Лицом на ветер
Шрифт:
— Сейчас никто из твоей семьи не может мне указывать, у меня нет ни отца, ни братьев, я хочу освободиться и от тебя. Я приехала за разводом. Любой судья разведёт нас, ты годами не появляешься дома…
— Я — военный.
— Я знаю.
— Это всё из-за него? Из-за этого козла Авла? Это он надоумил тебя приехать сюда со своим разводом? Он там рядом с тобой? Ты всё это время жила с ним?
— При чём тут Авл?
— Почему он не приехал с тобой? Оставила его смотреть за своими лавками? Конечно, я в этом ничего не смыслю, я далёк от твоей торговли, зачем я тебе нужен — скучный военный в далёкой Германии? Так, да?
— Я могу и не разводиться, меня устраивает то,
— На две семьи? Понятно. Ты уже давно живёшь с другим и его ребёнком, я знаю, что Марка ты родила не от меня, я это уже понял…
Она даже не стала спорить, только усмехнулась коротко и холодно, и после этой усмешки Марк решил, что не хочет больше иметь с ней ничего общего. Он ушёл среди ночи с постоялого двора и вернулся в свой холодный и маленький казённый угол с одной рабыней, без больших сбережений и богатств.
И вот сейчас Атия ходила здесь хозяйкой, всем недовольная и раздражённая.
— Почему так холодно у тебя? Это же угол, это не жильё — это собачья конура, волчье логово! Где ты спишь? Что ты ешь? Где твои вещи? Разве можно здесь жить? У меня в Риме рабы живут лучше!
Марк ничего не говорил ей, молча смотрел и думал. Трудно себе представить, что эта женщина могла бы ухаживать за ним после ранения, стирать окровавленный бинты, поить из чашки и терпеть, терпеть всё, что выпадает на долю жены военного.
Ах, отец-отец, зачем ты женил меня на этой женщине? Почему не нашёл ту, что была бы рядом и всё выносила вместе со мной? Как там в супружеской клятве сказано «Где ты, Кай, там и я, Кайя»? Разве была бы она когда-нибудь со мной? Никогда даже вопрос не поднимался поехать сюда вместе, это немыслимо было годы назад и тем более, сейчас. Она приехала сюда только раз, чтобы потребовать своего развода.
Рабыня закончила шитьё и принялась собираться уходить, набрасывала тёплый плащ, искала корзину, с которой обычно ходила на Форум за покупками. И тут Марк впервые за всё это время заговорил:
— Уходишь? Надолго? Когда вернёшься? Подожди, я дам тебе денег на хлеб…
Рабыня вздрогнула и прикрыла глаза, когда Атия начала ругаться:
— О чём вы там разговариваете? Говорите на нормальном языке! Что вы говорите там по-своему? Гелла, — крикнула свою рабыню-германку, — о чём они говорят? Что он сказал ей?
Рабыня перевела, и Марк спокойно посмотрел в лицо жены, выдерживая её взгляд, произнёс твёрдо:
— Прекрати орать. Не веди себя, как последняя торговка на Форуме. Хотя, чего я от тебя хочу, ты и есть торговка на Форуме… Скорей бы вернуться в свои лавки, к своему мясу, так?
И она бросилась на него, стараясь вцепиться с лицо. Но центурион успел поймать её за запястья обеих рук и держал на расстоянии.
— Пусти! Пусти, ты… Убери свои руки!
Марк оттолкнул её от себя. Атия шумно дышала, зло кривя лицо. Она не казалась уже такой красивой, как казалась когда-то.
— Ты… ты… Как ты смеешь?
— Ты приехала сюда за разводом, и ты его получишь. Подавись. Я не хочу от тебя ничего. Забирай всё! Можешь продать мой дом и купить себе ещё одну лавку. Плевать! К Плутону всё! Я не хочу тебя больше видеть, твою ложь и враньё. Живи там со своим Авлом и его сыном… Чем скорее ты уедешь, тем лучше. Сегодня же пойдём к судье и потребуем развести нас, надеюсь, ты привезла с собой хоть одного свидетеля против меня. Я же скажу, то ты никогда не была мне верна и сына родила от другого… Ты ещё заплатишь мне штраф за свою распутную жизнь, я постараюсь выиграть этот проклятый суд! Ты ещё пожалеешь, что приехала
сюда и что-то требуешь. Вот увидишь.Атия долго молчала после его слов, потом позвала рабыню и ушла, громко хлопнув дверью. Только после этого ушла и Рианн.
Весь следующий день он был где-то в городе, Рианн отвлекалась работой, что уж он делал и где, она не знала. Доработала до поздней ночи и легла, не гася света, уже засыпая, слышала, что пришёл и центурион. Ходил по комнатам, наверное, раздевался с улицы, а потом, к великому её изумлению, забрался к ней на ложе и под одеяло. Рианн сонно запротестовала, когда мужские ладони принялись ласкать её тело.
— Нет… Не надо… Пожалуйста…
— Почему? — Он искренне удивился и глядел в лицо с вопросом.
— Здесь ваша жена, совсем рядом… Это неправильно. Так нельзя… Так не должно быть… — Она уже окончательно проснулась и отталкивала от себя ладони хозяина.
— Жена? Да ну её… Надоела за день…
Рианн нахмурилась, а центурион через её сопротивление ладонью ласкал её живот, грудь, потянулся ниже до бёдер.
— Не надо…
— Мы были у судьи сегодня, нас разведут, судья принял мою сторону, как мужик, думаю, ей за распутство ещё и штраф выпишут… — Усмехнулся и протолкнул ладонь между ног Рианн, как раз под коленями, где ноги не смыкались плотно. — Она ни в чём и не запиралась, дура, во всём призналась… Что жила с другим, что ребёнок его… — Опять усмехнулся. — Да ей этот штраф — раз плюнуть! Заплатит и не заметит… Она так развода хочет, что на всё согласна, даже на этот штраф…
— И вы радуетесь? — выдохнула Рианн, чувствуя, как ладонь центуриона поднимается всё выше и выше, раздвигая ноги.
Все попытки не пропустить его ни к чему не приводили. Она задохнулась от ощущений, когда пальцы центуриона коснулись её там, ей показалось, что она в миг стала мокрой и даже чуть выгнулась ему навстречу. Умом понимала, что всё это неправильно, а тело её не хотело, чтобы он останавливался.
— А что мне, плакать, что ли? — Снова усмехнулась. — Пусть делает, что хочет и убирается… Не хочу её видеть… К Плутону!
Он подтянулся, чтобы поцеловать в губы, но Рианн отвернулась, избегая поцелуя, чувствовала, что губы центуриона пахнут вином. Где-то в кабаке засиделся до ночи, пил, пока она тут работала, а теперь жаждет плотских удовольствий? Только пришёл и сразу к ней и сразу прилип, как муха на смолу. Не оторвать!
Его левая рука не останавливалась, он ласкал её кончиками пальцев, чувствуя, как от прикосновений германка вздрагивает всем телом. Он догадывался, что она сейчас переживает и улыбался, видя её реакцию. Она уже не пыталась останавливать его, не сжимала ног, а наоборот развела шире дрожащие колени, ладонь её легла на мужское запястье и чувствовала теперь каждое движение его руки. Между стиснутых губ вырвался еле различимый стон. Он добился, чего хотел, теперь она вряд ли будет стараться остановить его, она будет желать продолжения, она и сейчас уже готова принять его. И он это сделал.
Вошёл в неё глубоко и сильно, сразу заполнив одним толчком, рабыня аж ахнула невольно от силы его напора, попыталась потянуться навстречу, но центурион отбросил её обратно на подушку двумя-тремя толчками. Свенка смирилась, покорно отдаваясь ему, раскрыла дрожащее лоно, не мешая свободно сходить в себя. Центурион держал её руки за запястья, вдавив в подушку слева и справа от головы, сам опирался на вытянутые руки и входил в рабыню сильно, с мощью, смотрел в лицо, на двигающиеся раз за разом груди. Да. Это сила мужчины, это природой данная власть быть господином женщины, быть хозяином её. Так и должно быть, и они все должны терпеть это, жить с этим…