Литконкурс Тенета-98

Несколько лекций подряд взгляд Пирса то и дело возвращался к этому лицу. Он понимал, как глупо выглядят его взгляды на одну и ту же девушку, но ничего поделать с со бой не мог. Он хотел, он должен был насмотреться. В конце концов это не то чтобы удалось, но ему стало достаточно ощущать присутствие Александры в аудитории. Он будто встроил ее в свое сознание, в какую-то часть себя, и вскоре понял, что образ этой девушки находится с ним постоянно.

Этот образ не преследовал его, не заставлял страдать — это было бы и невозможно, ибо Пирс сразу же прогнал бы его, — он просто молчал, и в этой молчаливой красоте было что-то бесконечно мудрое, что вдохновляло ученого на новые поиски прекрасного, каковым он считал множество загадок Востока и мира вообще.

Через три года Саша стала его ассистенткой. Они не были любовниками, но знали, что этого не произошло только потому, что случится подобное совсем необычным образом, совсем не так как у всех людей. Они не были и женаты, считая брак друг с другом неизбежностью своих жизней, а потому формальностью.

Год назад Пирс понял, что Саша относится к нему так же, как он к ней, встроив в свои тонкие тела часть его ауры. И они были рядом просто и естественно, понимая друг друга, уважая, нежно любя и …, да только Господь Бог знает, что еще светлого Он намешал в судьбы этих двоих, столкнув их между собой.

После того, как Пирс выплеснул свои эмоции, в адрес Александры, они оба замолчали. Обиды не осталось ни у кого, поскольку каждый понимал и уважал психологические мотивы другого. Джонатан кричал, потому что боялся за нее, она пошла, потому что боялась за Джонатана.

Та осторожность, с которой две тени преодолевали теперь расстояние до намеченной цели, была вызвана тем, что правительство Египта запретило туристам посещать пирамиды после захода Солнца, и смотрители этого музея вневременья могли доставить непослушным массу неприятностей вплоть до выдворения из страны.

Но Пирсу не нужны были пирамиды. Сегодня ночью его интересовал только Сфинкс.

Уже на заре своего философского образования Джонатан понял, что большая часть человечества настолько горда собой, что считает древних интеллектуально сродни обезьянам. Эта гордость делала современную цивилизацию чуть ли не глупее самих обезьян, потому что до сих пор сама она не создала ничего подобного пирамидам, Стоунхенджу и прочим так называемым тайнам, которые только потому и оставались таковыми, что современность еще не доросла до знаний, которыми располагали древние. Именно поэтому в мире то и дело возникали маленькие научные революции, когда какой-нибудь «ученый-сумасброд» или просто «любитель-фанатик», как ласково их крестит мир до поры, начинал «тупо» копать там, где указаны были в древних манускриптах города или описаны непонятные устройства. А потом весь мир вздрагивал: ах, почему же мы раньше не прислушались к Гомеру, ясно указавшему местонахождение павшей некогда Трои; ах, как же мы могли предположить, что ковчег Моисея, описанный в Библии, — мощнейшее электрическое устройство. Да и то сказать: откуда было жителям девятнадцатого века знать о свойствах ковчега, если и электричества еще не было, а у древних, как выяснилось, было.

Сколького же еще в древности мы просто не понимаем, потому что не знаем сами, думал Пирс. А о скольком просто не думаем.

Вот и сегодня он шел для того, чтобы проверить легенду, утверждающую, будто в час весеннего равноденствия Сфинкс может допустить внутрь себя избранных. Год назад его друг попробовал было сунуться в молчаливую пасть каменного изваяния, после чего полчаса лежал без сознания и рассказывал потом, что неведомая мощь угрожающе швырнула его на землю, как только он попытался заглянуть в глотку Вечного Зверя.

И теперь Пирс сам решился на эту попытку.

"Люди разные, — думал он. — Кого-то пустят, а кого-то нет. Надо все проверять на своей шкуре".

Он оставил свою машину в пяти милях отсюда и шел пешком, когда ночь внезапно поглотила Солнце. Очевидно, Саша проделала то же самое, преследуя его по следам, резко выделявшимся на песке. Было без четверти двенадцать, когда двое людей оказались у подножия Сфинкса. Вокруг стояла невыносимая для современника, привыкшего к шуму больших городов, тишина.

Сфинкс высился зловещей громадой, а его каменное молчание могло заставить трепетать кого угодно. Мужчина, поежившись от этой величественной неприступности, с интересом взглянул на Сашу. Сделал он это бессознательно, поскольку знал, что она тоже должна быть немного подавлена, а значит, прижалась бы к его плечу, но нет…. Ее глаза полыхали восхищенным огнем, и этот возвышенный трепет вновь заставил Пирса заглядеться на ее лицо, которое при свете звезд стало неожиданно сродни … Сфинксу. От этой похожести Джонатану стало еще более зябко, и пришлось напрячь свою волю, чтобы сбросить с себя нахлынувшее наваждение.

Температура к этому времени упала, и воздух стал кристально чистым, позволяя двум путешественникам легко ощущать свое внутреннее состояние. Они одновременно опустились на колени и воззвали к Высшим Силам, прося Их о помощи в познании тайны Сфинкса.

Наступила полночь. Молитва все продолжалась, когда из глубин Хранителя Тайны стал разливаться изумрудный свет. Медиумы не видели его, поскольку молитва их была направлена внутрь себя, к Тонким Силам, и глаза были закрыты. Свет усилился, и что-то еще неясное, неопределенное извлекло из глубин вовне сознания двух людей. Они открыли глаза и в тот же миг в их головах раздалось отчетливое: "Входите!".

Пирс, привыкший наблюдать за своими новыми состояниями, отметил, что находится как бы в двух местах одновременно. Одна его часть осталась у ног Сфинкса, а другая уже спускается по каменным уступам под ноги безразличного, а теперь еще и извергающего зеленый огонь, чудовища. Он слышал, что Александра не отстает от него.

Они очутились у ворот, невесть откуда взявшихся под лапами "Вечной тайны", и погрузились в какой-то изумрудный туман, где некая сила приподняла их и заставила плыть за собой. Пирсу не хотелось анализировать происходящее, ему было хорошо и интересно, и вообще было здорово уже то, что что-то происходит.

Между тем, туман нес их по узкому проходу в глубину поначалу только Сфинкса, а потом и Земли. По мере продвижения свет уплотнялся, превращаясь в голубой и синий. Этот цветовой переход вовсе растворил сознание Пирса, поскольку было неясно какая его часть, где находится, ибо и та, что в песках, и та, что в пещерах, ощущала только синюю бездну.

Тем мощнее для него был удар ослепительного, белого сияния, вспыхнувшего вдруг после очередного поворота извилистого лабиринта.

Когда Пирс пообвыкся, то обнаружил, что находится в абсолютном сознании, и ощущение размазанности исчезло, хотя сохранялось чувство, будто он что-то забыл у порога бесконечной пещеры. Оглянувшись в поисках Александры, он увидел ее по-прежнему восхищенную и в то же время строгую, улыбнулся и взял ее за руку. Она ответила легким, нежным пожатием.

Грот, в котором они оказались, ничего особенного собой не представлял — пещера как пещера. Таких Пирс повидал на своем веку немало. Вот только свет, словно разливался в воздухе, не имея определенного источника.

От другого конца грота отделилась невысокая фигура, которая то ли подошла, то ли подплыла к ним, и Пирс только теперь осознал, что сила, влекущая их по проходам лабиринта, исчезла, и они с Сашей твердо стоят на ногах. Однако приближавшийся человек шел столь мягко и легко, будто не касался ногами земли и не имел веса.