Лилия между тернами

— Ну и ладно. Можешь врать, сколько хочешь. Хотя не вижу ничего такого в том, чтобы признаться, что не можешь оторвать глаз от чьих-то роскошных ягодиц. Я вот смотрю сейчас на твой зад и не собираюсь скрывать, что он просто фантастично смотрится, когда ты наклоняешься за этими листьями. Могу тут хоть целый день стоять и смотреть.

Я резко выпрямилась и выронила листья из рук.

— Немедленно прекрати! — ткнула я в него пальцем.

— Что? Пялиться на твою попку?

— Да!

— Как скажешь! Все остальное тоже очень даже ничего! Кстати, меня зовут Миша. Окажешь ответную любезность и представишься? — хитро посмотрел он.

Я поколебалась, а потом все же сказала.

— Я Марина, — решив воспользоваться тем же именем, которым представлялась и Инне.

— Ты врёшь! — тут же раскусил меня Миша. — Ну ладно, если тебе так хочется, буду называть тебя Мариной. Ты надолго здесь, Марина?

Я не знала, что ответить, да и, собственно, парня это не касалось.

— Не знаю. Все будет зависеть от Риммана, — я постаралась пожать плечами как можно безразличней.

— А ты его родственница или девушка? — вот же неугомонный.

— А тебе не говорили, что ты ужасно бесцеремонный и любопытный?

— Миллион раз и даже пару раз побить пытались.

— И что?

— Не помогает. Я неисправим. Так что, ты ему какая-нибудь сестра, или вы парочка?

— Я ему не сестра! — раздраженно ответила я.

Да и парочкой нас назвать язык не повернется.

— Оу! Значит все-таки Римман, наконец, привел в дом женщину! — подмигнул мне Миша.

— Что ты хочешь сказать?

— То, что до этого единственной женщиной, входившей в его дом, была его домработница. Значит, ты его девушка, и у него на тебя серьезные планы.

— О, поверь, тут ты ошибаешься! — горько усмехнулась я.

— О, поверь, тут ТЫ ошибаешься! — передразнил меня Миша. — Мариночка, если такой мужик, как Римман, впервые приводит домой женщину — это очень даже важно для него. Я тебе как эксперт говорю! И хотя то, что его намерения серьезны, не есть хорошо для меня, я не буду падать духом. Если ты будешь жить по соседству, то мало ли, вдруг тебе когда-нибудь надоест молчаливый и брутальный мужик, и ты захочешь оттянуться с веселым и общительным, просто неотразимым во всех отношениях соседом.

— Просто неотразимым во всех отношениях? Тут и такой сосед имеется? — съязвила я.

Миша же, ухмыльнувшись, покатил наполненную тележку вглубь участка.

Мы собрали все листья за несколько часов, и я успела привыкнуть к тому, что у Миши ни на секунду не закрывается рот. Такое впечатление, что, если он помолчит, его просто разорвет. Но вскоре меня это перестало напрягать, и я даже стала находить его забавным. Он рассказывал множество интересных историй о жизни, друзьях и подругах, курьезах, с ними происходивших. Не все эти истории были пристойными, но мне понравилось слушать о той жизни, о которой я почти ничего не знала. Реальной жизни реальных молодых людей. Моих ровесников, с которыми я никогда не общалась и знала о том, чем они живут, только из романов.

Мы с Мишей уже давно расположились на садовых качелях, которые он основательно раскачивал, активно жестикулируя и вдохновенно рассказывая о том, как над его приятелем — жутким бабником — подшутили девчонки, которых он допек. Я сидела спиной к дому и уже откровенно хохотала, не столько, наверное, от самой истории, сколько от артистичной её подачи симпатичным Мишей. Если честно, не помню, случалось ли мне в моей жизни смеяться так долго и громко. Я всегда старалась сдерживать любые сильные проявления эмоций, но прямо сейчас, в присутствии этого взъерошенного парня с хитрыми зелеными глазами и языком без костей, смеяться от всей души мне было легко. Кажется, совсем ненадолго я забыла и об ужасе, случившемся в моей жизни, и о том, сколько еще всего должно произойти.

Неожиданно Миша прервался на полуслове и замер, глядя куда-то мне за спину. Потом он почти непринужденно поднял руку и взмахнул.

— Э-э-э. Привет, Римман! Как поживаешь, сосед? — постарался сохранить внешнюю веселость парень, но я видела, что на самом деле она улетучилась без следа.

Я обернулась. Римман стоял в дверном проеме, перегораживая его почти полностью своей монументальной фигурой и мрачным, тяжелым взглядом смотрел на нас. На приветствие Михаила он ответил медленным кивком, словно раздумывал, стоит ли вообще отвечать, и вперив в меня взгляд, больше не возвращал его к парню. От всей его позы и выражения лица веяло скрытой угрозой.

— Иди сюда! — рявкнул мне Римман.

— Ладно, увидимся еще, садовница, — сказал Миша и, вернувшись к забору, перемахнул обратно.

Но он не ушёл, а остался стоять и с легким беспокойством смотрел на нас с Риманом.

— Смотрю, ты весело проводишь время? — ледяным голосом сказал Римман, с яростью глядя мне в глаза.

— Миша мне помог собирать листья, и мы немного поболтали… — попыталась объяснить я, чувствуя непонятную робость, но Римман резко дернул меня за руку, затаскивая внутрь.

Резко захлопнув за мной заднюю дверь, которая была совершенно прозрачной, он толкнул меня на неё и тут же вдавил своим телом, бешено атакуя мой рот. Его губы были жесткими и безжалостными, и прорезавшиеся клыки причиняли боль, но при этом неожиданно эти ощущения возбудили меня так стремительно и сильно, что я, не сдержавшись, застонала в его хищный рот.

Моё тело напрягалось по собственной воле, желая быть к Римману еще ближе. А он поглощал меня, жадно облизывая выступившую из поврежденных его клыками губ и языка кровь, и рычал низко и непрерывно, заставляя нечто глубоко внутри меня отзываться острой нуждой на эти порочные вибрации.

Римман оторвался и стремительно развернул меня, прижав к стеклу грудью и лицом. И только сейчас я почувствовала, что футболка моя задрана выше груди, потому что прохладное стекло обожгло мою кожу. Вскрикнув, я распахнула глаза и тут же столкнулась взглядом с Мишей. Он по-прежнему стоял и не отрываясь смотрел на нас сквозь стекло двери, и его глаза были расширенными от шока, а дыхание тяжелым. Я безуспешно рванулась из рук Риммана, задохнувшись от стыда, но он только жестче прижал меня к стеклу, и его рука сжала мою талию до боли, а вторая, быстро расстегнув мне пуговицу и молнию на джинсах, скользнула прямо к моему к лону. Я рванулась опять, глядя, как потемнели глаза парня, неотрывно наблюдавшего за нами.