Лучезарная звезда
Шрифт:
Заперев дверь и устроив постели из верхней одежды и валявшейся в углу соломы, девушки заснули.
Стелла сама не знала, что ее разбудило. Она проснулась, села, попила воды, попыталась снова заснуть, но что-то упорно твердило ей: «Уходи отсюда, немедленно!».
Повинуясь трубившему в голове дурному предчувствию, девушка растолкала Ойвин.
— Что случилось? — Девочка терла кулачками глаза — две узкие щелочки с бессмысленным взглядом.
— Предчувствие. Понимаешь, оно меня никогда не подводит. — Как объяснить ей, что ее беспокоит, если она сама не понимает, что это?
— И что говорит Вам предчувствие?
—
Ойвин покорно собрала свои скудные пожитки и вслед за Стеллой смело шагнула навстречу холодной осенней ночи.
Они успели доехать до ближайшего изгиба береговой линии, когда небо осветили языки пламени: горело их ночное пристанище. Принцесса в очередной раз сказала спасибо своему шестому чувству.
А ведь она могла ничего не обратить внимания на это нараставшее чувство тревоги, списав его на навалившееся напряжение последних дней, — и они остались бы там, в этой огненной ловушке.
Как завороженная, принцесса наблюдала за пляшущими языками пламени, а потом заметила возле хижины две фигуры. Огненный факел пылал, а они стояли и смотрели, два темных силуэта, выхваченные из мрака ночи.
Когда занялась крыша, наблюдатели отошли в сторону, спасаясь от пылающих светлячков искр, и ветер донес до Стеллы слова одного из них, женщины:
— Шре вред дарб. Тарре сапферас чре хазес ласиир: шор вер сиир — бренке шори миеф.
— Сале, хостес.
Женщина — это Вильэнара, разбуди принцессу среди ночи — она узнает этот голос.
Но кто же мужчина? Голос, вроде, тоже знакомый. Порывшись в памяти, девушка соотнесла звук с именем — Уфин.
Колдунья, пресловутая Королева Тьмы, которой пророчат подлунный мир, ее приспешник, да, раненый, но, как известно, раненый зверь обретает новые силы, — и девушка с маленькой девочкой.
Была бы она одна, страх не так сдавливал железной рукой ее горло, мысли не вертелись в беличьем колесе головы, но она несла ответственность за Ойвин, она не могла рисковать, да и ночь не была ее территорией. Оставалось надеяться, что Вильэнара не почувствует их присутствия, что Ойвин не заговорит, а Шарар не залает.
Прижимая сонную девочку к себе, мысленно приказывая собаке молчать, Стелла неотрывно следила за колдуньей. Казалось бы — она так близко, уверена, что Стелла мертва — чем не шанс? Но девушка научилась сдерживаться, поняла, что иногда лучше затаиться и не вступать в открытый конфликт.
Они уверены, что она мертва? Чудесно, пусть так и думают, прекратят ее искать, позволят перестать прятаться днем.
Когда вместе с фейерверком искр обрушилась крыша, колдунья уехала, а Уфин остался. Ждал, пока хижина догорит.
А Стелла не стала ждать и поспешила уехать со ставшего опасным побережья. Она не боялась встретиться с Вильэнарой, зная, что та не станет передвигаться по стране привычным, человеческим, образом.
Границу они пересекли еще до рассвета, чудом проскользнув через зазор между каменной стеной и скалистым обрывом. Часовые дремали, пришлось прибегнуть к небольшой хитрости, чтобы их не разбудил стук копыт. Словом, им повезло вдвойне.
Молочный туман стелился над землей, над лентой дороги, разбитой сотнями ног, копыт и колес, скрывая печальные свидетельства войны: покинутые разрушенные дома, сожженные дворовые постройки. Когда-то здесь была
большая деревня — сейчас от нее почти ничего не осталось, только истоптанные выпасы и мертвые незасеянные, заросшие сорняками, поля.Однако дворянские усадьбы остались нетронутыми, только темные окна пугали своей пустотой. Стелла не решилась заглянуть в эти мертвые глазницы — боялась увидеть голые стены или, что еще хуже, навеки оставшихся там владельцев.
— Они жгут все у границы, чтобы там не спрятались стрелки, — пояснила Ойвин, когда они проезжали мимо еще одной заброшенной деревни. — Обычно они оставляют дома, поджигают только тогда, когда им сопротивляются. Им нужно, чтобы мы где-то жили, иначе они не получат денег. Они хотят сделать нас своими слугами.
— Откуда ты знаешь? — в который раз удивилась принцесса. Почему эта маленькая девочка знает о войне больше, чем она? Да потому, что она ее видела; видеть и слышать — не одно и то же. Когда на твоих глазах вешают соседа, начинаешь по-другому смотреть на вещи.
— Когда они пришли в Рошан, то сразу объявили об этом. Сначала они грабили, а потом перестали. Вещи лежат в домах, но никому нельзя их трогать. Они кого-то ждут, нам сказали, приедет какой-то важный человек и расскажет, как мы будем жить.
Родеза возникла перед ними из тумана с первыми лучами солнца; окрашенные розовым белые стены ярким пятном выделялись на сером горизонте.
Обычно у городов многолюдно — но дорога в Родезу будто вымерла, как и разоренные городские предместья. Ни единой души, только воронье. Хотя, нет, вот бродит какая-то собака.
— Ты уверена, что хочешь туда попасть? — Стелла обернулась к девочке, напоминавшей испуганного крольчонка.
Ойвин кивнула и первой выехала на дорогу.
Принцесса непроизвольно зажмурилась: ей казалось, что стоит миновать неровную линию обочины, как их тут же схватят. Но ничего не случилось, только звенящая тишина будто сгустилась над их головами. Привычные звуки природы были на месте: шелест ветра в ветвях, перекличка птиц, шепот травы, шорох земли под копытами — только человеческих не было.
Девушка бросила взгляд на Родезу — выглядит, как покинутый город. И флага над надвратной башней нет: старый уже сняли, а новый повесить, видимо, не успели.
Где же патрули, тут должны быть конные патрули. Стелла напряженно вглядывалась в полотно дороги впереди и позади себя, но никого не видела. Это завоеванная территория, судя по рассказам, здесь живут люди (хотя бы в городе), значит, кто-то должен за ними следить.
— Я боюсь! — тихо прошептала Ойвин.
Принцесса тоже боялась. Эта дорога — будто сцена, освещенная десятками свечей, стоящих на ней актеров невозможно не заметить из полумрака зрительного зала, только аплодировать им не будут.
Безмолвие дрогнуло, заставив сердце колотиться быстрее, быстрее молоточков башенных часов: люди! Пешие. Они шли вдоль дороги и о чем-то переговаривались. На солдат, вроде, не похоже, но кто знает, какая форма у дакирских пехотинцев?
И тут Стелла вспомнила о лошади, лошади Сарида. Решение взять ее с собой уже не казалось таким блестящим — вдруг все офицерские лошади одной масти, как кони генров? Но поздно, лошадь была, а вместе с ней — и проблема.
— Так, Ойвин, запоминай: та лошадь моя, я ее недавно купила.