Лик Архистратига

А, скорее всего, смотря именно на ту самую инертную секретность, наша страна была, есть и продолжает пока оставаться такой же коммунистической, таинственной и «совершенно секретной». Неудивительно, если на дверях в раздевалку там до сих пор висел плакат с изображённой на нём комсомолкой с нахмуренными бровями в красном платке, завязанном по-комсомольски и с приложенным к пухлым губам указательным пальцем правой руки: «Тихо! Не болтай! Враг подслушивает!».

Иван Кузьмич, к счастью, мог передвигаться собственным ходом, хотя правую руку ему загипсовали от кончиков пальцев и выше локтя. Тем более, на распорке прикреплённой к пояснице, поднятая рука выглядела, как гитлеровское приветствие. Несмотря на этот небольшой гипсовый камуфляж, заведующий Гохраном выглядел куда как неплохо. Вероятно, вовремя выключившийся разум спас его рассудок от полного помутнения.

— Надо же! — посетовал Иван Кузьмич, поднимаясь в лифте на десятый этаж. — Надо же, вы обратили внимание, как бабушки у подъезда смотрели на меня? Будто я совершил что-то нехорошее или вообще причастен к очередному террористическому акту, разжигаемому погаными чеченцами!

— Ну и что? — пожал плечами Сергей. — Не очень-то стоит обращать внимание на бабушек. Они в каждом московском дворе одинаковые. Судачат, кости всем перемывают. Что им ещё делать?

— Ты прав, но не совсем, — возразил Фёдор. — Я обратил внимание, какой ухоженный газон возле дома. Тут без бабушек точно не обошлось. Я прав, Иван Кузьмич?

— Ещё как прав, — кивнул начальник с виноватой улыбкой. — Без бабушек точно не обошлось. Каждая из них посчитала нужным дать совет, где и какие цветы рассаживать. Что делать с лопатой, как вскапывать почву, какие удобрения в моде, какие нет, стоит ли делать клумбу круглой или же оставить прямоугольной. Ведь совет — самое ценное в нашей советской жизни. В стране советов живём, об этом забывать не стоит.

— А кто же цветы рассаживал? Неужели вы?

— Я, — снова кивнул Иван Кузьмич. — Вот поэтому возле подъезда эти курицы с нами так дружненько и поздоровались. В выходные дни им просто нечем больше позаниматься, как дать ценный или самый ценный совет соседу.

Последнюю фразу отставной офицер произнёс, словно извиняясь за содеянное цветоводство, но художникам-реставраторам идея начальника пришлась по вкусу. Раньше они пытались непроизвольно недолюбливать начальство, как до сих пор водится во многих государственных учреждениях. А тут оказывается, он даже вокруг дома своего порядок наводит, цветы сажает. Вот что такое настоящая дисциплина. Что тут можно возразить?

Лифт остановился на десятом и выпустил троих мужчин на узкую лестничную площадку. Из четырёх дверей этажа квартиру начальника можно было узнать сразу. Если три соседские двери были металлическими и оббитыми искусственной кожей, то двери в квартиру отставного офицера сияли добротной казённой краской и могли похвастаться только пуговичкой дверного глазка. Иван Кузьмич, шаркая, направился к своей квартире. Что ни говори, а шёл он ещё довольно плохо. Это можно было понять, потому что за один день на человека свалилось столько неприятностей — уму непостижимо!

Квартира начальника с порога блестела чистотой, но во всём угадывалась холостяцкая непринуждённость. Это ещё была одна из новостей для подчинённых. Из них никто, никогда не сомневался, что отставной офицер обязательно должен быть женат. Почему обязательно? Почему должен? Кому и что должен? Ведь многие из женщин желают всего сразу и много, и не желают ждать, когда муж с годами заслужит определённое отношение в армии, чины и уважение. Поэтому ничего удивительного в офицерском одиночестве нет. Тем более, что мало таких женщин на земле, которые согласны за своей половиной ехать куда бы судьба не послала как, например, жёны декабристов, последовавшие за мужьями в Сибирь. Наша армия, конечно, не какая-нибудь каторга, но жёны русских офицеров заслуживают особого уважения.

— Ты, Фёдор, давай-ка на кухню, — скомандовал хозяин квартиры. — А тебе, Сергей, я покажу наш завод с высоты птичьего полёта. Это для того, чтоб нервы твои успокоить, а то ты слишком рано в психически ненормального записываться собрался. Откуда же мне знать, что у индусов там или у китайцев существовали какие-то идиоматические науки? Вы знаете, как эта хреновина действует? Хуже всего, что меня чуть не подставили.

— Да я ничего, Иван Кузьмич, — попытался отбояриться Сергей. — Фёдору гораздо хуже. От него жена ушла и неизвестно, что с ребёнком. Это сказывается психотропное влияние маски на человеческий организм. Как всё действует, мы пока только можем догадываться. И не понять, какое отрицательное влияние она оказала на мальчика.

— Как так не понять? Ты же сегодня говорил, что мальчик в аварию попал. Я точно помню, память пока ещё не подводит, — нахмурился офицер. — Или информация неверна?

— Нет, я от своих слов не отказываюсь, — подал голос Сергей. — Только сам Федя, наверное, доходчивее обо всём расскажет.

— Расскажу, — отозвался с кухни Федя. — Потому что это дело касается уже нас всех, а не только каждого в отдельности.

Он вышел из кухни держа в правой руке вскипевший чайник и банку растворимого кофе, которую держал подмышкой, а левой рукой зацепил сразу три фаянсовые кружки. Хозяин показал, куда всё ставить и где печенье. Когда кофе был благополучно разлит и каждый уже сделал по глотку, Фёдор решил продолжить:

— Знаете, Иван Кузьмич, я женат уже давно и, наверно, удачно.

— Стоп! — перебил его хозяин. — Так женат или же нет?

— Вот с этого и хотелось начать. Я считаю, что женат удачно, — повторил Фёдор. — Но около года назад нам с Серёгой подкинули в Гохране внеплановую работу, вы же знаете, потому что без вашего личного распоряжения тут не обошлось. Вроде бы ничего удивительного нет, реставрационные работы нами выполнялись не раз и не два. Всё до этого времени было в порядке.

Но какой может быть порядок в непорядочном организме не мне вам объяснять. А непорядочный организм — весь наш Гохран. Более того — вся наша страна. Ибо ничего не выполняется, как надо, а просто, как получится. В наших реставраторских работах этого допускать нельзя ни в коем случае. Мы с Сергеем покопались в истории. Оказалось, что маска, с которой мы работаем, была завезена в Россию писателем Алексеем Толстым.

— Теперь понятно, почему вы обрядили маской его бюст, — хмыкнул начальник. — Только даже в таком случае, поступок, мне так кажется, всё-таки несколько бестактен.

— Дело обстоит не совсем так, — начал оправдываться Фёдор. — Причина в том, что Алексей Николаевич самостоятельно проводил исследования религиозной ритуальной маски, то есть пытался выяснить, что она такое и зачем. В своё время по ходатайству Союза писателей Гохран должен был выделить ему специалистов, но откуда же возьмутся настоящие спецы в материалистическом государстве, где сначала Ульянов-Бланк, а за ним Джугашвили-Коба собственноручно посадили себя на Божий престол. Хошь, не хошь, а молись на тех, кто живее всех живых. И ежели надо мистические возможности прознать, то прознавай: не можешь — научим, не хочешь — заставим!

— Так выяснил всё-таки ваш писатель, какую хреновину в Россию притащил? — поднял бровь Иван Кузьмич. — Мне и самому сейчас интересно стало. Ведь на ровном месте — перелом на руке. Против таких артефактов не попрёшь. Ну, что там эта маска собой представляет? Говори всё, что известно, я уже ко всем сообщениям готов.

— Не знаю, — пожал плечами Фёдор. — Известно только Алексей Николаевич назвал маску апейроном зла. Но от всяческих исследований вдруг отказался и не расставался с ней до самой смерти как с любимой игрушкой. Правда, умер он страшной смертью, от рака прямой кишки.

— Постой-ка, — перебил его хозяин квартиры. — Рак прямой кишки — это кровь прямо из задницы?..

— Конечно, — кивнул Федя. — И не только кровь. Диагностики говорят, что страшнее такой болячки на теле придумать невозможно. Это одна из конкретных фурнитур предмета как её, скажем, деревянные змеи вместо волос. Мы с Сергеем предполагаем, что вырезанная из дерева мистическая игрушка — есть нечто адекватное договору с нечистой силой.

— Это ещё что за оказия такая? — удивился Иван Кузьмич. — Чем может быть обычная, пусть даже ритуальная игрушка в вашем понимании? Да вы, ребята, с такими рассуждениями скоро утверждать начнёте, что американские чучела, вырезаемые из тыкв к ихнему Хеллуину — это нечто запредельное, то есть представители адского предбанника или того хуже. Как тут не засомневаться — в порядке ли ваши головы?