Лилия между тернами
Шрифт:
Римман требовал моего внимания каждую минуту, и любое наше занятие заканчивалось сексом, в каком бы месте дома мы ни были. Я бы могла сказать, что Римман ненасытен, но во мне самой проснулось незнакомое мне алчное до наслаждений существо, и оно требовало этого мужчину себе ничуть не реже, чем он меня.
Но одно оставалось неизменным. Мы не говорили о чувствах и о будущем. Вообще-то мы почти совсем не говорили. Если я и делала робкую попытку заговорить, Римман тут же затыкал мне рот поцелуями. Такое впечатление, что разговора о том, что нас ждет впереди, он боялся и желал избегнуть любой ценой. И это с каждым часом придавало нашим поцелуям
Все, кого я любила, всегда покидали меня так или иначе. Почему же я позволила себе надеяться, что с Риманом будет по другому? Я ведь смогу выжить без него?
Мне так хотелось верить, что да, но каждый раз, когда он прикасался ко мне, и внутри рождалась настоящая стихия, первобытная и неумолимая, от первого же контакта, от одного только его запаха, мне до отчаяния становилось очевидно, что, возможно, у меня и не хватит сил.
На третий день, спустившись поесть, Римман включил телевизор, и мы попали как раз на выпуск еженедельного обзора новостей. Я замерла, глядя на экране на то, как Римман несет меня через толпу журналистов. Но не злобные выкрики шокировали меня и не едкие комментарии за кадром о том, что мои близкие еще не преданы земле, а я уже даже не пытаюсь скрыть свою интрижку с известным ловеласом и это будучи помолвленной с приличным молодым человеком из порядочной семьи.
Нет, меня тронуло не это, а выражение лица самого Риммана, когда он нес меня, прижимая мою голову к своей груди так, словно хотел спрятать внутри себя от всего мира. Он выглядел по настоящему свирепым, когда он бросал взгляды на тех, кто кричал гадости, и мгновенно менялось, когда он опускал глаза на меня, отслеживая, насколько все это задевает.
Я, задохнувшись от странной тесноты в груди, обернулась к Римману. Он стоял за спиной, с тревогой всматривался в моё лицо и хмурился.
— Ты не должна думать обо всех этих людях, Ники. Они никто.
— Мне плевать на них, — слова рвались из меня.
Я не могу больше молчать. Я хочу знать. Хочу слышать не только горячечный, исступленный шепот во время секса.
— Тогда что тебя беспокоит? — Римман выглядел все более напряженным.
Я больше всего хочу спросить, что значу для него, но слова трусливо замирают у меня в горле. Что я стану делать, если он ответит, что все по-прежнему, и то, что между нами, это просто выполнение условий той мерзкой сделки. Ведь он ни разу не сказал, что это не так, и между нами все по-другому.
— Ники? — напоминает Римман о своем присутствии.
— Просто все это… так гадко, — растеряно отвечаю я, и Римман выключает телевизор.
— Ну, тогда мы не станем смотреть всю эту хрень. Нам этого не нужно.
Он обнимает меня, и я, едва вдохнув эту поразительную смесь наших переплетенных запахов, снова оказываюсь в этом привычном водовороте, с умопомрачительной скоростью утягивающем меня в глубину, где только мы двое.
— Рим… — «Я люблю тебя!» — хочется закричать мне.
Но маленькая девочка Ника не дает мне сделать это. Она знает, что все, кого я люблю, исчезают. И поэтому я молчу и даже прячу от него глаза, и только отдаюсь в его руки.
Дыхание
Риммана опять сбивается, и он целует меня таким жадным и голодным поцелуем, будто мы не занимались сексом только сорок минут назад. Он всегда такой. Взрывается, словно порох, и горит как напалм, сжигая меня без остатка, требуя все, что я могу дать и даже сверх этого.Нас прерывает стук в дверь и какой-то шум на улице.
— Да! — рычит Римман, не отпуская меня.
— Босс, там на улице делегация Серых Рысей, и они требуют, чтобы их впустили, — в кухню входит один их парней и, наткнувшись глазами на меня, прижатую к Римману как вторая кожа, быстро отводит взгляд.
— Рыси? — резко поворачиваюсь я.
— Да, твой женишок явился, — голос Риммана вдруг становится ледяным, и он отстраняется.
Я буквально ощущаю волны злости, излучаемые им в окружающее пространство.
— Впусти одного. Темиза. Остальные мне тут на хрен не сдались, — парень кивает и выходит.
Я тоже вспоминаю, что на мне ничего, кроме футболки Риммана нет, и собираюсь пойти одеться.
— Стоять! — рявкает Римман.
Я испугано оборачиваюсь. Уже три дня я не слышала от Риммана такого яростного и приказного тона и успела отвыкнуть от него.
— Подойди ко мне, Ники! — его глаза прищурены, и я не могу прочитать их выражение.
— Рим, я хочу одеться.
— Что, хочешь сохранить внешние приличия для этого ушлёпка? — рычит он на меня.
— Я просто чувствую себя неуютно!
— Правда? А вроде еще пару минут назад все было нормально, — он опять в ярости. — Подойди ко мне, я сказал.
Римман садится на стул, а я подчиняюсь и подхожу к нему, становясь рядом. Он разворачивает меня лицом ко входу, властным движением просовывает руку под футболку и сжимает мою ягодицу. Несмотря на злость, которую вызывают во мне его приказы, я резко выдыхаю, чувствуя, как жар ударяет меня в живот от этого жесткого прикосновения.
И в этот момент в кухню входит Темиз, недовольно кривя своё красивое лицо.
Мы не виделись уже почти год, но, в принципе, в нем мало что меняется. Все то же чуть узковатое, породистое лицо, к которому, кажется, приросло выражение высокомерной гордости, и гибкое, мускулистое тело, присущее всем чистокровным перевертышам. Его дорогой костюм безупречен и сидит на нем идеально. Его темные волосы подстрижены и уложены по последней моде. Он как всегда выдержан, и каждое его движение продумано и полно нарочитой грации.
Темиз окидывает меня пристальным взглядом, и его рот дергается, когда он замечает мой наряд, голые ноги и то, где сейчас находится рука Риммана. Но, естественно, он тут же вспоминает о правилах приличия и холодно кивает Римману.
— Прошу простить меня за вторжение без разрешения на твою землю, Римман! Но меня привели неотложные дела, — и только после этого он натянуто улыбается, не показывая зубов, обращается ко мне. — Здравствуй, дорогая.
Ладонь Риммана резко сжимается на моей обнаженной коже, и я почти болезненно выдыхаю, испытывая стыд и возбуждение одновременно.