Лунный шторм
Шрифт:
– Дочь и вправду копия своего отца, – вслух замечает мужчина, не пряча заинтересованных голубых глаз, – я предлагаю тебе вот что… Ты можешь перевестись на дистанционное обучение, Рэйчел. Я и не думал заставлять тебя бросать учебу. Наоборот, это плюс. Считай, совмещаешь и теорию, и практику. Одно другому не мешает.
Джордж закивал в знак согласия, вмиг оживившись:
– Отличная идея. Сможешь учиться и параллельно работать, повышать классификацию. Рэй, это прекрасная возможность для тебя.
Почему по спине прошёлся холодный ветерок? Я что, боюсь? Да, ответственности. Прямо сейчас решается вопрос о моем будущем, и только от одного ответа все может измениться. Стены давят, взгляды давят…
Перевестись на дистанционное обучение? То есть, остаться в Митсент-Сити,
Я покачала головой, избавляясь от «запретного плода» и выдыхаю всей грудью.
– Мне нужно обсудить это с мамой, – без всякого энтузиазма сказала я.
– Конечно. Можешь не спешить. Вот моя визитка, свяжись со мной по этому номеру, как примешь решение, – подмигнул Фил, празднично улыбнувшись. – Из тебя, Рэйчел, выйдет хороший журналист. В тебе есть стержень. В нашей профессии он необходим.
***
Обещания нужно выполнять всегда, потому что людям, которым вы их даёте, ваши слова важны. Не уверена насколько были важны мои слова для Роуз, когда я умудрилась сказать, что мы с ней прогуляемся по вечерним улочкам города, но она заставила меня отлипнуть от дивана. А я, между прочим, пересматривала второй сезон «Друзей».
После делового знакомства с ведущим редактором газеты прошло два дня. Мы с мамой говорили долго, попивая горячий чай, и она поддержала отца с Изабеллой, сказав: «Нельзя отказываться от подарков судьбы». Больше карьерной лестницы ей по вкусу пришлось мое местоположение: то, что я буду жить снова с ней обрадовало маму больше, и в какой-то степени я женщину понимаю. Одиночество заставляет маму страдать, она совсем зачахла. Я даже уже думаю вытащить её из дома, чтобы познакомить с каким-нибудь мужчиной. Жаль типажа не знаю. Ну, если смотреть на папу, то маме нравятся высокие, с хорошим телосложением, темноволосые и серьёзные джентльмены. Скукотища. По-моему, сейчас ей нужен сорвиголова. Такой человек, который смог бы вытащить её из депрессии и подарить всю свою любовь, чтобы потом получить два раза больше, ибо мама иначе не может. Если любит, то любит до потери пульса. Есть в этом что-то глупое и наивное, этим мы с ней очень похожи.
Погода и воздух порадовали, поскольку хоть на улице было сыро, небо, сменившее маску, осталось девственно чистым, и лишь звёзды, казавшиеся мне родинками, даже не пачкали, а скорее дополняли этот пейзаж. Наконец-то я ощутила, пропустила через себя дух Рождества, потому что и сочельник, и сам праздник мне посчастливилось справить не так, как делают это нормальные люди: вместе подарков получила рвоту и нежеланную встречу с тем грубияном. Ладно, оставим. Держаться за неприятные моменты жизни – это, в первую очередь, делать плохо только себе. Поэтому старайтесь не думать, отвлекаться на то, что приносит вам радость. Интересно, лишь так можно спастись от саморазрушения?
Гуляя по аллее, украшенной гирляндами с не мигающими желтыми лампочками, которые подобно лианам окутали стволы и ветви деревьев, обращая тех в нечто волшебное и сказочное, не привычное для обычного человека, забитого повседневностью и рутиной. Повсюду, куда не глянь, стоят игрушечные и надувные Санты, его экипаж с оленями, переливающимся в свету огоньков. Открыты кофейни, забитые очередями: каждый хочет попробовать горячий шоколад с маршмеллоу.
В самом сердце аллеи возвышается высокая (где-то пятьдесят футов) новогодняя ёлка, украшенная в золото-красные игрушки. На её фоне народ делает много снимков, смеётся, а дети бегают и играются, любопытно
разглядывая сперва огромные шары, а потом уже своё кривое отражение. Я смотрю на это и улыбаюсь, чувствую себя расслабленной и довольной. Не каждый день выпадает шанс смотреть на серый мир в цвете. Люди, наконец-то, сбросили оковы обыденности и натянули счастливые улыбки, поздравляя друг друга с праздниками. На следующей неделе Новый год. Ещё триста шестьдесят пять дней, чтобы найти себя. Время быстротечно: только вчера мне было семнадцать лет. Я теряла, находила, снова теряла и вновь находила. Страдала, улыбалась, любила и прощалась. А уже сегодня мне девятнадцать, и я совершенно другой человек. Все, во что я верила, обратилось в пыль. Разочарование приводит нас к саморазрушению. Я пытаюсь это предотвратить.– Сфотографируй меня, – сует в руки телефон Роуз, отбегая на пару метров.
Блондинка, с беретом на голове, пальто и фиолетовой помадой на широких устах, которая резко выделяется на фоне её белоснежной кожи, встаёт в позу, натянув дежурную улыбку. Я хмыкаю, делая пару хороших кадров. По крайней мере, я на это надеюсь, потому что Ро постоянно двигается, меняя положение рук и головы.
– Взгляни, – протягиваю телефон к хозяйке.
Она нетерпеливо рассматривает получившиеся фото и довольно мычит.
– Тебя сфотографировать? – спросила она.
– Нет, не хочу.
– Поедим яблоки в карамели? Как душисто пахнет!
Простояв в цепочке очереди минут пять, мы делаем свои заказы, попросив ещё две бутылки обычной воды, после чего, переплетая руки, блуждаем по бордюру, откусывая десерт. Он горячий, тягучий и липкий; боюсь испачкать волосы, которые, по вине неожиданных порывов ветра, сами лезут к карамели. Как чертова муха, бьющееся о стекло, видя перед собой прекрасный пейзаж, но не осознавая, что на его пути «железная» прозрачная изгородь.
– Роуз, – окликнула подругу я, выбрасывая остатки яблока в мусорную урну и вытирая испачкавшиеся пальцы влажной салфеткой, – мне сделали интересное предложение.
– Руки и сердца? – усмехнулась блондинка, поправляя воротник пальто.
Ха-ха, смешно. Иногда её шуточки доводят до могилы.
– Это связано с моей будущей профессией, – подробно пересказав ей наш разговор с мистером Бенсоном, я стала ждать реакции, но Фишер задумчиво молчала, рассматривая одну точку.
Она так долго не моргала, сконцентрировавшись, что зрачки её расширились, словно от наркотика.
– Думаю… – протянула она, приподняв подбородок. – Это твой шанс. Ты должна попробовать.
– Да? Не знаю, – тяжело вздыхаю, плюхнувшись на свободную скамейку, – почему-то я не уверена.
– Рэйчел, хватит думать. Тебя это до добра не доведёт.
– Почему это? – обиженно фыркнула я.
– Потому что твоя способность драматизировать никогда ничего хорошего не проносила. Все «за»: твои родители, Изабелла, я. Мы поддержим тебя. В чем причина твоей неуверенности?
В местности, хотелось ответить мне. Не хочу оставаться в этом забытом богом месте. Жить далеко от Митсент-Сити было самым вразумительным решением. Я училась не вспоминать старых друзей, Эрика, который, ничего не сказав, не объяснив, черт побери, не предупредив, покинул меня. Мерзко от самой себя. Вспоминая слёзы, пролитые из-за этого человека, я вскипаю тотчас. Не тратьте слёзы на тех, кто их просто-напросто не заслужил, потому что слёзы ваши высохнут, но вот воспоминания об этом моменте будет преследовать вас долгое время. Со мной, к примеру, так и есть. Я дура. Самая настоящая наивная дурочка из всех на этой земле.
Моей главной задачей было отпустить прошлое, забыть всех людей и жить спокойно, а теперь мне нужно все эти старания перечеркнуть к чертовой матери и вернуться к самому началу? Боже, аж сердце закололо… Это будто паническая атака: тяжело дышать, голова идёт кругом, а паника и страх, что я могу встретить здесь Эрика Нансена пожирает плоть изнутри. Мне страшно. Я не хочу видеться с ним. Не хочу! Не хочу! Боже правый, я даже думать не хочу, что встречу его, но, если это произойдёт, я скажу ему при нашей встрече что-то дерзкое, твёрдое, режущее и с ног сбивающее, а не ванильное «привет».