Лунная заводь

Глаза Лугура, когда он вновь повернулся к нам, налились такой лютой злобой, что О'Киф украдкой скользнул рукой по бедру, нащупывая пистолет.

— Лучше говорите правду, когда находитесь перед Йоларой, жрицей Сияющего, и Лугуром, его Прорицателем! — угрожающе вскричал он.

— Это чистая правда, — вмешался я. — Мы шли вдоль туннеля. Там, где он кончался, была вырезана лоза с пятью цветами, — огонь погас в глазах карлика, и я мог бы поклясться, что он побледнел. — Я нажал пальцами на цветочные головки, и дверь отворилась. Но когда мы, пройдя сквозь нее, обернулись, позади нас уже ничего не было, только незыблемая скала. Дверь исчезла.

Я сейчас подыграл Маракинову: если он выкинул из рассказа эпизод с машиной и Лунной Заводью, значит, у него были на то свои соображения, и я тоже повел себя с осторожностью. Кроме того, что-то подспудно предупреждало меня не говорить ничего о предмете, в поисках которого я сюда явился; не упоминать даже имени моего друга, как будто сам Трокмартин настоятельно и властно повелевал мне не делать этого.

— Лоза с пятью цветами? — воскликнул красный карлик. — Не была ли она похожа на эту, вот, смотрите?

Он выбросил вперед длинную руку. В широком кольце, надетом на большой палец, тускло светился голубой матовый камень, на котором был выгравирован такой же символ, что мы видели на розовой стене в Лунной Заводи и с чьей помощью нам удалось преодолеть две преграды. Но поверх лозы находились семь кружков — по одному над каждым цветком и еще два, больших размеров, которые перекрещивались с пятью более маленькими.

— Да, то же самое, — сказал я, — но вот этого не было, — я указал на кружки.

Женщина судорожно вздохнула и пристально уставилась на Лугура.

— Это знак Молчащих Богов, — тихо сказал он, почти прошептал.

Женщина первая оправилась от потрясения.

— Чужестранцы устали, Лугур, — сказала она. — Они отдохнут и покажут нам место, где открылся камень.

Я почувствовал неуловимую перемену, происшедшую в их отношении к нам; появился какой-то неожиданный интерес, а к прежнему недоверию, видневшемуся на их лицах, теперь присоединились тревога и озабоченность.

Что так напугало их?

Почему, услышав про лозу, они так переменились?

И кто… или что были Молчащие Боги?

Глаза Йолары обратились на Олафа и, посуровев, снова сделались холодного серого цвета. Подсознательно я отметил, что норвежец с самого начала смотрел только на эту пару, ни на что другое не отвлекаясь; он, можно сказать, не отводил от них глаз. Еще я заметил, что во время разговора жрица Все время незаметно бросала в его сторону быстрые взгляды.

Норвежец безбоязненно встретил ее испытующий взгляд, лишь легкое презрение отразилось в ясных глазах — он походил на ребенка, разглядывающего змею, которой он не боится, но, однако, хорошо знает, как она опасна.

Йолара беспокойно поежилась под его взглядом, несомненно угадав, что о ней думает норвежец.

— Почему ты так смотришь на меня? — крикнула она.

На лице Олафа появилось недоумевающее выражение.

— Я не понимаю, — сказал он по-английски.

Я поймал вспыхнувший и тут же погасший огонек в глазах О'Кифа. Он так же, как и я, отлично знал, что Олаф должен все понимать. А Маракинов? Догадался ли он?

Нет, видимо, он ничего не понял. Но зачем же Олафу понадобилось ломать комедию?

— Этот человек из тех краев, которые мы называем северными, — с расстановкой проговорил Ларри. — Он помешанный, так мне кажется. Он рассказывает странную историю… о каком-то холодном огне, который забрал его жену и ребенка. Мы случайно наткнулись на него, когда он блуждал по морю. А поскольку он очень сильный, мы решили взять его с собой. Вот так, о леди, чей голос слаще, чем мед диких пчел!

— Призрак холодного огня? — переспросила она.

— Да, призрак холодного огня, который крутился под луной и издавал звуки, похожие на звон маленьких колокольчиков, — ответил Ларри, внимательно наблюдая за ней.

Жрица посмотрела на Лугура и засмеялась.

— Тогда ему тоже повезло, — сказала она, — ибо он попал в такое место, где обитает призрак холодного огня" И скажите ему, что, когда придет время, он присоединится к своей жене и ребенку, это я ему обещаю.

Ни малейшего признака понимания сказанного не отразилось на лице норвежца, и в этот момент мое мнение об интеллекте Олафа круто изменилось: в самом деле, надо было обладать незаурядной силой воли, чтобы, понимая все, что говорится, сдерживать свои чувства.

— Что она сказала? — спросил он.

Ларри перевел на английский.

— Отлично! — сказал Олаф. — Просто отлично!

Он посмотрел на Йолару с хорошо разыгранным чувством благодарности. Лугур, который давно уже изучающе оглядывал его фигуру, подошел ближе и пощупал мускулы гиганта; Олаф, наклонившись, услужливо напряг бицепс.

— Но он еще встретится с Вальдором и Тахолой, прежде чем увидит свое семейство, — лицемерно усмехнулся карлик, — и если он возьмет верх над ними… то получит в награду жену и ребенка!

Судорожная дрожь пробежала по телу моряка, но он мгновенно овладел собой. Женщина величественно наклонила свою прекрасную голову.

— Эти двое, — сказала она, указывая на русского и на меня, представляются мне людьми учеными. Они могут оказаться полезными. Что касается этого человека, — она ласково улыбнулась Ларри, — я бы хотела, чтобы он объяснил мне некоторые вещи. Она помедлила, потом выговорила по слогам: — Что такое "ми-ед ди-ких пьче-ол"?

Ларри сказал эти слова по-английски, и она пыталась повторить их.

— Что же до этого человека, моряка, поступай с ним по своему усмотрению, Лугур, но все время помни о данном мною обещании, что он соединится со своей женой и ребенком. — Она засмеялась мелодичным и вместе с тем зловещим смехом. — А сейчас забери их, Радор, дай им еды и питья и пусть они отдыхают, пока мы снова не призовем их к себе.

Жрица протянула руку О'Кифу. Ирландец, театрально склонившись в низком поклоне, нежно прижал ее руку к губам. Лугур что-то прошипел, но Йолара, не обращая на него внимания, не отрывала от О'Кифа нежно заголубевших глаз.