все считали, что тебя поимели римляне? Тебя продали свои! И в том, что с тобой стало, виноваты твои же свены! Ты просто не хочешь этого признать… Ты считаешь, что во всём виноват только я один…

— Если бы вы не пришли к нам… Если бы вы не трогали меня… Вы убили маму… Боги, мне было всего двенадцать лет, а вы уже полезли ко мне… лапали меня… рвали одежду… Что я вам сделала? — Она нервно перескакивала с одного на другое, говорила быстро, срываясь на шёпот.

— Мне? Мне — ничего… — Он хрипло выдохнул и опять попытался приподняться, подтягивая руку, с хрипом дышал открытым ртом, превозмогая боль, он хотел видеть лицо свенки. Нет, она заставила себя уважать этим, заставила с собой считаться. Это ж надо было такое придумать! Решилась убить его? Столько дней, месяцев под одной крышей, и только сейчас решилась. А он-то думал, у неё душа цыплячья…

Сесть ему не удалось — в животе всё пылало от боли, но свенка сама вышла из-за его спины и встала в стороне — рукой не достать. Смотрела на него, поджав губы. Какой знакомый взгляд! Так обычно смотрели свенские молодые воины в моменты атак, решительно, всей душой отдаваясь делу. Неужели она, и правда, сможет это сделать?

Рианн видела его слабость, его болезнь, он силился подняться, но рана в животе не позволяла этого сделать, он мог только лежать и смотреть на неё. Только руки его беспомощно стискивали одеяла.

— Сейчас вы ничего не можете мне сделать… Сейчас вы в таком же положении, что и я… Мне даже не надо связывать вас… Что вы чувствуете? А теперь представьте, что чувствовала я, когда вы издевались надо мной? Когда я умоляла вас, когда вы делали мне больно… Вам было приятно делать мне больно? Вам что, нравится делать кому-то больно?