Ловушка для птички

Полицейский оттаскивает меня от ребёнка. Подбегает Никита, трясущимися руками поднимает тряпичное тело сына и растерянно смотрит по сторонам. Обезумевшая Юля воет и виснет у него на плече. Слышны сирены подъезжающей скорой помощи.

— Он жив! — по-русски кричит Никита и несёт малыша навстречу бегущим врачам.

— Он жив, — повторяю для себя и чувствую, как к горлу подступает тошнота.

Мои руки липкие от крови, джинсы и рубашка перепачканы. Смотрю на них, и перед глазами плывут тёмные пятна. Я плохо переношу вид крови и легко могу потерять сознание, но отдаляющийся голос Никиты вырывает меня из жуткого морока.

— София, помоги мне! — просит он, укладывая Шурика на носилки. — Помоги мне с переводом! Я не понимаю, что они говорят!

Медики переходят на английский. Никита сразу включается в разговор.

— Что они говорят?! Переведи мне! Что-о-о? — завывает Юля и виснет теперь на моем плече.

Она не в себе: глаза стеклянные, дрожит и скулит беспрерывно. Обнимаю её и пытаюсь успокоить:

— Всё в порядке. Он жив. Его везут в больницу. Ему помогут. Всё будет хорошо. Он жив…

Шурика накрывают фольгой, на лицо надевают кислородную маску и несут к реанимобилю. Никита следует за ним.

Я знаю, что присутствие мамы в госпитале обязательное, поэтому беру Юлю за руку и веду к своей машине.

Мы едем следом за скорой. Звук сирены и работающий впереди маячок держат в диком тонусе. Ехать приходится быстро, я пытаюсь сосредоточиться на дороге, но монотонный вой Юли сильно отвлекает. Не хочу думать, как бы я вела себя, случись подобное с Николь. Не хочу, но думаю. Мы два года прожили в этом отеле, в соседнем номере. Я никогда не оставляла дочь без присмотра, но Шурик тоже был с няней. Господи, это такая трагедия! Хоть бы всё обошлось, и малыш быстро выздоровел!

Мы приезжаем в тот же госпиталь, в который три года назад после аварии привезли Никиту. Тогда я представилась его невестой и ночевала с ним в палате. После той необычной ночи больше ни разу здесь не бывала. Бог миловал.

Маленького Шурика сразу увозят в операционную. Нас с Юлей просят подождать в фойе приемного покоя. Никиту тоже не пускают. Он, обхватив себя за голову, мерит шагами коридорчик перед входом в операционный блок. Весь в себе и своём горе, на нас даже не смотрит. Ему плохо. Физически чувствую его боль. Очень хочется подойти и обнять, но нельзя. Заламываю руки и присаживаюсь на дальний стул, чтобы быть подальше от него. Мне бы лучше уйти, я здесь лишняя, но что-то останавливает.

Юле можно его обнять, но она не хочет. Или боится. Плюхается рядом со мной, продолжая завывать. У меня скоро мозг взорвется от ее скулежа, но вместе с тем сердце разрывается от жалости.

Никита подходит. Останавливается напротив жены и спрашивает каким-то загробным голосом:

— Как ты могла вырубиться? Как? Тебя попросили пять минут посмотреть за собственным ребёнком. Неужели нельзя было потерпеть и не спать?

— Я не знаю, — всхлипывает Юля. — Я устала, не выспалась.

— Ты постоянно тыкаешь меня носом в то, что я безучастный, равнодушный… А самой насрать на своего сына. Поспать после пьянки важней!

— Но я же не знала, что он сможет выйти! Он совсем маленький! — она срывается на истерический плач. — Он теперь не сможет ходить? Одноногим останется? Инвалидом?

— Ты вообще нормальная? О чём думаешь, а? Он столько крови потерял! Лишь бы выжил! — выкрикивает Никита ей в лицо.

Я не выдерживаю. Вскакиваю, хватаю его за локоть и оттаскиваю в сторону.

— Какого чёрта ты на неё орёшь? Она с ума сходит от страха и чувства вины, а ты добиваешь! Бессовестный! Тебя вообще не было там. Где ты был, когда твой сын отправился в своё опасное путешествие? А, Никита? Где? Что было важней для тебя?..

Он смотрит ошеломлённо, но меня не остановить.

— …Если ты мужик, Гордиевский, то возьми на себя часть ответственности за случившуюся беду. Поддержи жену, пройди вместе с ней через этот кошмар. А не веди себя как говнюк, умеющий только других обвинять во всех своих бедах!

Вижу, что он собирается с мыслями и хочет что-то ответить, но нас перебивают — медсестра просит заполнить бланки, написанные на испанском языке, так что без моей помощи им не обойтись.

Документы никто не взял, конечно же, но Никита находит сканы паспортов в телефоне. Отдаёт его мне и уходит в сторону. Не может усидеть на месте, ходит взад-вперед.

Дрожащими руками я пишу латиницей имя ребёнка, ниже имена родителей.

Дата рождения Шурика — 15 апреля. Он почти на три месяца старше Николь. То есть Юля точно забеременела до конкурса красоты, на котором мы с Никитой познакомились. У них было всё серьёзно. Я просто влезла в чужую историю тогда и снова мешаюсь теперь.

Если бы Никита не остался у меня, а поехал к своей семье, трагедии можно было избежать. Я чувствую себя виноватой. Сейчас заполню анкеты и незаметно уйду.

Со слов Юли заполняю данные о прививках и группе крови. У Шурика вторая положительная. Дальше идут вопросы о генетических и других серьезных заболеваниях родителей и две графы, в которых нужно указать их группы крови.

— У меня первая положительная, — всхлипывает Юля.

Я записываю: «0 (I)».

— А у Никиты?

Она пожимает плечами и громко спрашивает:

— Какая у тебя группа крови?

— Первая вроде, — бросает он через спину, продолжая вышагивать по коридору.

И во второй графе пишу: «0 (I)».

Дописываю и подвисаю. Если у обоих родителей первая группа крови, у ребёнка не может быть второй. Так не бывает!

— Ты уверена, что у Шурика вторая? — уточняю у Юли.

— Да, а что? — она заметно напрягается.

— Ничего, просто это важно. Но в любом случае ему уже сделали анализ, — стараюсь говорить спокойно.

Заполнив все графы, отношу бумаги на ресепшен. Медсестра просматривает их мельком и кивает, собираясь сложить в папку. Останавливаю ее рукой и указываю на графы с группами крови.

— Это ведь невозможно? — спрашиваю шепотом.

Особенности групп крови человека я отлично помню ещё со школьной программы. С биологией у меня было более чем хорошо, я все городские олимпиады выигрывала. Согласно законам Менделя, ребёнок родителей с первой группой наследует первую. Антигену в крови ребёнка взяться неоткуда. Но лишний раз убедиться в своих подозрениях не помешает.

— Один из родителей не биологический? — аккуратно интересуется понятливая медсестра, подтверждая мою догадку.

Я пожимаю плечами.

— Но надо проверить группу ребёнка.

Она кивает и что-то щёлкает в компьютере. Потом поднимает на меня глаза и шепчет:

— Анализ уже в базе. У ребёнка вторая плюс. Его готовят к переливанию.

— Скорей всего папа перенервничал и перепутал, — невозмутимо улыбаюсь и иду к Никите отдать телефон.

Ничего он не перепутал. Я видела его процедурную карту после аварии три года назад. Там была указана группа крови с резусом. У меня тоже первая положительная, поэтому и запомнила.