Ловушка для птички

Птичка тоже наблюдает и, судя по тому, как тяжело и часто дышит, ей нравится не меньше моего.

Расстегнув все пуговицы, прижимаю руку к оголенному животу и веду вверх. Дохожу пальцами до торчащего соска, ловлю его и легонько сжимаю.

С силой вцепившись пальцами в плечи, Соня выгибается навстречу и поднимает глаза.

— Хочу трахать тебя прямо здесь, у окна, — произношу, не разрывая контакт.

Птичка рывками тянет в себя воздух и жадно взъедается глазами в мои такие же голодные. Этот её взгляд, как горящая спичка в бензобак — мы вспыхиваем и набрасываемся друг на друга.

— Скажи, что хочешь меня, — требовательно шепчу ей в шею.

Мне важно это услышать.

— Хочу, — выдыхает она сладко. — Я безумно тебя хочу…

Глава 24

Чтобы глаза в глаза и сердце к сердцу

К Никите я ехала с чётким намерением всё рассказать. Была решительно настроена и ясно представляла, как это произойдет.

Вот мы едим бургеры, и я интересуюсь, что было написано в ДНК-тесте, который он делал три года назад. Он удивляется вопросу — я поясняю. Рассказываю, как наследуются группы крови и почему Шурик не может быть его сыном. Показываю табличку в телефоне — для наглядности. Он выглядит растерянным и никак не может поверить. Я предлагаю сделать тест в независимой испанской лаборатории. Согласие матери для этого не требуется. Осознав всю жестокость Юлиного обмана, Никита сильно расстраивается, и в этот момент я признаюсь, что Николь — его ребёнок. Говорю, что не против их общения. Меняю ему сына на дочку. Он в шоке, что естественно, и спрашивает, почему скрывала. Говорю, что узнала о беременности после их свадьбы и не хотела скандала. Рассказываю про наших отцов. Никите непросто, но он понимает.

Таким был мой план. В моей голове он выглядел вполне логичным. Я даже фразы заготовила заранее, но так и не смогла произнести ни одну из них.

Мы доедаем бургеры, а я молчу. Смотрю на подаренные им цветы, и моя решительность испаряется. Я собираюсь открыть чужую тайну в своих интересах и чувствую себя подлой. Это амплуа мне категорически не подходит.

Да, Юля его обманула. Да, я узнала случайно. Но по какому праву я решила влезть в чужую жизнь? Это так на меня непохоже.

Начинаю суетиться и нечаянно режу руку. Физическая боль срабатывает подобно нажатию на спусковой крючок. Я рыдаю у Никиты на груди, но вовсе не от боли, а от собственной трусости и глупости.

Он смотрит на меня с теплотой и говорит, что я идеальная, а я готова сквозь землю провалиться от стыда. На самом деле я стерва, годы скрывающая от него дочь. Это факт, его не изменить, и мои оправдания он не примет. Теперь я это очень хорошо понимаю.

Мне жаль его и стыдно за себя. И я плачу, а он целует. Да так, что земля уходит из-под ног и мои душевные терзания как будто тонут в его нежности.

Вдыхаю его запах, целую его губы и понимаю, что никогда не смогу разлюбить.

Я больше никогда не хочу ему врать и что-то от него скрывать. Это не моё, я не умею жить во лжи. И поэтому просто обязана всё исправить.

Начинаю с того, что по телефону расстаюсь с Даниэлем. Честно говорю, что люблю другого, и прошу мне больше не звонить. На душе сразу становится легче. Я сделала это не для Никиты и не для Дани — для себя. Остается сказать правду о Николь.

Стоя у окна спальни, я думаю о том, как изменится моя жизнь после этого откровения. Сложно представить. Сложно и страшно.

Это последний вечер, когда мы можем быть собой, просто Никитой Гордиевским и Софией Соловей. Старыми друзьями, бывшими возлюбленными, вчерашними любовниками… После разговора мы оба станем родителями одной маленькой девочки.

Уверена, Никита захочет видеться с дочерью и будет принимать участие в её воспитании. При этом не факт, что оставит Юлю и Шурика.

Никита подходит, обнимает и просит отложить разговор. Весь вечер он смотрит на меня точно так, как три года назад. И я знаю, что бушующий в его глазах огонь — это не просто страсть. Это то самое пламя рвущихся из сердца чувств, против которого я бессильна. И я иду на поводу собственной слабости, даю нам отсрочку.

— Хочу тебя безумно, — произношу.

И это не просто слова. Это моя безоговорочная капитуляция. Я готова быть с ним на его условиях. Сейчас он хочет меня на окне? Пусть будет на окне.

Я раздеваю его, он раздевает меня. Не прерывая неистовый поцелуй, мы срываем рубашки и расстегиваем джинсы.

— Снимай их, — командует Никита, стягивая с себя свои.

Жутко неудобно делать это стоя, но я пытаюсь. Ноги путаются в узких штанинах, и я почти падаю на пол, но он успевает подхватить.

— Ой, а у меня дежавю, кажется, — усмехаюсь, заваливаясь на него.

— Нет, всё это уже было. Ты не помнишь, как запуталась в джинсах в том номере с видом на океан?

— Всё я помню, постебаться хотела. У тебя странный фетиш — трахаться у окна с видом на море, — снова усмехаюсь.

— Трахаться у окна с тобой, если быть точным, — говорит вполне серьёзно. — Не смешно, Соня. Мне ради этого окна пришлось менять проект. Стекла тут не обычные: снаружи нас не видно, можешь не стесняться.

Стою перед Никитой абсолютно голая. Пытаюсь прикрыться руками и теряюсь, не зная, что сказать. Во-первых, я стесняюсь не посторонних глаз, а его, а во-вторых, немного в шоке от услышанного.

— Хочешь сказать, что сделал в своём доме специальное окно, чтобы отыметь меня в нём? — уточняю со смешком, потому что звучит бредово.

Он смотрит так, что холодок по спине пробегает.

— Может, я и дом для этого строил, — хмыкает и с улыбкой дёргает меня на себя. — Чтобы трахать в нём тебя, — договаривает шепотом в висок.

Тепло его тела окутывает меня невесомой шалью. Я тяну в себя дурманящий аромат его кожи.

— Ты врёшь!

— Я никогда не вру, — шепчет хрипло и проводит рукой между лопаток.

«А я вру. Или скрываю, что по сути одно и то же», — скользит неприятная мысль, но я спешно её гоню.

— Ты меня пугаешь, — признаюсь, уткнувшись носом в тёплую шею. — Ведёшь себя как маньяк.

— Это хорошо. Когда страшно, ощущения острее, — довольно усмехается и ловко разворачивает меня спиной. — Смотри, какая ночь тёмная, — кладет раскрытую ладонь на шею, вынуждая поднять подбородок. — Никто не узнает, что я с тобой сделаю.

Мы оба понимаем, что это игра. Никакой он не маньяк, и я его не боюсь, равно как и темноты за окном. Меня пугает другое.

Чувства. После его слов они льют потоком и захлестывают. Они разные и их слишком много. Не успеваю фильтровать и не понимаю их природу. Восторженные и противоречивые, они плодятся с такой бешенной скоростью, что мне до блуждающей по телу дрожи страшно.

Он сказал, что построил этот дом из-за меня? Я значу для него так много? Неужели это может быть правдой?

Смотрю на наши полупрозрачные отражения в темном стекле, а хочу посмотреть ему в глаза и увидеть в них подтверждение. Задираю голову выше и пытаюсь вывернуться, но он не дает. Прихватив шею, кладёт вторую руку на живот и тесно прижимается сзади твёрдым и горячем телом.