Ложь напрокат
Шрифт:
– Ну, если вам расчленять больше некого…
Димка предусмотрительно увел Алену из кухни, намекнув, что мамочка забыла свой материнский долг. Пора подсуетиться, если дочь хочет попробовать хоть одну конфету из маминого запаса. Алена моментально скрылась с глаз долой.
Свой рассказ Виктору я начала с того самого выговора, незаслуженного, объявленного мне Татьяной за неявку на ее похороны. Листратов удовлетворенно кивнул, но было непонятно, с чем именно он согласился. То ли с тем, что выговор необоснованный, то ли еще с чем-то. На всякий случай я начала оправдываться. Он не перебивал. В дальнейшем я увлеклась и даже не заметила, как за спиной в проеме двери засел в засаде муж. Если бы знала, не рискнула подчеркивать его дилетантство в некоторых моментах. Получилось, будто лихо водила его за нос. На рассказе о свихнувшейся престарелой тете из Тамбова Димка окончательно взбесился. Минут пятнадцать я… Да что я! Сам Листратов его не мог утихомирить. Кончилось тем, что Виктор Васильевич, злоупотребляя своим служебным положением,
В дальнейшем нам с Листратовым никто не мешал. Я рассказала почти все. Оставила заначку для продолжения специально, как приманку, твердо пообещав досказать все, если Виктор честно поделится своей долей сведений. Он не спорил и сразу принялся рассказывать, что удалось почерпнуть из материалов дела. В том числе из акта судебно-психиатрической экспертизы. Рассказ был профессионально-сухой, но я видела все в своем собственном преломлении…
Решетникова-Альтлерер Ольга Юрьевна очень любила своего отца Юрия Рудольфовича. Преданной, я бы даже сказала собачьей, любовью. Но без особой взаимности. Дети просто не могут не любить. Даже если не любят их. Они приходят в этот мир с великим чувством любви, полностью беззащитные перед проявлениями жестокости окружающего мира. Это уже потом, с помощью нас, взрослых, любовь может обрести, мягко говоря, искаженные, уродливые черты либо перерасти в махровый эгоизм. У Ольги Решетниковой любовь была настоящей, поскольку держалась на самом прочном фундаменте – жалости к отцу. Жалость возникла еще в детстве, когда от него ушла жена, забрав с собой младшую Олину сестренку. Ольге в тот момент было восемь лет. Конечно, она любила Софью, которую считала мамой, но старалась меньше показываться ей на глаза. И если отец ее просто не замечал, то Софью откровенно раздражало ее присутствие. Понять, за что мама ее ненавидит, Оля не могла. Впрочем, девочку вообще никто не любил. И она с этим свыклась.
Юрий Рудольфович не был подготовлен к уходу жены. Очнувшись от своих научных изысканий, он понял, что никому не нужен, кроме маленькой дочери. Месяц стены квартиры сотрясали проклятия в адрес «этой подлой проститутки», сломавшей ему жизнь. Потом он успокоился. За небольшую плату на помощь пришла пожилая соседка тетя Зоя. От услуг прежней домработницы Юрий категорически отказался. Она слишком заискивала и лебезила перед Софьей, тогда как к нему относилась без должного уважения.
Наверное, Оленька привязалась к тете Зое. Жизнь научила ее не приставать к взрослым со своими проблемами. Она росла умной, впечатлительной, но очень скрытной девочкой. Комплексовавшей по поводу того, что недостойна вызывать любовь взрослых. Тетя Зоя наведывалась ежедневно и считала своим долгом научить девочку всем премудростям ведения хозяйства – надеяться той было не на кого. В двенадцать лет Ольга полностью выполняла все обязанности по дому, стараясь не утруждать тетю Зою. Отец девочку по-прежнему особо не замечал, хотя в деньгах не ограничивал. А время от времени даже интересовался, в каком она классе? – С удивлением воспринял факт поступления дочери в институт. В день получения диплома преподнес ей золотую цепочку. Оля едва сдерживала слезы – ее несчастный, потерявший из-за работы счет реальному времени отец все-таки любит ее. Она легко пожертвовала выпускным вечером ради того, чтобы провести его вместе с отцом и тетей Зоей за бокалом вина, которое он купил. Вино жутко не понравилось, но она считала его самым лучшим.
По распределению она оказалась в Петрозаводске. Отец к этой новости отнесся спокойно и палец о палец не ударил, чтобы удержать дочь при себе. Казалось, даже не переживал по поводу предстоящей разлуки. Тетя Зоя обещала не оставлять его без внимания. Это его вполне устраивало. Юрию Рудольфовичу Решетникову светило звание профессора, что было важнее всего. Ольга не могла не понимать, что ей отец нужен больше, чем она ему.
Реакция на предстоящее замужество дочери у Юрия Рудольфовича проявилась весьма своеобразно: он удивился тому, что у дочери оказалась собственная личная жизнь, и выразил определенное недовольство предстоящей сменой славной фамилии. Ольга, испытывая непонятное чувство вины перед отцом, категорически отказалась стать по мужу Кургановой.
Как и рассказывала мать Михаила, в браке она прожила почти год. Приехала в Ленинград по просьбе отца. Юрий Рудольфович Решетников, будучи весьма далеким от бытовых проблем, неожиданно обратился к тете Зое с вопросом, каким образом можно оформить приватизацию квартиры на собственную дочь. Та и сама этих тонкостей не знала, за нее квартирный вопрос решил зять. Уверена она была только в том, что поручать это дело всяким посторонним специалистам нельзя – обманут и выкинут из квартиры. Юрий Рудольфович проконсультировался с юристом и понял одно: необходимо вызвать Ольгу, оформить на нее генеральную доверенность и пусть она сама занимается решением вопроса приватизации.
Что произошло между отцом и дочерью при встрече, явствует из материалов дела. Между ними возникла бурная ссора, отголоски которой донеслись до соседей. Отдыхавшая после обеда за любимым телесериалом тетя Зоя проснулась и решила было, что у Юрия Рудольфовича на всю громкость работает телевизор.
Проверив все каналы, схожей программы не нашла и призадумалась: профессор был сторонником тишины. Она как раз и воцарилась за стенкой. А спустя какое-то время раздался душераздирающий женский крик. Так обычно вопила ее дочь, увидев на даче мышь. Укоризненно покачав головой, пожилая женщина засеменила на лестничную клетку. Дверь в квартиру профессора была приоткрыта. Это ее насторожило, но не очень испугало. Страшнее блокады не было и не будет ничего. Орал явно не Юрий Рудольфович. Может, он одумался и пригласил домой какую-нибудь порядочную одинокую женщину. Кто знает, что там между ними… Не решаясь окликнуть соседа по имени, она осторожно сняла слетающие с ног тапочки и в одних носках осторожно прошла вперед. Кухня была пуста. Двери в спальню и большую комнату закрыты. А вот детская, как звала ее тетя Зоя несмотря на то, что она давно была переоборудована в кабинет, была открыта. Тетя Зоя интуитивно почувствовала, что там кто-то есть, тихонько прокралась поближе и заглянула в дверной проем. То, что она увидела, заставило ее закричать. Таким же истошным воплем, который недавно слышала сама. Сбоку от кресла, в котором сидел Юрий Рудольфович, стояла Ольга, сжимая в окровавленных руках кухонный нож. Тетя Зоя машинально подумала, что зря его вчера наточила. Ну уж очень затупился. А сегодня она им очень легко разделала на порционные куски мясо. Юрий Рудольфович ждал приезда Оленьки. И вот сейчас эта самая Оленька стояла и невидящими безумными глазами смотрела прямо на отца. Пожилая женщина растерялась только на несколько секунд. В следующий момент она быстро подскочила к столу, решительно оттолкнула оцепеневшую Ольгу в сторону и поняла, что Юрий Рудольфович еще жив. В груди у него клокотало, он силился что-то сказать. Она не слушала, мигом рванулась в соседнюю комнату за чистым полотенцем, заодно прихватила и простыню. Зажала рану на груди комком из полотенца и рявкнула на Ольгу: «Дура!!! Держи крепче! Я „скорую“ вызову». – Ольга вздрогнула, выронила нож и кинулась к отцу.Тетя Зоя вызвала «скорую помощь» и вновь вернулась к Юрию Рудольфовичу. Он все пытался что-то сказать Ольге. Про мать Анастасию и про Москву. Ольга толком не слушала и истерично убеждала отца, что сейчас приедут врачи и все будет хорошо. Он ни в коем случае не умрет. Он просто не может умереть, иначе что ей тогда делать? Юрий Рудольфович слабеющей рукой пытался показать на дверь комнаты. Синеющие губы что-то шептали. Тетя Зоя разобрала только одно слово: «гадина». Потом им показалось, что он перестал дышать. Ольга захлебнулась криком. Тетя Зоя рванула ее за руку так, что она чуть не упала:
– Слушай сюда, девка. Не знаю, за что ты его, только я ничего никому не скажу. Уходи отсюда немедленно! Слышишь? Бери билет и уезжай.
Ольга с истеричным плачем мотала головой из стороны в сторону и кричала, что это не она…
Милиция прибыла раньше, чем «скорая». Врач, находившийся в составе следственной бригады, обнаружил, что потерпевший жив. На короткое время ему удалось привести его в чувство. На вопрос следователя, кто ударил его ножом, он вполне внятно прошептал: «Дочь». Увидев перед собой Ольгу, слабо улыбнулся, потом лицо его приняло тревожное выражение, и он с надрывом зашептал: «Нет… нет… нет…» Потом потерял сознание и больше в него не приходил. Умер по дороге в больницу.
– Ольгу арестовали за убийство отца? – спросила я замолчавшего Листратова.
– Арестовали, – очнувшись от своих размышлений, откликнулся он. – Но не за убийство. К уголовной ответственности она была привлечена по статье сто одиннадцатой Уголовного кодекса – причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни… В конечном счете, она его, конечно, убила. Но убийство считается таковым только в том случае, если смерть явилась, как бы это тебе попроще объяснить… прямым и моментальным результатом.
– Можешь не напрягаться. Я поняла: пуля в лоб или нож в сердце – это убийство, в том случае, если потерпевший помер сразу, не мучаясь планами отмщения.
– Не думаю, что над этим можно шутить. Впрочем, ты права. – Он взглянул на часы и забеспокоился: – Из дома выгонят. Давай рассказывай, о чем умолчала, и я полетел…
Досказывала я быстро и уверенно. К концу рассказа глаза у Листратова приняли сначала изумленное, а потом и злое выражение. Я сразу поняла, что муж у меня очень хороший и выдержанный человек. Призвав его на кухню в качестве свидетеля, Виктор Васильевич неожиданно для меня рявкнул: «Димка! Какой бес тебя попутал жениться на этой ненормальной? Она ж нас всех в гроб вгонит!» Он еще много чем возмущался – так, как будто пару часов назад не выталкивал моего мужа из кухни и не пытался его примирить со мной как с неизбежным несчастьем. Димка, по-моему, тоже удивился, но спорить с Листратовым не стал. По крайней мере, он не орал так, как Виктор.
На крик прибежала Алена. Листратов обрадовался:
– Иди, иди сюда, ребенок. Посмотри внимательно на свою маму… – Тут он запнулся. Очевидно, придя к выводу, что непедагогично давать нехорошую оценку родителям в присутствии детей, Виктор Васильевич кашлянул в кулак и продолжил: – Она у тебя хорошая, только… Как бы это выразиться…
– Шлепнутая пыльным мешком из-за угла! – радостно подхватила дочь. – У нее дурная наследственность – тетя в Тамбове. Тоже шлепнутая… И я такая же буду. Самый умный у нас в семье – Славка. Удрал к бабуле и горя не знает. Пойти ему позвонить, чтобы зря не учился – все равно кретином вырастет.