Ложное божество 2

Хаос и неразбериха нарастали, никто не знал — что делать и куда бежать, дабы спастись.

* * *

Зигфрида сильно мутило и тошнило, голова шла кругом, тело не слушалось, во рту пересохло, уши заложило, а перед глазами была пелена. Состояние было до безобразия отвратительным и самое главное сознание никак не хотело приходить в норму, оно то затухало, то вновь прояснялось. Но даже в моменты просветления, все кружилось и вертелось, сконцентрироваться было невозможно.

Спустя какое-то время все более-менее нормализовалось, и Зигфрид наконец смог разглядеть окружающую действительность.

«Что это такое? Как это понимать? — в шоке подумал он, не веря собственным глазам».

Небольшая комната, в которой Зигфрид оказался, была до боли знакома ему. Этот потертый стол, маленький кривоватый стульчик, большой, полупустой, шкаф, мутное квадратное окошко, дешевый осветительный кристалл, в еще более дешевой оправе, и конечно скрипучая кровать, на коей он сейчас лежал, все это было непросто частью воспоминаний, это было его ужасающим прошлым, детством о котором хотелось забыть навсегда.

Первое что сделал Зигфрид, это укусил свой палец до крови и, почувствовав острую боль, вздрогнул, но не от боли, а от осознания того, что все это не сон и не наваждение.

Медленно поднявшись с кровати, он с содроганием в сердце осмотрел свое тело, тело явного ребенка лет восьми.

Глубоко дыша, Зигфрид пытался успокоиться, и во что бы то ни стало сохранить самообладание вместе с трезвостью рассудка. Ему ни в коем случае нельзя было поддаваться эмоциям.

«Главное, сейчас быть настороже и сосредоточиться на происходящем, я должен понять, что происходит, как можно быстрее».

Обострив свои чувства до максимума, он попытался уловить мельчайшие изменения в окружающей среде, если происходящее было магической иллюзией, то в ней должны были быть какие-нибудь огрехи, нестыковки или же ограничения.

Вот только сколько бы Зигфрид ни напрягался, он по-прежнему был в своей старой «доброй» детской комнате, на дворе было раннее утро, недалеко от окна пели птицы, соседи кормили свою любимую лошадь, а внизу на первом этаже все еще спала хорошее известная ему супружеская пара. Тело парня, как и прежде было детским, худым и очень хилым, и лишь одна-единственная вещь в нем сильно отличалась от того самого времени, в которое он сейчас вернулся.

«Моя душа по-прежнему огромных размеров, как и была до того когда нас на полигоне накрыло той волной света. Единственное различие в том, что сейчас моя цельная душа, постепенно вновь разделяется на нити и из нее изливается огромное количество маны. Я определенно вернулся в свой мир, хотя… — Зигфрид закрыл глаза и немного перевел дух. — Куда я вообще вернулся? Да и чем был мой так называемый мир до этого? Ничего не понимаю. Некто создал сверхсложную печать перемещения, затем активировал ее и нас, судя по всему, переместило в другой мир, вот только как меня могло переместить в прошлое? Да и зачем кому-то при перемещении в другой мир перемещаться еще и в прошлое? Нет! Невозможно одновременно сменить место и время, для этого нужно два разных действия. Та печать точно была лишь вратами пространства, но никак не времени, но тогда почему я оказался в прошлом?»

Сколько бы он об этом ни думал, но вразумительного ответа найти не мог, слишком много белых пятен было в его знаниях, и слишком много информации нужно было сопоставить.

«Для начала мне необходимо понять, в каком времени я нахожусь и точно ли я вернулся в тот самый мир, в котором был ранее, без этого двигаться дальше нет смысла».

Приняв единственно верное на данный момент решение, Зигфрид, встал с кровати и, заглянув за шкаф, нашел там, хорошо это или плохо, вполне знакомый ему тайник, созданный для хранения его единственного на тот момент сокровища.

Нащупав рукой, приклеенный к задней стенке шкафа, большой конверт, он, аккуратно вытащил из него свой тоненький, все еще новенький, дневник.

Честно сказать, ностальгии от сего действия, Зигфрид не испытывал, а потому, лишь грустно вздохнув, он сел на свой кривенький стул, положил дневник на стол, и раскрыл его на первой странице.

В маленькой тетрадочке, доставшейся ребенку с большим трудом, ровным аккуратным подчерком, было написано следующее.

Дневник Зигфрида. 25. 08. 1608 год.

'Сегодня моя старшая сестра уехала в столицу поступать в магическую академию. Будучи очень рассеянной, она оставила несколько купленные ей книги в своей комнате. Я этому очень рад, хочу попросить маму дать их мне почитать, магия — это здорово. Я перехожу уже в третий класс и уверен, что смогу прочесть по-настоящему взрослую книгу. Возможно, я даже научусь колдовать, и покажу маме с папой свою магию, надеюсь, им понравиться и они будут улыбаться, они очень редко мне улыбаются, я думаю это потому, что я не маг, а сестра маг. Я буду очень стараться, и для этого завел дневник. От сестры я слышал, что все маги ведут дневники.

26.08.1608 года.

«Мама не разрешила брать книги. Она сказала, что я их испорчу, а они очень дорогие. Папа сказал, что через неделю вышлет их сестре какой-то особой почтой. Мои планы пошли прахом, я не знаю что делать…»

27.08.1608 года.

«Я смог вскрыть тумбочку, в которую мама спрятала книги, я знаю, что это нехорошо, но я делаю это не для себя, а для мамы и папы, хочу чтобы они почаще улыбались, они стали совсем грустными из-за отъезда сестры. Нужно скорее научиться магии, все дело в ней я уверен. Предстоит большая работа».

02.09.1608 года.

«Я кое-как смог за шесть дней прочитать две книги. Трудно, было трудно, и я почти ничего из них не понял, это очень грустно. Но зато я запомнил их содержание, от корки до корки, завтра отец увезет книги вместе с другими вещами на почту. Но это не беда, все что нужно уже в моей голове, правда, лучше никому не рассказывать об этом, меня всегда сильно ругают, когда говорю о себе и своих делах. Мама однажды сказала: — Это все хвастовство и балабольство будешь стоять на горохе. Не хочу быть балаболом и стоять на горохе. Да и никто не хочет, в школе мои одноклассники все как один претворяются, что не могут запомнить три стишка в пять строчек каждый. А некоторые и того хуже до сих пор не зазубрили таблицу умножения, наверное, их дома еще больше ругают. Я им сочувствую, видимо, мне сильно повезло с родителями, они в большинстве случаев меня просто игнорируют. Хотя непонятно почему запрещают гулять и говорят не общаться с одноклассниками».

На этом записи в дневнике обрывались, по всему было видно, что маленький Зигфрид из этого мира и времени лишь совсем недавно начал их делать, не прошло и двух недель, как он завел эту тетрадку, но так или иначе, записи совпадали с воспоминаниями нынешнего Зигфрида один в один.

«Полагаю сегодня третье сентября 1608 года, и отец поедет на почту отвозить книги и другие вещи сестре. Хмм, а чем заняться мне? — Зигфрид закрыл глаза и сосредоточился на своей душе, из которой, благодаря ее плотности и размеру, сейчас выделялось столько маны, что любой магистр мог бы умереть от зависти. — Не знаю точно, что это за мир, и тот же самый он или нет, вот только я знаю то, что в нем точно не будет как прежде. На этот раз, я собираюсь внести огромные коррективы».