Логике научного исследования

на него, формулируя те или иные утверждения? Если мы стремимся к безопасности, то надежнее все-

го было бы пользоваться теоретическими системами, вообще не содержащимигипотез («Слово —

серебро, молчание — золото»).

Выдвинутое же мною правило, требующее, чтобы вспомогательные гипотезы использовались как

можно более осторожно («принцип экономии в использовании гипотез»), не имеет ничего общего с

рассуждениями Кайлы. Меня интересует не уменьшение числа наших утверждений, а их простота в

смысле их высокой проверяемости.Именно это приводит меня, с одной стороны, к правилу: вспомо-

гательные гипотезы должны использоваться как можно более экономно, а с другой стороны, к требо-

ванию сокращать число наших аксиом, то есть число наиболее фундаментальных гипотез. Последний

пункт вытекает из того требования, что в науке следует предпочитать высказывания высокого уровня

универсальности и что система, состоящая из многих «аксиом», должна быть, если это возможно, вы-

ведена (и, таким образом, объяснена) из системы с меньшим количеством «аксиом» и с аксиомами

более высокого уровня универсальности.

3См.: Kaila H.Die Principien der Wahrscheinlichkeitslogik // Annales Universitдtis Fennicae Aboensis. Series В. Turku, 1926, vol. 4, N 1, p. 140.

252

84. Замечания об использовании понятий «истинно» и «подкреплено»

В развиваемой нами концепции логики науки можно избежать употребления понятий «истинно» и

«ложно»*1. Их можно заменить логическими утверждениями об отношениях выводимости. Поэтому

вместо того, чтобы говорить: «Предсказание ристинно при условии истинности теории tи базисного

высказывания Ь»,мы можем сказать, что высказывание рследует из (непротиворечивой) конъюнк-

ции tub.Фальсификацию теории можно описать аналогичным образом. Вместо того чтобы назвать

теорию «ложной», мы можем сказать, что она противоречит определенному множеству принятых ба-

зисных высказываний. Не нужно нам говорить и о базисных высказываниях, что они «истинны» или

«ложны», так как их принятие мы можем интерпретировать как результат конвенционального реше-

ния, а сами принятые высказывания считать следствием этого решения.

+1 Вскоре после того, как это было написано, мне посчастливилось встретить Альфреда Тарского, который объяснил мне

основные идеи своей теории истины. Очень жаль, что эта теория — одно из двух великих открытий, сделанных в области

логики со времени «Principia Mathematica» {Whitehead A., Russell В.Principia Mathematica, vols. 1-3. 2nd edition. Cambridge, Cambridge University Press, 1925), — все еще часто истолковывается неправильно. Следует обратить особое внимание на то, что понятие истины Тарского (для определения которого относительно формализованных языков он предложил соответ-

ствующий метод) есть то же самое понятие, которое имел в виду Аристотель и которое подразумевает большинство людей

(за исключением прагматистов), а именно: истина есть соответствие фактам(или реальности). Однако что мы имеем в

виду, когда о некотором высказыванииговорим, что оно соответствует фактам (или реальности)? Как только мы поняли, что

это соответствие не может быть структурным подобием, задача разъяснения данного соответствия начинает казаться безна-

дежной и, как следствие этого, понятие истины становится подозрительным, и мы предпочитаем не использовать его. Тар-

ский решил эту, казалось бы, неразрешимую проблему (для формализованных языков) путем введения семантического ме-

таязыка, с помощью которого идея соответствия сводится к более простой идее «выполнимости» или «удовлетворимости».

В результате, благодаря теории Тарского, я больше не испытываю колебаний, говоря об «истинности» и «ложности». И

аналогично воззрениям каждого человека (если только он не прагматист) мое собственное понимание этой проблемы оказа-

лось по существу совместимым с теорией абсолютной истины Тарского. Поэтому, хотя мои воззрения на формальную логи-

ку и ее философию испытали революционное влияние теории Тарского, мое понимание науки и ее философии осталось при

этом принципиально тем же самым, хотя и стало более ясным.

Большая часть современной критики теории Тарского мне представляется совершенно несостоятельной. Говорят, что

47

его определение является искусственным и сложным. Однако, поскольку он определяет истину для формализованных язы-

ков, он вынужден опираться на определение правильно построенной формулы в таких языках, и его определение имеет точ-

но такую же степень «искусственности» или «сложности», как и определение правильно построенной формулы. Говорят

также, что истинными или ложными могут быть только суждения или высказывания, а не предложения. Возможно, термин

«предложение» был не очень хорошим переводом оригинальной терминологии Тарского (лично я предпочитаю говорить о

«высказываниях», а не о «предложениях» — см., например, мою статью: Popper K. R.A Note on Tarski's Definition of Truth //

Mind, 1956, vol. 64, p. 388, примечание 1. Однако сам Тарский сделал вполне ясным то обстоятельство, что неинтерпретиро-

ванная формула (или цепочка символов) не может быть названа истинной или ложной и что эти понятия применимы лишь к

интерпретированным формулам — «осмысленнымпредложениям» (в английском переводе «meaningful sentences»). Улуч-

шения терминологии всегда допустимы, но критиковать теорию по терминологическим основаниям — явный обскурантизм.