Ловушка для птички

— Прости, Никита, но для меня это все слишком! — выдаю в сердцах и в отчаянии взмахиваю руками. — Моя жизнь только начала налаживаться. Но появляешься ты, запираешь меня в своем доме и раскачиваешь. Я становлюсь неадекватной!

— Так плохо, когда я рядом?

— Еще недавно я надеялась, что мы больше никогда не встретимся.

— Ненавидишь? — спрашивает серьезно.

— Нет. Не знаю! Может быть… Мне было адски больно тогда, понимаешь?

Совершенно не к месту меня пробивает на откровения.

— Думаешь, мне не было? Да я чувствовал себя последним дерьмом на планете! Бухал беспросветно и выл от бессилия, — шумно тянет в себя воздух. — А ты в это время замуж собиралась, как оказалось.

— Но ты ведь тоже женился! Не в армию ушел, не на войну, не в аварию попал и не в коме лежал… Я должна была ждать тебя в той комнате с окном на океан? Это глупо, Никита. Всё закончилось тогда, в той комнате. Ничего не осталось. Ни-че-го!

Его взгляд стремительно тухнет.

— Иди спать, Соня, — произносит и кривится, словно болит где-то.

Я коротко киваю и разворачиваюсь к лестнице. Неожиданно его пальцы обхватывают мою руку чуть выше локтя. Замираю.

— Совсем ничего? — спрашивает потухшим голосом.

Секундная пауза.

— Спокойной ночи, — произношу, не оборачиваясь.

— И тебе, — отпускает мою руку.

Он идет в кухню, а я быстро поднимаюсь и закрываюсь в ванной. На всю включаю воду в душевой, хватаю с полки полотенце и утыкаюсь в него лицом. Хочется орать что есть силы, но я зажимаюсь и терплю. Не плачу.

Такой короткий разговор, а столько боли всколыхнул. Нельзя нам оголять души — не разгребём потом то, что вскроется.

Долго стою под прохладной водой. Психолог научила меня нескольким техникам дыхания, и я вовремя о них вспоминаю. Дышу и немного успокаиваюсь.

Закутавшись в полотенце, бреду в уже знакомую кровать.

В комнате свежо, пахнет морем и почему-то жасмином, который давно отцвел. В этом доме даже запахи неадекватные. Тяжелая затяжная галлюцинация. Не дом, а дурдом какой-то!

Прикрываю окно. Ветерок из него задувает прохладный, на утро обещали дождь.

Залезаю под одеяло и сжимаюсь. Надо как-то переспать эту ночь, а завтра все изменится. Прилетит его жена с сыном, вечером они пойдут на вечеринку к друзьям. Он отвлечется и остынет, ему станет не до меня. А потом я улечу к Николь.

Нам нельзя сближаться.

____________

[1] Mierda — (с испанского) дерьмо

Глава 15

Принять и отпустить. Не думать о нём, не вспоминать

Я начинаю привыкать спать в его постели. Засыпаю быстро и сплю спокойно до тех пор, пока в мой выстраданный сон не пробирается хозяин спальни. Последние дни его было так много, что подсознание привыкло и не хочет с ним расставаться. Тем более во сне наше общение приятнее, чем наяву.

Сон невероятно чувственный, сотканный из интимного шепота и нежных прикосновений. Я не вижу Никиту, но его руки, губы и дыхание осязаю всем телом.

Он гладит меня. Проводит ладонью по волосам, трогает шею, ключицы, плечи… Берет за руку. Теплыми губами прижимается к запястью, затем медленно скользит выше и целует ложбинку локтевого сгиба. Это фантастически приятно.

Раскисаю от его поцелуев, как сдобная булочка в молоке. Тело становится легким, почти невесомым. Оно тонет в облаке блаженства, пока сознание дремлет.

Его губы пробираются выше. Ставят теплые отметины на предплечьях и ключицах, долго ласкают шею, водят по скуле и легонько прихватывают мочку уха. Слышу его частое дыхание, и низ живота тяжелеет.

Выгибаюсь. Подаюсь навстречу и ловлю эти страстные губы. Они теплые, влажные и вкусные. Господи, какие же они вкусные! Как же они мне нравятся!

Мы целуемся самозабвенно. Сплетая языки и смешивая дыхание. Этот поцелуй… Я растворяюсь в его вкусе и утопаю в глубине. Улетаю в нирвану и не хочу возвращаться. В таком сне я готова остаться навечно.

Целуй меня, не останавливайся!

Молю, но сладкая мука прерывается. С меня слетает одело, разгорячённую кожу обдает прохладой, и это неожиданно возвращает в реальность.

Нехотя открываю глаза и с изумлением смотрю на нависшего надо мной Гордиевского.

Всё это не сон! Не сон!

— Никита, ты… — запинаюсь. — Я… — слов не могу подобрать. — Что мы делаем? — лепечу, пытаясь натянуть на себя съехавшее полотенце.

Хватаю губами воздух, задыхаясь от осознания происходящего.

Он абсолютно голый. Смотрит голодно. Дышит так, словно стометровку только что сдавал. Увернуться и отползти не получится, он уже между моих ног. Чувствую, как его эрегированный член скользит по моему бедру. Так же влажно и настойчиво, как по шее скользили губы.

— Поздно, — озвучивает Никита мои мысли. — Ты сама пришла в эту комнату.

Полотенце летит на пол следом за одеялом.

— Ты говорил, могу лечь в любой… оой…

Я захлебываюсь эмоциями.

— Без шансов, Соня. Я не остановлюсь.

Смотрит так, что спорить не имеет смысла. Ему надоела эта глупая игра в «дам не дам». Он добился своего. Я закрываю глаза: пусть уже свершится.

— Смотри на меня, — не просит — требует. — Открой глаза, София.

Его рука тяжело опускается на мою шею у основания и довольно сильно сдавливает. Во сне Никита был нежнее.

Рывком тяну в себя воздух и распахиваю глаза. Встречаюсь с его обезумевшим взглядом, и под ложечкой холодеет. С такой яростью смотрит, что становится жутко. Он душу из меня вынимает.

Тянусь рукой, дотрагиваюсь до его лица.

— Я смотрю на тебя, — шепчу и медленно веду кончиками пальцев по колючей щеке.

Уворачивается. Ловит пальцы губами, всасывает по очереди, слегка прикусывает мизинец. У меня вырывается долгий стон. Всегда возбуждала эта его порочность на грани.

Он задирает подбородок и нависает выше. Шея и предплечья напряжены, вены вздуты и пульсируют.