Ловушка для птички

Когда выхожу, Никита всё еще сидит за столом и копается в смартфоне.

— Сладких снов тебе, Птичка, — говорит, взглянув мельком.

— Пока, Ники.

Я захожу в спальню и падаю на кровать. Засыпаю, как только голова касается подушки.

Глава 20

Мне бы лучше уйти, но что-то останавливает

Неприятный вибрирующий звук в который раз пытается вырвать меня из глубокого сна. Мне спится так уютно, вот только это бесконечное жужжание надоедает. В какой-то момент я его не просто слышу, но и чувствую позвоночником. Просыпаюсь.

— Что за…

Недовольный вопрос виснет в воздухе, потому что на своем животе я ощущаю чью-то руку. Невольно напрягаюсь.

На вечеринке я выпила всего один бокал шампанского, так что обстоятельства вечера помню хорошо. Танцы-туалет-Никита, набережная-мокрый песок-Никита, моя кухня-пельмени-Никита…

Конечно же, это Гордиевский спит со мной. Уже узнаю его дыхание.

Выяснять, что он делает в моей кровати, не имеет смысла и… не хочется, честно говоря. Он беспробудно дрыхнет, а мне хорошо с ним рядом.

На улице светло, но, по ощущениям, совсем рано — можно ещё поспать. Закрываю глаза и проваливаюсь в приятную в пустоту, но мерзкая вибрация возвращается и снова будит.

— Тебе звонят, — шепчу сонно. Его ровное дыхание сбивается, он шевелится, но не просыпается. Вибрация продолжается. — Никит, у тебя звонит телефон, — говорю громче.

— Чёрт с ним, — откликается и обнимает меня крепче, притираясь щекой к моему плечу.

На несколько секунд наступает тишина, затем телефон снова жужжит.

— Надо ответить. Вдруг что-то срочное, — привстаю, давая ему понять, что так спать невозможно.

— Это таксист, наверное. Пусть уезжает. Спи, Птичка.

Телефон дрожит не переставая. Я начинаю злиться.

— Гордиевский, ответь!

Он бормочет что-то нечленораздельное и садится на кровати. Растирает заспанное лицо, достаёт из кармана телефон и смотрит на него. Не отвечает. Вижу по его реакции, что это не таксист.

— Жена? — спрашиваю охрипшим ото сна голосом.

Кивает и встает. Выходит из комнаты, чтобы перезвонить. Дальше я слышу череду вопросов:

— Да? Что? Что-о-о?! В смысле? Как? Когда? А ты где была? И как тогда? Я спрашиваю — как? Бля-я… Сейчас буду.

Он возвращается, но останавливается в дверях. На нём лица нет.

Понимаю, что что-то случилось, но ничего не спрашиваю. Это не моё дело, чтобы лезть с вопросами.

— Шурик пропал.

Я подскакиваю на кровати.

— Как пропал?!

— Непонятно. Нет нигде. Уже час не могут найти. Спрятался где-то или похитили. Не знаю… Надо ехать.

Он разворачивается и идёт к входной двери.

— Стой! — кричу вслед. — Я с тобой. В смысле отвезу и помогу. Полицию вызвали?

— Не знаю, я ничего не понял. Юля истерит.

— Две минуты и выезжаем. Умойся! — командую, натягивая на ходу джинсы.

Хватаю из шкафа первую попавшуюся рубашку и бегу в ванную.

Через несколько минут мы едем по пустынной набережной. Оказывается, уже половина десятого, но в выходные на улицах до обеда пусто.

— Я знаю, куда ехать, — информирую, заметив, как Никита забивает в навигатор адрес.

— Откуда?

— Это отель Марии. У нас там офис, и я там жила до недавнего времени. Вчера я видела тебя там. С букетом.

— Не знал.

Он вздыхает. Нервничает. Даже представить боюсь, что сейчас чувствует.

По пустым дорогам доезжаем быстро. Никита сразу бежит в номер, я иду в администрацию, пытаясь вспомнить, что нужно делать в подобных ситуациях. Чем быстрее начать поиск пропавшего, тем больше шансов найти.

— У нас ЧП, Софи, — с порога сообщает управляющий Антонио, — ребёнок исчез. Как сквозь землю провалился! Мама спала, а няня была в туалете. Пять минут — и его нет. На территории всё осмотрели. Полиция уже едет. И медиков вызвали. Там маме совсем плохо.

Немолодой испанец взволнован и напуган. Второй год он чисто номинально числится управляющим, но появляется в отеле редко, а всю работу делают администраторы.

— Смотрели записи с камер?

— Нет его на камере! И ничего подозрительного нет! Но там только вход в отель. Выход из их номера не просматривается.

— Мальчик мог на соседский участок выйти. Забора нет. Мы можем связаться с владельцем?

— Не думаю. В прошлом году хозяин сменился, контактов у меня нет.

— Плохо, — бубню себе под нос.

Непонятно, за что Мария ему платит зарплату.

Краем глаза вижу, что подъехала полицейская машина, но решаю не ждать и сразу иду в сторону соседского дома.

Участок от территории отеля отделяет живая изгородь из кипарисов. Маленькому ребенку протиснуться между деревьев ничего не стоит, а мне приходится пролазить ползком. Внизу стволов почти нет веток, но я всё равно больно оцарапываю плечо.

За кипарисами находится огромная холмистая территория, чуть поодаль виднеется недавно отреставрированный дом. Растений мало, только возле дома вижу с десяток лимонных и мандариновых деревьев. Они щедро усыпаны яркими плодами, которые могли привлечь внимание малыша.

Интуиция мне подсказывает, что нужно идти к ним. Надеюсь, что сын Никиты просто заинтересовался яркими оранжевыми и желтыми шариками на деревьях вдалеке и теперь сидит под ними, потому что забыл дорогу обратно.

Интуиция меня подводит.

Я нахожу малыша раньше — в двадцати метрах от кипарисов. Он лежит прямо на газоне в какой-то неестественной позе на спине. Рядом стоит робот-газонокосилка.

То, что я вижу, в прямом смысле выбивает почву из-под ног.

Шурик бледный, как полотно, а его ножка находится под роботом. Но я не сразу понимаю, что произошло. Падаю перед ним на колени и пытаюсь взять на руки и только теперь замечаю на ножке кровь. И вокруг кровь. Много крови! Очень много!

В глазах на секунду темнеет. Надо кричать и звать на помощь. Знаю, что надо, но не могу. Мой голос даёт предательский сбой. Открываю рот, но крикнуть никак не получается.

Вокруг никого нет. Кроме меня помочь ребенку некому. Поэтому беру себя в руки, глубоко вдыхаю и решаю действовать. Приподнимаю и отодвигаю робота, пытаясь освободить ножку, и вот после этого ору. Как сумасшедшая ору во всё горло, увидев, что часть детской ступни срезана лезвиями газонокосилки.

Дальше всё происходит как в кино.