Логово тьмы
Шрифт:
– И что, никто не знает, как бороться с немочью?
– Говорят, некромантам удалось что-то нащупать, – нехотя признал профессор, – Но, сами понимаете, некроманты…
– Вы же сами не так давно читали мне лекцию про толерантность и взаимную терпимость, – устало поддел я, – А теперь с неприкрытым скепсисом отзываетесь о чужих наработках.
– Ну знаете, терпимость – это одно, а некромантия – совершенно другое…
– Хорошо, философский диспут устроим позже, – оборвал рассуждения Григорий, – Пока расскажите, что дальше, за Пустошами?
– Дальше, вплоть до самой окраины молодой Мадридской Республики тянутся
– Чего-чего? – сонно уточнил я.
– Э-э-э… Меритократия. То бишь – власть достойных. На руководящие должности там назначаются люди, социальная значимость которых определена сложной системой специальных коэффициентов, а не их родословной или богатством.
– Э-м… А разве в других местах не так? Избирают достойнейших…
– Ой… Не смеши, выборы – это вообще самая большая фикция, придуманная человечеством… Но сейчас не об этом.
Профессор раздухарился, его речь стала живой, тон повысился, голос обрел силу и мощь, затронутые темы задевали ученого за живое.
– А вот южнее… Громадная Средиземная Соляная Пустыня, плавно переходящая в Черный Континент. Именно там, воистину, вотчина дикарей и варваров. Одичалые массы быстро плодящихся орков; бессчетные полчища злобных гоблинов; людские кочевые племена берберов – исконных охотников за головами и головорезов… Именно оттуда прут неприкаянные орды искателей легкой наживы. Большую часть набегов удается отражать объединенными дружинами Княжеств, но, порой, особо крупные атаки докатываются и до Пруссии.
– Вы хотите сказать…
– Да-да, мой друг, – снисходительно покивал Успенский, – То, что у вас, в зажиточной Пруссии, почитается за несметные армии дикарей, по сути – лишь малые отголоски по-настоящему крупных атак, что отражают Княжества, невольно служащие своеобразным щитом для вашей Республики.
– Ну и ну, – недоверчиво покачал головой Григорий.
Я слушал и двойственное чувство появлялось в голове. С одной стороны, я не мог не верить искренним словам ученого, настолько убедительно и достоверно они звучали. Однако, его утверждения противоречили всему, что я знал до сих пор. Не только примитивным школьным знаниям, но и данным, полученным позднее, из гораздо более авторитетных источников. Таким образом, я не мог слепо довериться профессору, но и отбросить его слова, как никчемный вздор, означало бы совершить огромную глупость.
Григорий склонился над картой. Он принялся расспрашивать профессора о каждом мало-мальски крупном населенном пункте, выяснял особенности той или иной местности, какие там можно встретить опасности, к чему следует быть готовым, какие нравы и законы царят в том или ином Княжестве. Успенский отвечал подробно, развернуто, порой даже слишком. Помимо географии, он зачастую опускался в исторические дебри, повествуя о далеком прошлом и исторических предпосылках, приведших к образованию того или иного образования.
По уму, мне бы тоже следовало внимательно слушать и запоминать. Но… беспокойная ночь дала о себе знать. Под успокаивающий аккомпанемент мерной речи, я стал мало-помалу клевать носом, глаза сами собой закрывались, разум помимо воли погружался в царство сна. В какой-то момент я просто выключился, хорошо, если хотя бы не начал храпеть.
Меня
разбудила внезапно наступившая тишина и ощущение, что я пропускаю нечто значительное. Приподнялся в кресле, затекшее тело слушалось с трудом, шея едва ворочалась. Я встал на ноги, проделал несколько махов, чтобы разогреться. Попутно внимательно осматривался, стараясь понять, что же происходит.В открытой двери рубки виднелось столпотворение – в тесное помещение с трудом вместилась вся команда вместе с профессором. И, что удивительно, я не слышал голосов, люди просто стояли и смотрели на что-то невидимое мне.
– Эй, что там? – я протиснулся в рубку, и тут же оказался зажатым между Анжелой и пожилым ученым.
Девушка бросила на меня странный взгляд, ее рука приобняла за шею, заставив повернуться и посмотреть в окно.
Зрелище и впрямь завораживало, я застыл, от удивления забыв про тесноту и неудобство.
Вечерняя полутьма только-только начала сгущаться, небо заалело далеко на западе. Света как раз хватало, чтобы подробно рассмотреть то, что находилось прямо под нами, на земле.
Мы медленно пролетали над окраиной чего-то, начинавшегося как небольшая деревушка. Широкая дорога петляла между появлявшимися то тут, то там деревянными одноэтажными домами. Постепенно их становилось все больше, формировались улицы и переулки, появлялись поперечные проспекты, виднелись двух и трехэтажные здания. Ничего удивительного, если бы селение на этом и заканчивалось, но… Не было видно ему ни конца, ни края.
Дома, улицы, здания, становившиеся все больше и выше, тянулись бесконечной чередой, продолжаясь до самого горизонта, и, по всей видимости, далеко за него. Город разрастался во всех направлениях – вдаль, вширь, в высоту. Я видел бесчисленное количество мехмобилей, петляющих по магистралям; толпы прохожих, снующих туда и обратно, словно муравьи в гигантском, невообразимом муравейнике. Дома, улицы, дома, улицы – всевозможных размеров, форм, сочетаний и комбинаций. Я видел лишь малую часть, начало чего-то невообразимого, нескончаемого, по-настоящему громадного.
И вся эта монументальность светилась. В каждом доме, почти в каждом окне горел огонек; мехмобили мигали фарами; уличные фонари разгоняли тьму над широкими мостовыми. Громадная россыпь огней, заполняющая, казалось, весь мир отсель и далее, заставила почувствовать себя крошечным и незначительным. Никогда прежде я не видел настолько величественного и завораживающего зрелища! На этом фоне потерялся бы не только любой человек, дирижабль казался крошечной песчинкой. Даже, страшно подумать, крупнейший город Республики – Берлин – сошел бы за пригород, муниципальный округ этого бесконечного мегаполиса.
– Что… это? – хрипло выдавил я.
– Это – Пари! – с благоговейным придохом вымолвил Успенский.
– Но как… Не может быть настолько громадного города! Здесь же миллионы жителей… Что все они едят? Пьют? Где работают? На что живут?
– Эх, Глеб… Похоже ты не совсем понимаешь значение таких слов, как логистика, снабжение, плановая экономика, свободный рынок… В Пари так или иначе, прямо или опосредовано, вливаются денежные потоки со всех Княжеств. Мегаполис – сам, как отдельное княжество, страна в стране. Здесь, именно здесь центр мира! Трудно представить, какими суммами оперирует правительство Пари. Поверь, там сидят отнюдь не дураки…