Лиловые бабочки

– А ты, похоже, двинулся по фазе, – удручённо признала я, наливая чай Илье.

– Не, старина Рюк, я тебя как облупленную знаю. И разницу между Руськой и Кусей тоже хорошо помню. Раз Руслана вся такая спокойная, значит, это ты её сейчас контролируешь. А спокойствие в этой ситуации – это вообще ненормальная реакция. Обычный человек должен бороться за свою никчёмную жизнь до последнего. Хотя да... Ты же бог смерти, тебя стало снова скучно, и ты решила вернуться домой, я понял. Блин... я убью бога смерти. Кому сказать – никто не поверит...

– Илюш, тебя явно кормят чем-то галлюциногенным, я так тебе скажу, – хмыкнула я.

– Или ты просто умеешь шифроваться лучше меня, – возразил Илья. – Вот скажи, в чем между нами принципиальная разница? Ты псих. Я псих. Мы оба психи. Но я лечусь, а ты нет.

– Ну, видимо, не сильно-то и действует лечение, раз ты пришёл меня убивать, – признала я.

– Так и я о чем. Так какой смысл мне быть в психушке? Чтобы постоянно под наркотой лежать? Это ужасно. Каюсь: в какой-то момент я думал, мол, меня седативными нашпигуют, как колбасу салом, и я успокоюсь. Так вот... нет, не работает это. Глаза закрываю, и вижу лишь одно. И так горько... так страшно... плакать хочется. Это сводит с ума.

– Лица жертв? – предположила я.

– Твоё лицо. Лицо в момент, когда мы занимались любовью. Втот самыймомент. Когда я внутри.

– Я была настолько мерзкой, что одним своим видом до сих пор вызываю у тебя ужас? – рискнула пошутить я.

Илья слабо улыбнулся.

– Да нет, Рюк. Просто я понимаю, что это первый и последний раз. Такого больше не повторится. По крайней мере, именно так. И это ужасно. Рюк... Что хочешь сделай, но мне нужна Куся. Прямо сейчас. Я хочу попрощаться.

– Я вообще не удивлена, что именно по ней ты скучаешь. Хотя я когда-то предлагала тебе выбор, заметь, и вы могли быть вместе. Если бы ты добровольно отправился на лечение вместе со мной.

– В моём случае это бессмысленно, – признался Илья. – Ну я так думаю. Я вкусил плоть и кровь, и они пришлись мне по нраву. Нет, я не остановлюсь. Никогда. И ты тоже это понимаешь. Ты же поэтому мне наколку сделала. И, кстати, ты была права: если свести тату, ни хрена не поменяется. Ты-то знаешь, что она есть.

Илья горько вздохнул.

– Это клеймо на всю жизнь. От него не отмыться. Кстати,там, на «зоне»... – Илья болезненно скривился. – Мне сделали ещё одну наколку. Я её тоже свел. Скрипку со смычком. Знаешь, что означает эта наколка? Или пояснить?

Я кивнула. Конечно, знала. Слишком хорошо знала. Я же долго и тщательно лично выбирала наколку для Ильи, поэтому со всей основательностью подошла к этому вопросу.

– Так что, можно сказать, я за две недели в общей камерепрокачал скилл, – болезненно пошутил Илья. – И раз уж зашла про это речь, я это умение обязательно продемонстрирую напоследок. Больше мне порадовать тебя нечем. Так сказать, смягчу горькую пилюлю. И ещё, Руслана... Не знаю уж, хорошо это или плохо, но я ведь правда только там понял, кто я есть. И не в плане того, что социальное дно и ублюдок. А в плане отношения к тебе, милая. Чуть-чуть... жестоко... Так что... я именно любил тебя, как оказалось, а не испытывал дружеские чувства. Никакой дружбы с привилегиями у нас НИКОГДА не было бы, как оказалось. Прости. Я тебя обманул. Вернее, так. Я сам себя всё время обманывал, не желая признавать очевидного. А ведь у нас двоих могло бы быть всё иначе. Мы могли бы создать семью. Родить детей. Быть… счастливы. Я же нравился тебе, даже не вздумай отрицать. А я сам придумал, что между нами двумя ничего невозможно, потому что тыиная, и принялся творить невероятную дичь.

Я обняла его и принялась поглаживать. Илья навзрыд рыдал.

– Ты, вероятно, думаешь, что я плачу, потому что зэки меня «опустили»? Нет, не поэтому. Хотя это... ломает. Я определённо этого не заслужил. Если бы ты только знала… если бы знала, за что именно этих людей я навсегда «укладывал спать», то...

– Илюш, я знаю, почему ты так поступал, правда. Не могу тебя осуждать. Но это никогда не докажут, пойми…

– И, тем не менее, ты меня наказала. Ах, да, – улыбнулся сквозь слезы Илья. – Толькобогиимеют право карать людей, как я мог забыть...

Чуть успокоившись, Илья тихо признался:

– Только вот всё... Теперь нечем. Увы.

– Нечем «что»?

– Нечем ни карать, ни любить. В каком-то смысле я теперь бесполое «оно». Почти кукольный Кен. Мужики в камере мне чик-чик, и всё. Поэтому и перевели в больницу так быстро. Вот...

Илья тоскливо посмотрел на меня.

– Как кастрат Фаринелли, короче, – неестественно ровным тоном заключил он. – Только не умею петь. Заметь, когда мне все бабы в округе кричали, что я импотент, это было не так. Но теперь это факт.

– Тем более понимаю, почему ты пришёл ко мне, – чмокнула его в лоб я. – Ты успокоился? С тобой ещё посидеть? Или диван разложить?

– Раскладывай. Я пока сумку распакую.

Оценив содержимое сумки, я поняла, что скоро все двери ада гостеприимно откроют передо мной свои двери.

– Раздевайся, – не поднимая глаз, попросил Илья. – И иди в душ. Тщательно помойся напоследок. Хотя нет, я передумал. Ни я, ни ты, мыться не будем. Моя любовь общественностью считается мерзкой и грязной, и именно такой она и будет в этот раз. Соленой и пахнущей острым потом. Непременно грязной во всех смыслах. Знаешь, что? Я тут так подумал... если и вправду существует перерождение, я хотел бы вновь родиться мужчиной. Нормальным мужчиной с обычными предпочтениями в сексе и здоровой психикой. Но лишь при одном условии.

– Каком?

– Пообещай, что тоже переродишься со мной. Обязательно переродишься. И снова в теле женщины. Я обязательно тебя найду, и в этот раз у нас с тобой всё будет правильно с самого начала. Ни мать, ни общество нас не осудят.

– Илюш, я не могу такого обещать, я же не знаю, как это работает, – закусила губу я. – А врать перед смертью... как-то неправильно, пойми.

– Ты же одна из богов смерти! – упрямо возразил Илья. – Значит, знаешь. Ну хотя бы пообещай, что попробуешь. Хочу... так. Вместе и навсегда.

– Хорошо, – сдалась я. – Обещаю. Если получится, мы оба войдем в колесо Сансары, и ты попробуешь меня найти. А я тебя. Обещаю, что прятаться от тебя не буду и обязательно помогу на пути самосовершенствования. Хотя не уверена, что Сансара существует.

Илья вздохнул с явным облегчением.

– А ты всё-таки меня любишь, – довольно проворчал он. – Любишь, несмотря ни на что, старина Рюк. Я ужасно тебе благодарен за это. Я тоже тебя люблю.

– За любовь не благодарят, – грустно ответила я. – Но, Илюш, не обижайся, с твоей стороны не любовь.

– Неправда, – улыбнулся сквозь слезы Илья. – Любовь. Сильная любовь.

– Любовь, – сокрушенно цокнула я, накрываясь одеялом. – Хорошо. Тогда давай так поясню. У тебя в подколенной ямочке правой ноги есть родинка. Ты знаешь об этом?

– Не обращал внимания. Но раз ты это говоришь, вероятно, так и есть.

– А что в этом же месте расположено у меня? – поинтересовалась я.

Илья задумался.

– Не знаю, – признал он. – Тоже родинка?

– А ведь я почти всегда дома в шортах, – усмехнулась я. – Странно не заметить и не запомнить этот шрам. Понял аналогию? Ты любишь не меня, Илюш, а выдуманный образ. И именно его ты видишь перед собой. Как маску в «Snapchat». Понимаешь? Ты придумал, какой меня хочешь видеть. И стал подстраивать исходник под свой идеал. Но видишь ли, в чём дело? Я живой человек. Со своими особенностями. Но тебе на эти особенности и мелочи плевать, ты видишь лишь то, что хочешь видеть, что тебе удобно видеть, а всё лишнее отсекаешь, как будто этого не существует. А реальная жизнь и настоящая любовь складываются именно из мелочей. Больше, чем уверена: когда в момент просветления розовая пелена спадёт с твоих глаз, ты будешь страшно разочарован. Так разочарован, что захочешь меняубить, потому что реальная картинка не совпадет с идеальной, которая существует лишь в твоей голове. Примерно так. А, ну да, – скривилась я. – Как я могла забыть? Тыужехочешь меня убить.