Лондон

– А чем она занимается? – спросила Дженни. – Клеит спичечные коробки?

– Нет. Набивает на дому матрасы, это выгоднее. Но труд тяжелый, валит с ног. – Он покачал головой. – Без мужа осталась, понимаешь?

Вскоре после этого Дженни поцеловала на прощание отца и детей и вышла с братом, который вдруг надумал с ней пройтись. Сперва он молчал, но через четверть мили негромко сказал:

– Ты хорошо устроилась, Дженни. Я не завидую, нет. Речь о другом.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты правильно сделала, что не вышла замуж, – качнул он головой. – Вот эта, которая приходила, у нее был муж с хорошей работой. Штукатур. И его не стало… – (Она молчала.) – Дженни, если что-нибудь случится со мной, присмотришь за моей малышней? Ну, чтобы не голодали и вообще? Ты же не замужем. Сумеешь?

– Пожалуй, – ответила она медленно. – Сделаю все, что смогу.

На следующий день она отлично повеселилась. Перси встретил ее на станции «Кристалл-Палас», сияя от счастья. Дженни надела милую соломенную шляпку, которую купила сама, и очень симпатичное бело-зеленое платье – простое, но из отличной материи, подаренной миссис Силверсливз. Взяла даже маленький зонтик, хотя раньше не делала этого никогда. Она заметила, что Перси гордится ею.

Дом Герберта оказался уютным, двухэтажным, с полуподвалом и каменным крыльцом в несколько ступенек. Перед домом маленькая лужайка, которую окаймляла живая изгородь из бирючины. В соседнем садике росла даже ель, чуть затенявшая участок, зато внутри все выглядело безупречно. Наметанный глаз Дженни мигом заметил, что каждый квадратный дюйм был вычищен до блеска. Познакомившись с Мейзи, она поняла причину.

Самое крупное социальное изменение, произведенное промышленной революцией в Лондоне, состоялось в предместьях. Для огромного числа торговых операций, множившихся банков, страховых компаний и имперской администрации викторианского и эдвардианского Лондона понадобилась целая армия чиновников. А с появлением поездов и потому, что жить в пригородах было дешевле и чище, этот неимоверно разбухший класс ездил на службу тысячами и десятками тысяч. Такие, как Герберт Флеминг, отцы и деды которых были лавочниками и ремесленниками, переодевались в костюмы и поездом отправлялись в конторы. Их жены, ранее жившие при мастерских или помогавшие в лавках, сидели дома, чувствовали превосходство над работавшими женщинами и понемногу, насколько могли себе позволить, перенимали манеры светских леди.

Мейзи оказалась невысокого роста. Дженни заметила маленькую родинку на шее, алый рот и крохотные острые зубы. У Мейзи была горничная, которую она загоняла до смерти, еще одна девушка приходила помогать. В гостиной на каждом кресле лежал антимакассар; [81] на окне красовалось большое растение в горшке, а на стене, чтобы всем было видно, висела картина с изображением горы. Этот пейзаж, по словам Мейзи, отец купил в Брайтоне. А Дженни бывала в Брайтоне? Она учтиво спросила об этом уже за столом, и та ответила отрицательно.

81

Тканевое покрытие, наброшенное на спинку кресла или дивана, чтобы предохранить их от жирных пятен, оставляемых напомаженными волосами.

Столовая оказалась невелика. В центре стоял круглый стол, и Дженни сидела зажатая между соседями.

– Мне всегда нравились круглые столы. Этот еще из моего детства, хотя помещение было побольше. А вам они нравятся? – спросила Мейзи.

Дженни ответила, что нравятся.

Подали жареного цыпленка с разнообразным гарниром, и Герберт отметил это событие цветистыми выражениями.

Несмотря на высокие хозяйственные стандарты, вскоре выяснилось, что Герберт и Мейзи гордились своей развеселой жизнью. Раз в месяц они исправно посещали мюзик-холл.

– А через вечер Герберт повторяет мне все представление! – рассмеялась Мейзи.

– Она со своим театральным клубом не лучше, – отозвался тот.

– У Мейзи очаровательный голос, – вставил Перси.

Но летом их любимым занятием, как поняла Дженни, были воскресные велосипедные прогулки.

– А вы не пробовали? – поинтересовалась Мейзи. – Мы с Гербертом, бывает, проедем не одну милю. Рекомендую!

От Дженни не укрылось, что зоркие глаза Мейзи задумчиво обращались к ее одежде с того момента, когда она переступила порог. Едва с цыпленком было покончено и подали фруктовый пирог, та рассудила, что пора навести кое-какие справки.

– Итак, – начала она просветленно, – Перси говорит, что вы живете в Хэмпстеде.

– Это правда, – сказала Дженни.

– Красивое место.

– Да, – согласилась та. – Пожалуй.

– До покупки этого дома, – продолжила Мейзи, сделав легчайший акцент на слове «покупка», дабы Дженни уяснила их финансовое положение, – мы тоже хотели там поселиться.

Перед самым замужеством Мейзи унаследовала сумму в пятьсот фунтов. Не богатство, но хватило на дом, да еще и осталось. Получалось, что они с Гербертом устроились преотлично.

– Ваша семья всегда там жила? – осведомилась она.

Дженни вдруг поняла, что хозяева ничего не знают о ней. Перси им не сказал. Она взглянула на него, ища подсказки, но тот лишь улыбнулся.

– Нет, – честно ответила Дженни. – Не там.

До этого Перси никогда никого не знакомил с Гербертом и Мейзи, но смутно предполагал, что все они одинаковы. Он понимал, разумеется, что Дженни могла не произвести на Мейзи яркого впечатления, но не подумал, что та заметит ее неодобрение. Социальные амбиции Мейзи были весьма скромны и почти полностью удовлетворялись домом и любимым мужем. Но вдруг живущий по соседству брат мужа возьмет и женится не так удачно. Что будет с репутацией Флемингов в округе? Она вынашивала план – небольшой личный проект – подыскать ему милую девушку, которая устроит всех. Ей предстояло убедиться в приличии этой загадочной особы из Хэмпстеда.

– Тогда что же вас держит в Хэмпстеде? – настойчиво и ровно допытывалась Мейзи.

– Вот и я у нее спрашиваю, – подхватил Перси, решивший, что это будет умно. – Живет в такой дали, что нам и не свидеться.

И принялся подробно рассказывать, как неделю назад опоздал на последний поезд. Они с Гербертом изрядно над этим посмеялись. Мейзи безмолвствовала.

Что касалось Дженни, она лишь страдала. Никак Перси скрывал от родных, кто она такая? Зачем?

Трапеза завершилась, и стоило братьям выйти, как Мейзи спокойно и мягко к ней обратилась:

– Я знаю, чем вы занимаетесь. Вы служанка, да?

– Вы правы, – сказала Дженни.

– Так я и думала. Одежда, – кивнула Мейзи. – В нашей семье, конечно, никто не служил. И у Герберта тоже.

– Конечно. Да и вряд ли будет.

– Ах вот как. – Мейзи внимательно посмотрела ей в глаза. – Что ж, тогда все в порядке.

Часом позже в красивом парке, окружавшем Кристалл-Палас, Перси сделал ей предложение, и Дженни ответила:

– Не знаю, Перси. Честное слово, не знаю. Мне нужно подумать.

– Конечно. Сколько?

– Не знаю. Прости, Перси, но я хочу домой.

Эстер Силверсливз две недели откладывала разговор с девушкой. Она видела, что с той неладно, и за это время весьма встревожилась.

– Дженни, ты прожила здесь большую часть жизни. Пожалуйста, скажи мне, в чем дело, – сказала Эстер и стала терпеливо ждать ответа.

У Дженни было несколько подруг, но никого, чтобы довериться, а потому все это время она раздумывала в одиночестве. И чем больше размышляла, тем яснее видела, что ничего не выйдет. Во-первых, Перси. Она решила, что Мейзи с Гербертом уже успели его отговорить. «Наверное, он пожалел о предложении. Зачем ему такая старая и без гроша? – сказала она себе. – Мейзи найдет ему молодую, намного лучше». Во-вторых, ее брат с детьми. «Пусть я бедна, но если с ним что-нибудь случится, детей прокормлю. И милой миссис Силверсливз я тоже нужна. Получится, я и ее брошу».