Лучшие

Вот Зарану и готовый зам по огневой. Сержант Ямбаев собственной персоной. Время между боевыми у Русланчика поделилось на две части. Работал в патрулях по вражьим снайперам - а их в какой-то момент шибко много вокруг Города развелось: местность-то окрест гористая, и какой-нибудь сраный пулемет калибром поболе с присобаченной к нему оптикой на той стороне массу проблем мог создать почти в самом центре Города. Снайперы, бля. Пулеметчики. А по Городу люди ходят, да! И не только в форме, между прочим.

Короче, через день, когда не бегал по тылам, проводил Руслан несколько часов на тех же самых облюбованных снайперами пригорочках в ожидании такого, скажем, сообщения по "уоки-токи" от многочисленных наблюдателей, кукующих денно и нощно на господствующих высотах: "Прицельный выстрел на три часа, дистанция полтора, роджер". Откуда отсчитывать "три часа" и откуда "полтора" - известно. Русланчик отсчитывал - и вперед, с песней. После его песен обычно второго выстрела не было. Погибал тот снайпер. Лишь иногда - уходил, если успевал понять, что ловить ему тут нечего. Но - это если везло тому снайперу по-крупному.

Конечно, Руслан не один ходил - второй номер рядом всегда. Наблюдатель, а иногда, так получалось, что и стрелок. Бывало.

Пары такие постоянно вокруг Города шастали, одни сменяли других, так что снайперская война у супостата провалилась полностью. Такие дела.

Ну, так вот, Руслан. Когда не хулиганил вместе со всеми по тылам, да не снимал зазевавшихся стрелков с окрестных гор, была у него еще работа. Доставлять радость поручику Драшневу. Нет, не поймите криво, с ориентацией у поручика было все нормально. Радовался же Заран, глядя, как бойцы его, рядовые и необученные, коих в группе у него стало всего десять вместо прежних четырнадцати, становятся потихоньку стараниями Руслана все более и более обученными, хоть и не менее рядовыми. Он, Заран, и сам конечно, с ними иногда занимался - но, как известно, у командира всегда найдутся не менее важные дела, чем материть закапывающего ствол в бруствер салагу или пялиться в бинокль на девственно чистые после длинной очереди от живота мишени, и уж тем более - объявлять выговор с занесением в грудную клетку за плохо вычищенное оружие. А "замку" по огневой - это вроде по должности. Руслан и не филонил, дрючил молодняк, как положено. Молодняк мало-помалу учился стрелять и, главное, попадать.

На выходах Руслан тоже был вполне адекватен. Основы спецназовской тактики просек в момент, командовал грамотно, бегать мог быстро, тихо и долго. В общем, самый цимес вышел у Зарана с командиром огневой подгруппы.

Это вот, значит, Руслан.

Теперь Збигнев. Родом из Кракова, на вид лет тридцать ему было. Кажется, никто так до конца и не понял, чем именно занимался этот поджарый тридцатилетний мужик в прошлой жизни. Ясно было лишь, что к ремеслу "убивца" приступил он не вчера и даже не позавчера. По некоторым косвенным признакам, трудился где-то в силовых структурах польской "беспеки", скорее всего, по направлению "антитеррор", хотя кто его точно знает.

На второй день после прибытия, когда стали на месте выяснять, кто на что годится, он как-то туманно намекнул, чудовищно коверкая русские слова, что "немножко умеет драться". Заран, как и все присутствовавшие при том командиры групп, оживились - оттянуться врукопашную любили многие. Зби пожал плечами, вышел на утоптанный пятачок и сделал всем приглашающий жест, мол "извольте, господа". "Господа" не заставили себя упрашивать и стали выходить на площадку по одному, окружая расслаблено стоящего в центре поляка, ожидая, когда тот намекнет, что с противниками перебор. Зби молчал, и для начала решили ограничиться пятью партнерами, тем более что все вышедшие на махаловку офицеры были далеко не ангелами, а где-то в чем-то спецназовцами.

Махались недолго. Грамотно, с одновременными согласованными атаками, молча, без киношных красивостей. Как положено махались. Через две минуты поднявшийся и, заметно прихрамывая, последним покинувший импровизированный ринг офицер подвел итог: "Машина смерти". И добавил, сокрушенно покачав головой: "А ведь он, сдается мне, вполсилы работал. Даже не сломал никому ничего". Больше подобных спаррингов со Збигневым не устраивали.

Определили Збигнева в подгруппу к Руслану. Уж ему-то в тактику спецмероприятий вникать особо не пришлось - сам был "с усам". Хотя иногда выходили казусы - скажем, вместо полной нейтрализации противника, Зби частенько норовил взять "клиента" живым, хотя в терминаторских рейдах такая необходимость возникала весьма редко. "Антитеррор", одним словом. Но подобные мелочи, в общем, не портили его репутацию, поскольку, так или иначе, если Збигнев за кого-то брался, то вреда тот причинить уже точно никому не мог. А с ненужными "языками" никогда не поздно было разобраться радикально. Что и делали, как правило.

Находясь в расположении бригады, Зби помогал поручику во всяких мелочах, тренировал бойцов по рукопашке, учился сам - у Руслана повышал навыки стрельбы, у Рептилии и Хайнца овладевал, как ни странно, абсолютно неведомыми ему до сих пор азами саперного дела. Ходил в патрули по городу, в меру трескал сливовицу, в основном, молча. Иногда ругался по-польски, но чаще - по-русски. Иногда исчезал на пару-тройку дней, с санкции вышестоящего начальства, разумеется. Где и чем в это время занимался - не ведал никто, включая Зарана. Наверное, чем-то важным.

В общем, такая вот загадочная личность, хотя боец - отменный. И на том спасибо. Но "Збышеком" капрала Валевского не называл никто.

Так, Рептилия. Вообще-то, было у него имя, но внешность этого юноши прямо-таки требовала кликухи. Нельзя такому без погоняла. Сперва, не долго думая, окрестили "Очкариком". Не прижилось. Почему-то не моглось называть "Очкариком" индивидуума, бесшумно проходившего на учебных через все заслоны и обкладывавшего объект взрывчаткой по самое "не хочу". Но - очки-то никуда не денешь, как слова из песни. Тогда попробовали "Змею очковую". Длинно. Долго выговаривать. Снова не то.

Все решилось, когда вместе с оружием из Аргентины пришло несколько аквалангов. Командира бригады, осматривавшего арсенал, сии диковины весьма заинтересовали - тем более, что Город стоял на берегу теплого моря и как плацдарм для амфибийных операций использоваться мог вполне. Худощавый очкарик попросил провести соответствующую учебу - дно посмотреть, водичку пощупать. Разрешили.

Тот упаковался в гидрокостюм, запихнул в водонепроницаемый ранец несколько имитаторов, уточнил контрольные точки и, махнув напоследок ластами, спиной вперед булькнул за борт мотобота. Остальные, вернувшись на берег, стали ждать.

Часов через пять он объявился в последней точке, где полковник с несколькими заграничными военспецами уже окончательно потеряли терпение, хотя время еще было. Акваланга на нем не наблюдалось, ластов тоже, гидрокомбез куда-то исчез. Очки были на месте.

Полковник, не получивший сообщений о его прохождении ни с одной точки, где должен был появиться боец, что-то заорал, стуча кулаком по столу. Очкарик же, отдав честь, стоял навытяжку, уставясь в глаза полковнику. Лишь раз он позволил себе чуть приподнять левую руку и скосить взгляд на циферблат часов.

Когда полковник стал яростно высказываться насчет утраты казенного имущества, послышалось несколько отдаленных, следовавших один за другим, приглушенных взрывов. Все, включая резко замолчавшего полковника, обернулись, тревожно вслушиваясь. Взрывы прекратились, однако ровно через пять секунд оглушительно жахнуло совсем рядом, метрах в двадцати. Несколько бойцов инстинктивно легли, брезент палатки качнулся под дуновением легкого ветерка.

В ту же секунду раздался писк "уоки-токи", полковник, сохранивший, к чести своей, самообладание, и оставшийся на ногах, нажал тангент приема и вся палатка услышала накладывающиеся друг на друга голоса наблюдателей, выкрикивавших примерно одно и то же: "Взрыв неизвестного устройства в расположении поста. Жертв нет". Очкарик продолжал стоять, как стоял, а вечная его сутулость куда-то подевалась.