Литературно-художественный альманах «Дружба», № 4

— Что же ты, милая? Остановишься на том делении, где тебя просят?

Он уже двадцатый раз крутит маховичок, а стрелка качается, как неприкаянная.

— Вот неслух!

Рядом слесарь просунул руку в глубину регулятора, ощупывает пальцами отводящие трубки. Ищет там погрешность.

Долго идут поиски. Долго конструктор молча думает о чем-то. Долго сверяет с чертежами каждую деталь регулятора. И вдруг решительно скатывает чертежи в трубку.

— Друг мой, — говорит он слесарю. — Напрасно мы с вами мучаем ни в чем не повинный регулятор. Наш «мальчик с пальчик» приводит в действие лопатки направляющего аппарата. А его что приводит в действие?

— Сервомотор, — подсказывает слесарь.

— Правильно, сервомотор. И мы с вами уже собрали сервомотор для куйбышевской турбины, но отправили его на Волгу. Здесь мы пользуемся слабеньким заводским сервомотором, а он не подходит для такой могучей турбины. Вот вы, здоровый мужчина, попытайтесь затолкать свои ноги в дамские туфельки на высоких каблуках и походить в них по улице. Вас тоже закачает, как регулятор. Придется всё еще раз проверить на Волге.

Придется и нам с вами, юные друзья-читатели, обождать пусковых испытаний на Волге.

Башней выросла в цехе куйбышевская турбина, а живого дыхания в ней нет. Оживить ее в цехе невозможно. Для этого пришлось бы перегнать Волгу через цех. Турбина оживет через несколько месяцев на электростанции, когда волжские воды толкнутся в ее лопасти.

А нам хочется сейчас увидеть живую, работающую турбину.

ИСПЫТАНИЯ НА ДОНУ

Это было на Дону в теплую летнюю ночь.

Невдалеке за плотиной шумело молодое Цимлянское море, и легкий ветер с моря, смешанный с пряными запахами степных трав, врывался через полуоткрытые двери в нагретый машинный зал.

В полночь на кранах под высоким потолком проплыли подвесные люстры, озарив стальной корпус турбины и людей, столпившихся вокруг нее. Тут инженер-конструктор, которого мы видели в цехе у регулятора. Он и здесь стоит у регулятора, взволнованно ожидая пуска. Тут начальник строительства. Главный конструктор завода. Дежурный по машинному залу. Инженер-шеф монтажа, руководивший сборкой цимлянских турбин в глубоких кратерах на берегу Дона.

Шеф монтажа стоит у пускового штурвала. Он взглянул искоса на черномраморный щит с приборами и на людей, полукругом стоявших вокруг турбины. Люди так притихли, что могли бы услышать жужжание мухи, если бы она залетела в машинный зал. Но шефу и этого показалось мало. Своим спокойным, холодноватым взглядом он потребовал от людей такой тишины, чтобы каждый мог услышать, как бьется сердце соседа.

А потом взялся за штурвал.

— Иван Васильевич, только не торопитесь, — тихо проговорил сзади главный конструктор завода Ковалев.

— До двадцати оборотов, для начала больше давать не буду, — быстро ответил шеф.

И медленно повернул штурвал направо.

В это время в глубине шахты дежурный мастер стоял у сервомотора, а дежурный инженер следил за фонарем, в котором влажно поблескивал неподвижный вал турбины. Инженер сказал мастеру:

— Сережа! Следите за штоком сервомотора.

— Есть следить за штоком сервомотора, — баском ответил мастер.

— Сколько делений он прошел?

— Десять.

— Ваш Иван Васильевич не торопится.

Мы с вами знаем уже, что сервомотор воздействует на регулятор, а регулятор воздействует на лопатки направляющего аппарата и, поворачивая их, открывает воде доступ в турбину.

Если шток сервомотора пройдет немного делений и регулятор слегка приоткроет лопатки, если в турбину прольется немного воды и она от этого придет в движение, значит, она чувствительна к потоку. Значит, люди на заводе поработали на совесть!

Инженеру страстно хочется, чтобы цимлянская турбина оказалась чувствительной к потоку. Наконец, происходит то, чего он ждал с таким напряжением. Тяжелый вал вздрагивает, медленно описывает круг, набирает обороты.

— Деление, Сережа! — кричит инженер отчаянным голосом.

— Шток прошел двадцать делений.

— Не верю! Очень мало!

— Проверьте.

Дежурный инженер быстро шагнул к стенке шахты, вплотную приблизил лицо к штоку, медленно отдалявшемуся от двадцатого деления, широко, радостно, облегченно вздохнул. Он увидел, что река только подышала на турбину, только коснулась ее своими водами, и тысячетонная турбина ожила.

— Ожила! Чуешь, Сережа? Ожила!

В машинном зале другой инженер так же напряженно следил за приборами регулятора. Он услышал шум потока, полившегося в турбину, увидел, как стронулась, качнулась стрелка на приборе — та самая стрелка, которая так капризничала в цехе на таком же приборе.

— Замри! — шепнул он.

Стрелка приклеилась к делению, будто и в самом деле услышала голос человека. Инженер открыл дверцу, прислушался к маятнику. Тук… Тук… Тук… Ту… Маятник стучал неторопливо, — чуткий, послушный регулятор, как живой, отзывался на каждое изменение нагрузки в турбине; сильный, властный, он управлял водами Дона, увеличивая или уменьшая доступ воды в турбину.

И инженер сказал «мальчику с пальчик» тихо, по-доброму, как говорят близкому существу:

— Спасибо, родной!

Потом испытатели из машинного зала спустились в шахту. Они останавливались на каждом повороте, настороженно прислушиваясь к гулу донских вод, шумевших под помостом. Боялись, что в стенку турбины ударят водяные жгуты.

Это не раз бывало на электростанциях. В США при пуске крупнейшей заокеанской гидроэлектростанции Боулдер-Дем водяные жгуты ударили по стенкам турбин с такой страшной силой, что зашаталось главное здание электростанции. Казалось, что там началось землетрясение. И весь персонал электростанции в панике бежал из главного здания.

В глубоком кратере на берегу Дона ничего подобного не произошло, и успокоенные испытатели вернулись из шахты в машинный зал, еще раз убедившись, что люди завода на правом берегу Невы потрудились на совесть, когда строили цимлянские турбины.

А ЭТО СТРОИТЬ БУДЕТЕ ВЫ!

То было на Дону в теплую летнюю ночь…

И в ту же пору над сибирской тайгой поднялось солнце.

Оно осветило, снеговые байкальские горы и прозрачные воды широкой реки, вытекающей из Байкальского моря.

Оно осветило и огромную строительную площадку на берегу реки.

По площадке шагали великаны-экскаваторы, вырывая ковшами целые вагоны грунта. Электрические землесосные снаряды гнали по трехкилометровым трубам потоки воды, смешанной с грунтом.

На берегу этой реки началось сооружение еще более мощной электростанции, чем та, которая скоро войдет в строй у подножия Жигулей на Волге.

Раннее солнце на востоке озарило другую сибирскую реку, полноводную и стремительную. По берегу цепочкой шли геологи-разведчики. Здесь началась разведка местности перед сооружением новой электростанции. Геологи проверяли местность на площади в несколько десятков квадратных километров, где будет сооружено водохранилище.