Лучший из врагов (сборник)

— Многие люди относятся к нему с уважением. Хотите посмотреть на его фотографию, сделанную в то время, когда он впервые избирался в парламент? Я оставила одну себе в качестве сувенира.

Она повела его в маленькую приемную.

— Я повесила ее здесь. — Она сняла фотографию со стены и подала ее Ангусу. — Вот это я, — с гордостью сказала она. — Это Ванесса, его первая жена, с двумя дочерьми. Эми — той, что справа, на снимке лет девять или десять, а это малышка Луиза. Рядом с Филипом — его отец. Очень милый человек. Видите, как он гордится сыном?

Ангус не отрываясь глядел на фотографию. Казалось, что он смотрится в зеркало. Он был точной копией отца Филипа. Ошибки быть не могло. Та же посадка головы, тот же лоб. И он узнавал себя в маленькой Луизе, типичной девчонке-сорванце с короткой стрижкой и хитрой улыбкой.

Доказательство было перед ним. Теперь Ангус был абсолютно уверен, что именно Филип Локхарт и является его родным отцом.

Уин, кажется, не заметила его замешательство, и когда он внезапно попрощался и направился к двери, она ни о чем его не спросила, только на прощание предложила ему зайти на следующий день.

Несколько минут спустя Ангус осторожно вернулся в приемную и снял фотографию со стены, убедившись что Уин нет поблизости.

Рассерженный и оскорбленный, он поспешил прочь из этого здания. Ванесса нарисовала ему портрет молоденькой девушки, которая осталась одна со своим бесчестием, не имела возможности даже увидеться со своим возлюбленным, и ее суровая мать угрожала ей одиночеством, если она ослушается ее. Все это было ложью. Она не только встретилась со своим любовником — она вышла за него замуж, за Филипа Локхарта, его отца. Они бросили его, отдали чужим людям в другой район страны вовсе не потому, что это было в интересах ребенка, а потому что так было удобнее им самим.

Ангус отправился в штаб избирательной кампании. Сотрудники не замедлили подробно рассказать ему о митингах и собраниях, которые он мог посетить. Он узнал, что митинг, на котором должен был выступать Филип Локхарт, состоится вечером в Центре международных соглашений в Бирмингеме.

Ангус принял решение.

В поезде, направляющемся в Бирмингем, Ангус еще раз посмотрел на фотографию. Она была сделана десять лет назад и уже поблекла, но он помнил себя в том же возрасте, что и изображенная на ней Эми. Он как будто глядел на своего двойника. Потом он просмотрел утренние газеты. В двух из них были фотографии Филипа, сделанные накануне днем на митинге в Лондоне, но на них не было заметно сходство между Ангусом и министром.

Поезд опоздал; к тому времени, как Ангус добрался до места проведения митинга, свободные места остались только на балконе.

На стенах висели плакаты с портретами премьер-министра. Телевизионные софиты освещали сцену, где уже выступал местный член парламента, пытаясь подогреть энтузиазм толпы. Это был первый политический митинг, на котором присутствовал Ангус, и его поразило воодушевление аудитории. Атмосфера больше соответствовала рок-концерту или собранию евангелистов.

Ему часто приходилось сопровождать отца — своего приемного отца — в церковь, где тот был церковным старостой. Они не раз говорили о том, что побуждает отдельных людей стремиться к всеобщему вниманию.

— Каждый, кто ищет такого публичного одобрения, и я не исключаю себя, — полушутя-полусерьезно говорил ему отец, — вероятно, скрывает неуверенность. На сцене они могут внешне выглядеть очень уверенными, но почти наверняка поджилки у них трясутся.

Ангусу было трудно в это поверить, когда он смотрел на уверенного в себе партийного лидера, который, энергично жестикулируя, представлял публике основного участника митинга.

— …Это человек, который вошел в кабинет министров, потому что именно такие люди нужны нашей стране. Его свежие идеи, энергия, — оратор взмахнул рукой, — поступки способны вести нашу великую страну дальше в следующее столетие. Дамы и господа, перед вами Филип Локхарт!

Телевизионные камеры повернулись к боковой двери; зрители вскочили с мест, затопали ногами, зааплодировали, закричали…

Ангус тоже оказался на ногах, захваченный энтузиазмом толпы. Вдохновенный предвыборный сценарий был разыгран как по нотам; представители телевидения и прессы окружили сцену, на которую вышел высокий широкоплечий человек, подняв руку в приветствии.

У Ангуса перехватило дыхание, когда он увидел перед собой человека, который, по его глубокому убеждению, был его отцом. Филип Локхарт широко улыбнулся восторженной публике и начал свое выступление.

Ангус был слишком далеко, чтобы разглядеть черты его лица, но непроизвольно, как все присутствующие, он заразился его воодушевлением. Филип Локхарт был страстным пропагандистом своих идей и убеждений, и решительность, с которой он отстаивал свое мнение, производила впечатление. Он говорил целый час, ни разу не заглянув в свои записи, и публика с неослабевающим вниманием слушала его.

Когда восторженные слушатели устроили Филипу овацию, Ангус стал пробираться к боковой двери, чтобы дождаться его там. Кортеж автомашин с включенными двигателями ждал выхода министра, чтобы доставить его и сопровождающих в отель на ночлег.

Филип вышел из зала первым и сразу оказался в окружении толпы доброжелателей. Ангус был одним из десятков людей, которые протягивали ему руки.

Стараясь перекричать остальных, он ловил взгляд Филипа.

— Простите, мистер Локхарт…

Член парламента улыбнулся ослепительной улыбкой и протянул руку Ангусу. Но ее перехватил партийный фанат, который тут же затараторил:

— Великолепная речь, мистер Локхарт. Вдохновенная.

— Спасибо, спасибо. — Филип двинулся сквозь толпу. Он, как и все политики, руководствовался девизом: «Если это движется, пожми ему руку; если нет, повесь на него плакат». Пока Ангус решал, проявить ли ему настойчивость или нет, перед ним появился сотрудник службы безопасности и оттеснил его в сторону. В считанные секунды Филип сел в черный «роувер», и машина отъехала.

Ангус последовал за журналистами к отелю, где остановился Филип и где должен был состояться обед для кандидатов, но вход ему преградил швейцар, так как у Ангуса не было удостоверения журналиста.

— Прошу прощения, сэр. Сегодня усиленный контроль.

Ангус попытался расположить к себе швейцара.

— Мне надо увидеть мистера Локхарта по личному делу, — сказал он суровому стражу. — Я его родственник, и уверен, он примет меня, как только узнает, что я здесь.

— Ну, я рад был бы помочь вам, сэр, — последовал ответ, — но если я вас впущу, это может стоить мне работы.

Ангус задумался.

— А вы могли бы передать ему сообщение?

— Это я могу, сэр. Напишите ему записку. Я прослежу, чтобы ее доставили ему в номер. Но я сменяюсь через пятнадцать минут, так что поторопитесь.

В пабе напротив у бармена нашлись чистый бланк счета и шариковая ручка с зеленой пастой. Ангус был рад и этому.

Он сел за столик в углу шумного паба и, немного подумав, написал на листке несколько слов. Записка на его взгляд получилась короткой и по существу:

«Уважаемый мистер Локхарт, надеюсь это не станет для вас большим шоком, но я думаю, что вы — мой отец. Я родился в Эдинбурге двадцать семь лет назад и только недавно узнал, что был усыновлен. У меня есть особая причина, по которой мне надо срочно с вами встретиться».