Лиловые бабочки

– Вань… видишь ли, какое дело, – начала аккуратно подбирать слова я. – Я правда хочу помочь… эм… не нервничай только, хорошо? Понимаешь, дружище… выходит, твой образец для подражания – это женщина, которую когда-то сильно уважала твоя бабушка, так?

– Угу.

– Но бабули уже давным-давно нет в живых, Вань... Тогда какой в этом смысл? Банальная дань уважения? Это раз...

– А два?

– Я хочу понять… тебе не комфортно в этом образе только из-за краски? Если это так – это одно, пойми. Но… Если бы краску можно было не наносить, ты бы хотел бытьблондином с каре? Неужели ты именно таким себя видишь?

– Но у тебя тоже длинные волосы, – парировал Ванька. – К чему ты клонишь?

– Как корректнее спросить… тебе хочется выглядеть, именно как нежный хрупкий паренек? – уточнила я. – Или я неправильно понимаю? В глазах окружающих это читается именно так. Внешне ты выглядишь довольно... мгм... В общем, как цветочек. Такой... белый щекастенький пиончик.

– Серьёзно? Слушай… – внезапно оживился Ванька. Сильно оживился. Я даже не ожидала. – А ведь ты права. Нет, не хочу. Правда. Я… ну… нет. Я не хрупкий и не нежный совсем, веришь мне? Руслана, ты кем вообще меня считаешь? Нет-нет-нет... Я мужчина, настоящий… мужчина во всех смыслах. Главный.Самый главный. Ну,в отношенческой паре главный. Альфа. Я... главный. Я…

– Я это знаю, – максимально уверенным тоном произнесла я, молясь всем святым одновременно, чтобы эта реплика из моих уст прозвучала максимально естественно.

Ванька опять запаниковал.

– Что опять не так? – миролюбиво заметила я, мысленно скрестив пальцы, чтобы он опять не впал в истерику самобичевания по одному ему понятному поводу.

– А ты… ну… ты же… говорила, что я красивый, – хлюпнул носом Ванька. – А если я захочу отрезать волосы… я же не буду красивый… как прежде…

– Вань, скажи честно, ты хочешь отрезать волосы или нет? Не из-за меня, а просто потому, что тебе будет так комфортно?

– Очень хочу, – как-то излишне истерично произнёс Ванька. – Правда. Но все говорят, что мне так идёт, ТАК ИДЁТ, и я...

– А тебе как-то поможет, если мы пойдём в парикмахерскую вместе? – предложила я.

– В смысле, ты тоже пострижешься? – восторженно ахнул Ванька.

– Почему нет. Давай. Если хочешь. Мне длинные волосы уже несколько поднадоели, если честно.

Ванька задумался.

– Звучит интересно. Как вызов. Новая жизнь и новая стрижка. Новый цвет волос. Всё новое.

– Дружище, я краситься не буду, – усмехнулась я.

– Да не, – досадливо пояснил Ванька. – Я хочу блонд свести. Только это… в парикмахерскую я не хочу. Парикмахеры бесят.

– Я могу тебя подстричь, – предложила я.

Глаза Ваньки жадно расширились.

– О, даже так… А покрасить САМА сможешь?

– Смогу. Если не разберемся, как, то Иришка охотно поможет.

– Тогда… завтра, да?

– Ну почему нет, дружище. Завтра так завтра.

Ванька принялся громко сопеть, о чём-то напряженно размышляя.

– Мне жаль твоих волос… – заключил Ванька. – Такие длинные, густые… Тебе… шло. Очень шло. И то, что ты их срежешь из-за меня… для меня… в знак поддержки… очень ценно. Это лучший подарок на Новый год.

– Как вариант, можем оба сделать андеркат, – предложила я. – Это вроде и каре, но то же время…

– Отлично. Андеркат так андеркат. Так и поступим. Звучит довольно неплохо.

– Доброй ночи, Вань…

…Конечно, с утра это белобрысое чудо уже во всю сопело в моей кровати. Кто б сомневался.

Глава 3. Эти тяжелые новогодние праздники

Два новогодних дня подряд, пока Ванька крепко спал в постели, я выходила на улицу в пять утра в гордом одиночестве. Чёрт его знает, зачем я это делала. Я всегда любила поспать, и этот странный поступок для человека, который так сильно ценил уют тёплой постели выходного дня, не укладывался в моей голове. Хотя, наверное, причина всё же была. За эти два часа ранней прогулки в темноте я приводила мысли в порядок. А их и впрямь поднакопилось за это время.

Было в этих прогулках что-то постапокалиптичное. Тишина. Темнота. Всё вокруг в бутылках, блестках и остатках хлопушек. И вокруг ни души. Прямо хоррор. Непередаваемые ощущения.

И под этот хоррор отлично думалось. То, что прическа, цвет волос и странная одежда Ваньки – это всего «маска», часть тщательно придуманного образа, это я хорошо понимала. Так же, как понимала, что за всей внешней бравадой прячется испуганный маленький мальчик, отчаянно ищущий одобрения и признания. Всем своим видом он буквально кричал: «Пожалуйста! Посмотрите на меня! Я есть! Я существую! Я могу стать для вас тем, кого вы хотите видеть! Я хочу любить! Я хочу сам быть любимым!»

Да, выражал Ванька свою немую просьбу через крайне странные поступки и слова, согласна. Но это был именно жест отчаяния. Что-то у него отчаянно не ладилось с людьми. По совершенно непонятной причине людям Ванька совершенно не доверял и в любой момент ожидал от них подвоха.

Как же убедить мужика, что он не должен что-то изображать из себя и подстраиваться под других? Как понятными ему примерами объяснить, что тот человек, кто его по-настоящему оценит, не будет нуждаться во всей этой «мишуре» ярких образов? Как помочь осознать, что «его» человек примет его таким, какой он есть, вместе со всеми его странностями и закидонами? Просто потому что он – это он?

Ей-богу, с каждым днём я всё больше напоминала себе мать трудного подростка с огромными проблемами в жизни. Только в случае Ивана все проблемы были исключительно в голове парня. Да и подростком он не был.

* * * * *

Это утро и впрямь отличалось от других. Едва я снова улеглась в постель, стараясь делать это максимально тихо, чтобы не разбудить Ваньку, как тот внезапно произнес:

– Куда ты уходишь каждое утро? Ты с кем-то встречаешься?

Я заулыбалась. Вот ведь... значит, он тоже не спал в эти дни, получается. А что это за ревнивые нотки в голове? Интересно…

– А что?

– Ответь, – требовательным тоном произнес парень.

Ванька подскочил со своей кровати и встал передо мной руки в боки. Точь-в-точь сварливая жена, встречающая своего убогого мужа-алкаша после затяжной пьянки. Для пущей убедительности не хватало только скалки в руках или сковородки.

– Просто гуляла.

– Зачем?

– Ну значит, была причина. Развеяться надо было.