Люба, любовь и прочие неприятности

— Маам, — подала голос Маришка, которой утром явно сложно просыпаться будет. — Ты влюбилась, да?

Я задумалась и испугалась. Я? Влюбилась? Я чувствую к Хабарову почти ровным счётом тоже самое, что и раньше, в университете. Разве теперь больше сексуальных мыслей, да и зависимость эта… Значит ли это, что я и раньше его любила, или то, что я не люблю его сейчас? Тьфу, совсем запуталась.

— Не знаю, — честно ответила я. — Правда. Но… чтобы в жизни не случилось, я всегда буду любить тебя больше всех на свете.

— Правда?

— Правда.

Маришка замолчала, явно переваривая услышанное, а я напряглась, ожидая новых вопросов. И дождалась.

— А если родятся другие дети? Все влюбляются, женятся, потом новых детей рожают, будто им старых мало.

Я улыбнулась — смешная.

— Тогда придётся делиться мной. Но, милая, я буду стараться, чтобы моей любви никогда не было тебе мало.

Маришка кивнула, накрылась одеялом с головой.

— Дочь? — решилась я. — Не говори пока бабушкам, хорошо?

— Хорошо.

Ну, вот, а я переживала. Хабаров позвонил только в девять утра. Я к тому времени успела отвести дочку к маме, покормить противную утку. Зато не пришлось выкидывать недоеденную кашу, бабуля считает, что это грех. Селезень все сожрал за милую душу, и вчерашнюю кашу, и чуть почерствевшие блинчики. Сходила в сельсовет. Теперь, когда Хабарова не было рядом, я чувствовала себя, как улитка, у которой отобрали раковину. На меня смотрели абсолютно все. Сбежала на поле, так все пялятся на мой джип. А в нем так Хабаровым пахнет… Телефон зазвонил, я чуть не подпрыгнула, а потом едва не уронила его от волнения.

— Я покормила твою утку, — сказала я вместо приветствия.

— Хорошо…

И неловкое молчание. Затем ещё большая неловкость:

— А тут дождь идёт.

— У нас тоже…

Снова молчим, а потом я не выдержала.

— Ты же приедешь, да?

— Конечно приеду, я же обещал. У меня времени не будет, ты съезди в мой новый дом, там что-то решить нужно, я Варе сказал, что ты поможешь, и что во всем тебя слушать.

Ну вот — точно вернётся, у него же здесь дом. А за то, что заставил меня волноваться, я ему гостиную обклею обоями в ядовито розовый цветочек, у нас в сельпо они девяносто рублей за рулон. Будет знать. Но на душе сразу легче стало, даже вдруг улыбаться захотелось, или даже запеть какую-нибудь глупую песенку. Про любовь…

Я усилием воли удерживала себя в хорошем настроении. Вроде как даже улыбаюсь, чужое взгляды игнорирую. Только вот другие меня игнорировать не хотят, я их буквально примагничиваю к себе.

— Занята? — спросила Анжелка заглядывая в мой кабинет.

Я бы рада сказать, что нет, но эта слушать не станет. Всё равно выскажет, что собиралась, поэтому просто кивнула, и она прошла.

— Что такое? Если это из-за премии Фёдорову…

— Да хрен с ней, с премией, — махнула рукой Анжелка. — Пусть будет, не мои же деньги. Ты лучше про машину расскажи. Дорогая же? Сколько стоит?

У меня даже руки на клавиатуре замерли и мысли сбилась, а ей сбиваться никак нельзя — тоннаж сена высчитываю. Вздохнула, призвала себя к терпению.

— Я не знаю. Это не моя машина, Анжела. Она колхозная.

— Угу, конечно… только почему то именно тебе досталась.

Я знала, что так и будет, Господи, как я не хотела эту машину…и хотела. Она была идеальной. Она, мать вашу, скользила по любому бездорожью. Она не прыгала на кочках, словно вот вот развалится. Наконец — она вкусно пахнет…

— Анжел, это совсем не твоё дело. Иди лучше Фёдорову перерасчёт сделай.

Она буквально вспыхнула — щеки заалели. Анжела привыкла быть королевой класса, затем колледжа, потом вот сельсовета… мне кажется, она и из деревни не уехала потому, что здесь она кто-то, а в городе никто. Кольнула мысль — а ты почему осталась? Но её я прогнала, не время заниматься самокопательством, сено вон кроме тебя никто считать не будет.

— Он уехал, — сказала Анжела. — Ты думаешь он вечно будет в нашем колхозе сидеть? Пройдёт блажь и обратно… Или ты надеешься, что он тебя с собой заберёт?

Засмеялась и ушла.

— Вот же сука, — шёпотом выругалась я.

Да, я знала, что так и будет. И действия Анжелы, и её слова, я сама этого опасалась, но тем не менее бросилась в омут с головой. Ничего, моя жизнь, разгребу как нибудь. Анжелу я встретила вечером на парковке. Ехать ей до работы пять минут, но своей крошечной китайской машиной она ужасно гордилась. Теперь её и не видно почти в тени моего джипа. То есть, колхозного…

— А про мужа ты забыла? Люб, у тебя муж есть…

— До свидания, — улыбнулась я и села в машину.

Один раз она меня до слез довела, второго шанса я ей не дам. Надо мыслить позитивно. Я поехала к маме, забрала дочку, а потом, как и собиралась — в сельпо. Обои эти лежали здесь уже второй год, в самом углу, всеми забытые и никому не нужные, даже пылью обросли.

— Мам, а нам зачем? — удивилась Маришка.

— Скоро увидишь… Тань, а сколько у тебя этих обоев? А если все заберу, то скидку сделаешь? Ну Тань, они же все равно никому не нужны…

Получилось двенадцать рулонов за тысячу рублей, у нас очень выгодно жить. Мы с дочерью быстро перетаскали их в машину и поехали клеить.

— А зачем? — не унималась дочка.

— Марк Дмитриевич мой начальник, — терпеливо пояснила я. — Он попросил проконтролировать.

— Видела я ваш контроль, — хмыкнула дочка и отвернулась.

Ну вот, и она туда же. У меня ладонь оттягивает внушительная связка ключей, на них брелок, который открывает ворота. Маришка насупленная, и сам дом её нисколько не интересует, хотя тут есть на что посмотреть. Мне немного обидно — хотелось весело провести с ней время.

— Здравствуйте, — мило улыбается слишком красивая девушка. — Марк Дмитриевич меня о вас предупредил.

А я думаю — слишком много красивых баб. Интересно, она здесь работает за профессиональные достоинства, или какие-то другие? И сама эту мысль гоню — гадкая, а я, вроде как, на позитив настроилась. Девушка барби так удивилась нашим обоям, что даже не помогла их перетаскивать внутрь, стояла, ресницами хлопала, но мы с дочкой и сами управились.

— А… зачем это? — осторожно спросила она.

— В гостиную, — бодро отрапортовала я. — Клеить, естественно.

Она замолчала, разглядывая приличную горку рулонов.