Лицом на ветер
Шрифт:
— Забирай её, центурион… Забирай свою шлюху… Вы вместе сдохнете здесь… Она, а потом ты… Через болото ты не выйдешь… Болотные духи заберут вас к себе, и покоя вам не будет никогда… Во век…
Марк даже не видел, куда он ушёл, он был занят Рианн, всем, что произошло. Он держал её, прижимая к себе левой рукой, а потом, устав, опустился на землю. Сидел, глядя в пространство остановившимся взглядом, и голова раненой Рианн лежала у него на груди.
Рианн плакала беззвучно от боли и горя, и центурион медленно гладил её ладонью по голове, по коротким рассыпавшимся волосам.
— Нет… Нет… О, Фрейя… Мой ребёнок…
Они долго не разговаривали, Рианн теряла кровь и иногда проваливалась в беспамятство, а Марк сейчас даже и не знал, о чём теперь говорить. Всё вроде бы сложилось, как надо. Он на свободе, до крепости осталось недалеко, если Крикс вышел навстречу. Да и Рианн будто бы смирилась с его присутствием, как будто приняла его приглашение стать женой. Он уже ждал, уже жил мечтами о будущем, уже рисовал в голове, как это будет. И было бы… Всё было бы… Ещё и ребёнок, оказывается… Его ребёнок… Но…
Всё рухнуло вдруг в один момент, в один миг, всего полёт одной стрелы, чтобы оборвать все мечты, все надежды! Как, как теперь он будет жить без неё? Она — его талисман, его удача, мать его ребёнка, та женщина, к которой он прикипел всей душой, та, с которой хотел связать свою жизнь. Он сам её выбрал, это была не воля строгого отца, а его личный выбор, та девушка, что понравилась ему самому. И пусть она свенка, пусть германских кровей, но она стала ему очень близкой, очень родной.
А теперь она умирала на его руках, тихо угасала, и он ничего не мог сделать и ничем не мог ей помочь…
Это всё проклятый Крикс! Да что б тебя!
Он всегда воспринимался, как торгаш, сумеющий продать и снег зимой, ценящий только деньги, не имеющий за душой ничего святого. А оказывается… Всё не так, совсем не так. И Марк, думающий, что научился разбираться в людях, ошибся в нём, предложив ему только деньги…
Крикс жил ненавистью к Риму, он торговал с римлянами в крепости, общался с легионерами, ел и пил с ними за одним столом, улыбался, а на самом деле, его чёрная душа лицемера наполнена лютой глухой ненавистью. Он водил против римских орлов отряды, участвовал в нападениях, вовлекал в это обоих своих сыновей и одного даже потерял. И ещё он ненавидел Рианн… За что? Почему? Только ли за то, что она была дочерью более удачливого соперника? Но ведь она же была и дочерью той женщины, что он когда-то любил…
Любил ли он сейчас кого-то? Или им двигали только злость и ненависть? Он отомстил Рианн за всё. Он отомстил и Марку. Как он сказал, уходя? «Вы вместе сдохнете здесь… И болотные духи заберут ваши души…» Он прав! Он всё это сделал так, чтобы убить их!
Первой умрёт Рианн… Рана в живот, это — приговор, она не поверхностная, как это было у него зимой, и Рианн уже потеряла много крови. А потом умрёт и сам Марк… Через болото идти он не знает дороги, и вернуться назад он не сможет: не осталось ни воды, ни еды. Сколько он продержится тут? День, два, три? А потом умрёт тут же, на этом острове…
И они останутся здесь с Рианн вместе, и точно сказал Крикс, их души достанутся болотным духам.
Почему он сделал всё именно так? Ведь он мог просто застрелить их обоих, стрел у него, по его словам, хватило бы. Но он ранил Рианн в живот, именно в живот, знал, как долго и мучительно она будет умирать, а Марка вообще
не тронул, решил, пусть умирает от голода.Как это всё подло! Как подло!
Первое время он злился, ругал самого себя, скрежетал зубами от досады, бессильно сжимал кулак единственной здоровой руки, и ему казалось, если бы он увидел сейчас этого Крикса, он бросился бы на него и задавил его одной своей левой рукой.
Чем больше времени проходило, тем меньше и меньше решимости и злости оставалось в нём, приходила апатия, равнодушие, смирение с обстоятельствами. А как он хотел? Думал, его ждёт счастливое будущее? Семья, благополучие, жизнь… Он ушёл от смерти, его спасла эта молодая женщина, она отдала за него всё, даже свою жизнь, жизнь своего ребёнка, всё, что имела. Самоотверженная, смелая, без лжи и наигранности… Разве достоин он был бы её любви, её внимания, после того, что он заставил её пережить прошлой осенью? За то, что не пытался понять её, что был скор на расправу, что видел в ней только объект страсти. Боги наказали его, забрав её у него, лишив его ребёнка от этой смелой свенки, лишив его смысла жить дальше…
И поделом тебе… Ты заслужил это…
— Вам надо уходить… — Шёпот ослабевшей Рианн вывел его из оцепенения раздумий. — Вы видели, куда он пошёл?
Марк медленно повёл подбородком в отрицательном жесте, в тот момент он вообще не мог думать о чём-либо другом, кроме того, что узнал от Крикса о своём ребёнке, о том, что случилось потом… Нет, конечно же, он ничего не видел! До этого ли ему было?
— Вы сможете… если Крикс прошёл, вы тоже сможете… Оставьте меня и уходите… Не ждите…
Рианн смотрела на него снизу вверх, голова её лежала теперь на его животе. Сам он сидел на земле, прислонившись спиной к стволу берёзы. Всеми силами Марк старался не глядеть на живот Рианн, закрытый полой плаща, он не хотел видеть оперенье стрелы, так подло пущенной Криксом в беззащитную свенку.
— Не надо ждать, пока я… — Её голос сорвался на шёпот, она в отчаянии замотала головой. За всё это время центурион не проронил ни слова, но она-то видела, каким отстранённым, в себя, стал его взгляд. О чём он думает? Кого винит? Её?
— Простите меня… — снова зашептала беззвучно. — Я должна была сказать вам про ребёнка… Я не знала, как вы к этому отнесётесь… — Центурион только нахмурился ещё больше, и даже через его заросшие щёки было видно, как он стискивает зубы в бессильной ярости что-то изменить.
— Я не слышу его… — снова шепнула, отводя взгляд на небо за головой центуриона. — Он уже начал немного двигаться во мне… совсем недавно и не часто… Но я его чувствовала… А теперь — нет… Он убил его… Сына за сына… — Рианн усмехнулась, прикрывая глаза.
Марк зажмурился и отвернулся, вспомнил последние слова Крикса. Он мстил за убитого римскими легионерами сына. Может быть, что-то всё же ещё было в его жизни, что он продолжал любить? Пусть даже младшего сына… И за своего мальчишку он убил ребёнка Марка, хотя тот его сына в глаза ни разу не видел! Почему он мстил ему? Мстил всему Риму в лице его одного? Лишил всего одним махом — любимой женщины, ребёнка, надежды на спасение, жизни… Всего…
— Уходите… Пока есть время… Пока ещё у вас есть силы… Со мной всё кончено… Мне сейчас никто не поможет, даже ваши римские лекари… Я знаю… я уже чувствую это… Сейчас я видела свою мать…