Лондон в огне
Шрифт:
Когда на старика обрушился первый удар плетки, я вздрогнул. Жертва закричала, и этот звук проник даже сквозь оконное стекло. Его тело выгнулось над козлами дугой. На боку и спине выступили пятна крови. Постепенно они слились в полосы, а потом превратились в разливающиеся алые реки.
Манди взглянул на хозяина, тот кивнул. Я не хотел этого видеть, но не в силах был отвести взгляд.
Плетка опустилась на спину жертвы снова, стальные наконечники на ремешках порвали кожу. Это заставило жертву содрогаться и хватать ртом воздух.
Капля крови попала на рукав камзола Олдерли. Манди ждал, пока хозяин доставал
Тот нанес третий удар.
– Другим слугам тоже будет наука, – выговорила госпожа Олдерли, сглотнув ком в горле, – похоже, это зрелище доставляло ей не больше удовольствия, чем мне. – Разумеется, потом он предстанет перед магистратом, но господин Олдерли говорит, что сейчас их в городе не осталось. Все разбежались из-за Пожара.
К этому времени спина слуги превратилась в кровавое месиво, кое-где между лоскутами кожи белели обнажившиеся кости. Олдерли вскинул руку. Манди попятился и опустил плеть. Слуги, которые до этого стояли полукругом и перешептывались, наблюдая за поркой, теперь отошли подальше от мажордома, будто боялись, что плетка достанет их даже издали.
Жертва выгибала спину и делала судорожные вдохи. Олдерли наклонился и что-то сказал старику на ухо. Не знаю, ответил тот или нет, но Олдерли в любом случае остался недоволен. Он снова отошел и подал знак Манди.
– Очень жаль, что нельзя обойтись без этого, – произнесла госпожа Олдерли, отворачиваясь от окна.
Плетка хлестнула старика в четвертый раз.
Он дернулся и повис на козлах, голова поникла так, будто шея была не в состоянии удерживать ее вес. Булыжники под телом блестели от крови.
Я понял, что теперь передо мной не человек, а именно тело. Я сгорал от стыда и чувствовал себя запятнанным, словно, наблюдая за экзекуцией, я стал ее участником.
Уильямсон переступал с ноги на ногу:
– Да, неприятная история, мадам.
– Что верно, то верно, сэр, – тихо согласилась она.
Манди подошел к козлам и склонился над спиной, ставшей месивом из крови, сухожилий и костей. Подняв взгляд на хозяина, мажордом чуть заметно покачал головой. Казалось, по рядам слуг пробежала дрожь.
Олдерли что-то приказал мажордому, еще раз промокнул кровавое пятно на рукаве и пересек двор, даже не взглянув на тело. Остановившись возле нашего окна, он вскинул голову и поклонился. Господин Олдерли вошел в дом, и через секунду за дверью приемной послышались его тяжелые шаги.
Он отвесил еще один поклон господину Уильямсону – почтительный, но не раболепный, – кивнул жене в ответ на ее реверанс, а меня едва удостоил взглядом.
– Я весьма опечален тем, что вам пришлось наблюдать эту сцену, – произнес хозяин. – Приношу извинения.
– Дорогой… – В глаза супругу госпожа Олдерли не смотрела. – Преступник сознался?
– Да, – громко объявил Олдерли. – Перед самой своей кончиной. Мерзавец неблагодарный! Даже виселицы умудрился избежать! А ведь из-за него мой бедный сын при смерти.
– Я должна быть с Эдвардом, – сказала госпожа Олдерли. – Вы позволите мне удалиться, сэр?
– Ну конечно. Я и сам приду, как только смогу.
Я поспешил открыть перед ней дверь. Хозяйка выпорхнула из комнаты, вместо благодарности окинув меня быстрым оценивающим взглядом.
– Моя супруга поведала вам о наших несчастьях, сэр? – спросил
Олдерли Уильямсона. – Сейчас доктор Гроут борется за жизнь бедного Эдварда. Врач не берется сказать наверняка, выкарабкается Эдвард или нет. В любом случае он не сможет видеть правым глазом. Кроме того, существует риск заражения крови. Правая рука очень сильно обожжена. Невыносимо видеть боль и страдания бедного юноши. От еще большего несчастья нас спасла только милость Божья: огонь в комнате Эдварда мог распространиться дальше, и тогда заполыхал бы весь дом. Мы все едва не изжарились в собственных постелях.Уильямсон принес свои соболезнования так неловко, будто тащил тяжелый ящик с камнями. Ему, северянину, нелегко давались цветастые южные речи.
– Сэр, мне не следует отвлекать вас в такой момент, – произнес господин Уильямсон. – Но мое дело не терпит отлагательств.
Я снова отошел к окну, чтобы господа не подумали, будто я подслушиваю. Вокруг козел натекла лужа крови. Слуги уже утащили тело старика со двора.
– У вас ведь, если не ошибаюсь, пропал слуга?
Кровь на булыжниках высохла и стала похожа на ржавчину. Во двор вышел мальчик с метлой и ведром. Он выплеснул воду, и она описала серебристую дугу над козлами и булыжниками вокруг.
– Что? – переспросил озадаченный Олдерли. – Откуда вам это известно, сэр? Полагаю, вы говорите о Лейне?
Под окном показался мужчина с четырьмя мастифами, по два поводка в каждой руке. Он остановился и что-то сказал мальчику. А псы тем временем опустили свои массивные головы и принялись с энтузиазмом лакать воду с кровью.
– О Лейне? – Господин Уильямсон решил больше не церемониться. – Я не знаю, как его звали, сэр. Единственное, что мне известно: среди руин собора Святого Павла мы обнаружили человека в ливрее вашего дома. С прискорбием сообщаю, что он убит.
Во второй раз я посетил Барнабас-плейс один, и случилось это два дня спустя. Я брел по теплому пеплу среди развалин. Жар по-прежнему был силен.
Пепелище оказалось на удивление многолюдным: одни искали близких или руины своих домов, другие мародерствовали. Я слышал о людях, которые, подобно рудокопам, добывали в этом городе-призраке ценные металлы: здесь попадались и затвердевшие лужи свинца, и куски железа, и даже золотые или серебряные жилы. Лондон будто превратился во второй Новый Свет, где человека, не обремененного совестью, ждут не только ужасы, лишения и горести, но и богатства.
– Господина Олдерли нет дома, сэр, – сообщил привратник, открывая задвижное окошко в створке ворот. – Его высокородие два часа назад отбыл в Вестминстер.
– А госпожа Олдерли? – спросил я, немного оживившись, хотя сам понимал, как это глупо. – Она дома?
Привратник пошел узнать, согласится ли хозяйка со мной побеседовать. Через несколько минут он вернулся и провел меня в ту самую приемную с эркером, где я через окно наблюдал, как человека забили до смерти.
Определить, сколько прошло времени, я не мог, но, должно быть, не меньше получаса. Во дворе господин Манди приказал, чтобы подали лошадь. Богато одетый джентльмен маленького роста прошел через двор. Лица его было не видно из-под шляпы с двумя страусиными перьями. Они были выкрашены в лиловый цвет и подпрыгивали в такт походке владельца.