Ловушка для птички
Шрифт:
— Так ресторан закрывается скоро. Правда, господин ресторатор? — другой рукой Юля обнимает проходящего мимо Тимура.
Меня кто-то окликает. Оборачиваюсь и притормаживаю, а питерский петух тем временем предлагает Юле подвезти её до отеля. Он единственный из всех собравшихся совсем не пьёт: о здоровье своем печётся.
— Никитушка, — пищит жена это тупое имя, — ты ведь не против, если Тима отвезёт меня в отель?
Сколько раз я просил не называть меня так, особенно при малознакомых людях, но опять за своё. Пьяная манерная дура!
Их совместный уход с вечеринки могут
— Тимуру можно доверять, — прицельно сморю на питерского, мы оба поняли, о каком доверии речь — вчера он видел нас с Соней, как бы не болтнул лишнего.
К Юле я больше не подхожу. Она прощается с Белецкими и уходит под руку со своим провожатым. Пусть катятся. Знал, что споются.
Возвращаюсь в зал. Пока не убрали со столов, надо успеть что-то куснуть. Закидываю в рот пару канапешек, наливаю в бокал минералки и выхожу на террасу.
Вечеринка переходит в фазу активного прощания. Народ пьёт, обнимаясь, обменивается телефонами и целуется. Несколько машин такси уже приехали и ждут пассажиров.
Глазами ищу Соню. Её нигде нет.
Неожиданно сзади налетает Гарик.
— Ты тоже на водичку перешёл? Стареешь! — смеется и треплет затылок. — Мы с Ариной скоро поедем. Она не пила, так что мы на своей. Подвезти тебя?
— Не нужно, вызову такси, — обнимаю друга. — Отдыхайте! Вы оба заслужили. Такой шикарный вечер организовали. Созвонимся завтра. Может, пообедаем вместе. Надо о делах поговорить.
— Окей, друже! На связи, — салютует и бежит к своей Арине.
Следом за ним подходит Пашка. Угрюмый какой-то.
— Бро, я в отель. Вторую ночь без сна. Рубит. Завтра наберу, оки?
Прощаюсь и с ним.
Договаривались гульбанить до рассвета, а еле дотянули до двух ночи. И правда стареем.
Выхожу на парковку. Такси разъезжаются, в последнюю машину грузятся американские друзья Гарика. Зака среди них нет.
Оборачиваюсь и вижу, как этот мудила прощается с Птичкой. Они достали телефоны и обмениваются номерами, после чего он смачно целует её в щеку. У меня кулаки сжимаются. Но большего она не позволяет. Мило улыбнувшись, отстраняется. Он зачесывает что-то на прощанье и бежит к машине. Она машет рукой, разворачивается и быстрым шагом уходит.
Одна идет вдоль пустой набережной. Совсем одна.
И решать ничего не приходится — ноги сами несут меня за ней.
Глава 18
А что, если дело в ней?
Интересно, что чувствует маньяк, преследующий свою жертву? Непреодолимое влечение, возбуждение, азарт?
В погоне за Соней меня одолевает страх. Я боюсь упустить её из виду и потерять совсем. Вглядываюсь в успевшую удалиться хрупкую фигурку и ускоряю шаг. Когда она успела уйти так далеко? Я же буквально на минуту задержался.
Набережная хорошо освещена, но абсолютно пустая. Редкие машины проезжают по параллельной аллее дороге, нарушая тишину, которая сейчас воспринимается недоброй. Даже прибоя не слышно — на море абсолютный штиль.
Шаг у меня шире, расстояние между нами сокращается, но все равно нервничаю. Даже когда
слышу цоканье ее каблучков.Мимо проезжает подозрительная развалюха. Приближаясь к Соне, слегка притормаживает. Мощный выброс адреналина в кровь заставляет меня перейти на бег. Сколько нужно времени, чтобы затащить девушку в машину? Достаточно минуты, думаю.
Развалюха едет дальше, но я уже бегу и остановиться не получается.
— София, стой!
Она оборачивается и останавливается. Надо было окрикнуть раньше.
— Что случилось, Никита? — в голосе удивление.
— А у тебя? — выдыхаю тяжело. Дыхалка немного сбилась. — Куда ты ломанулась одна посреди ночи?
— Домой, — ведёт плечом.
— В два ночи, пешком, одна, по пустынной набережной? В юбке, из-под которой задницу видно?
— Тебя что-то смущает?
— Всё. Меня смущает всё! — перехожу на крик, потому что она продолжает идти как ни в чём не бывало. — Где твой Даниэль? Почему не встречает?
— Ты запомнил его имя? Надо же! Расслабься, Никита. В нашей деревне ночью ходить не опасно. Вон полицейская машина проехала, она каждый пять минут здесь курсирует.
Машина с маячками действительно только что проехала.
— Хочешь сказать, у вас тут не насилуют и не убивают?
— Может, летом и случается иногда, — снова пожимает плечами, — когда туристов много. Они на солнышке перегреются и по ночам буянят. А в межсезонье у нас тут тихо, как в раю.
В голосе насмешка. Вздернула подбородок и семенит дальше. Как раз мимо спуска на пляж проходит.
Решение я принимаю молниеносно. Хватаю за локоть, заламываю руку назад, зажимаю ладонью рот и толкаю вниз по лестнице. Со второй ступеньки она начинает мычать и упираться, но меня уже не остановить. Проучу эту зазнайку, страха не знающую.
Пять ступенек — и мы на песке. У Птички каблуки проваливаются, идти совсем не может. Еще и вырываться вздумала! Приподнимаю ее и пару метров несу впереди себя.
Пляж ниже набережной, здесь темно и с дороги ни черта не видно. Любой бухой отморозок мог вот так затащить ее сюда. Я не зря волновался.
— Засекай пять минут, — зловеще шепчу в теплую шею и аккуратно роняю, приваливая собой сверху.
Она что-то кричит мне в ладонь. Отдельные слова распознаю, но не вслушиваюсь. Закончу воспитательный процесс — поговорим.
— Тридцать секунд — ты уже лежишь! — говорю и юбку задираю, ноги бедром раздвигаю. — Еще тридцать — и тебя трахают! Возможно, грубо… — пару раз вдалбливаюсь в нее пахом для полноты ощущений.
Извивается подо мной, скулит и укусить пытается. Жалко ее, но я продолжаю, чтобы в следующий раз неповадно было.
— …На такой красивой попке пару минут достаточно подергаться. Итого три! Целых две минуты остается, чтобы встать, неспешно застегнуть штаны и спокойно уйти, пока полиция проедет. Как тебе расклад?
Рот разжимаю и приподнимаюсь. Она сразу же отпрыгивает.
— Ты чокнутый, Гордиевский! Реально психопат!
— Только представь, сколько таких по земле ходит! Каким местом ты думала, когда пошла одна, еще и одетая вот так?
— Как так? — круги рисует руками, делает вид, что не понимает.