Любимая, останься

– Диглан, – представил его Генрих, – профессор изящных искусств.

Профессор подмигнул Марте здоровым глазом так задорно и смачно, что сразу же и навсегда завоевал симпатию.

– Вверяю вам свою подопечную, профессор. Леди Марта, – представил герцог ученицу. – У вас будет всего два дня. Справитесь?

– Вы же меня знаете, – улыбнулся Диглан и тут же нетерпеливо указал Генриху на дверь. – Раз у нас не так и много времени, оставьте нас.

Генрих не стал перечить профессору. И только когда он вышел, Марта вспомнила, что герцог так и не сказал ей, в качестве какой «особой гостьи» он собирается представить ее на балу.

Оставив Марту на попечение профессора Диглана, Генрих отправился на поиски Ламмерта. Ему нужно было срочно повидать лекаря. Дело в том, что он заметил кое-что тревожное, объяснения чему не находил.

Сегодня Марта пришла на завтрак в открытом платье. Какая радость для глаз. Надо отдать этой наглой Бадди должное – выбирать наряды она умеет. Голубой шелк, нежно обтянувший девичьи формы, был великолепен. А еще прекрасней выглядело то, что этим шелком не было прикрыто. Тонкая шея, ключицы, плечи. Генрих вспоминал, какая гладкая и нежная ее кожа на ощупь. Он получал удовольствие мысленно скользя по изгибам и линиям – таким женственным, манящим. но взгляд невольно задержался на обереге. Генриху было приятно, что Марта его носит. Это семейная реликвия с сильными защитными свойствами. Но почему кристалл поменял цвет? Он стал насыщенно рубиновым. Оттенок более яркий и глубокий, чем обычно. Как будто оберег работает натужно – в двойную силу. О чем это говорит? Марте что-то угрожает?

Генрих нашел Ламмерта в его лаборатории в подвале замка. Лекарь часто пропадал там в первой половине дня – смешивал растворы, готовил зелья. Сегодня тоже колдовал над колбами, жидкость в которых бурлила и дымилась. Удивительно одаренный – Генрих всегда поражался его способностям.

– Я пришел поговорить о Марте, – сразу начал он с главного. – Когда ты ее в последний раз осматривал?

Ламмерт отставил колбы.

– Вчера.

– Не заметил чего-то тревожного?

– Нет. А что?

– Кристалл в обереге поменял цвет. Это недобрый сигнал. Почему-то камень работает слишком натужно. Не думаю, что опасность грозит со стороны ищеек короля. Теперь, когда на Марте нет магического маячка, агентам тайной канцелярии не так-то просто будет ее выследить.

Ламмерт знал о чем речь. Генрих показывал ему маячок, который нашел на Марте, когда та была в беспамятстве. Он еще в дороге заподозрил, что на ней есть какая-то метка, помогающая ищейкам нападать на след. Капля рос Бренда – маленький, почти не ощутимый артефакт, был закреплен на ее затылке под волосами.

– Но если опасность не исходит извне, значит дело в самой Марте? – продолжил мысль Генрих.

Ламмерт не сказал ни «да», ни «нет». Что-то в его взгляде Генриха насторожило. Он привык доверять лекарю как себе. Он относился к нему как к брату. На то были причины. И Ламмерт отвечал тем же. Этот юный парнишка – один из самых преданных людей. Почему же Генриху кажется, что он не до конца искренен.

– Есть что-то, чего я не знаю? – с нажимом произнес он, подходя к Ламмерту вплотную.

Глава 27. Врачебная тайна

Ламмерт не ответил на вопрос. Напрягся. Взгляд не опустил, но в глазах было заметно внутреннее терзание. Ох, как Генриху это не понравилось. Выходит, лекарю есть, что скрывать? Герцог смотрел требовательно. Он имел право рассчитывать на искренность и преданность Ламмерта. Какая может быть причина таить что-то Генриха?

– Она больна? – тревога сделала голос стальным.

Если бы речь шла о легком недомогании, разве стал бы Ламмерт это скрывать? Он напряжен настолько, будто обнаружил у нее серьезный недуг. Сегодня утром Генрих заметил круги усталости под глазами Марты. Словно она провела бессонную ночь. Это ли не свидетельство, что она действительно больна?

– Нет. Ее здоровью ничего не угрожает, – Ламмерт вернулся к своим склянкам. Оставленные без внимания, они стали сильнее дымить.

Слова лекаря уняли тревогу. Он может не договаривать, но лгать бы не стал. Да и кроме темных кругов под глазами, других признаков недомогания у Марты Генрих не заметил. Она была сегодня убийственно прекрасна. Улыбалась, шутила, дерзила, дразнила. И на потерю аппетита, кстати, не жаловалась. Генриху нравилось смотреть, как она отправляет в рот кусочки фруктовой мякоти. Это освежало воспоминания о том, какие сладкие у нее губы на вкус. И пахнут персиком...

Генрих раздраженно смахнул воспоминания. Не вовремя. Сейчас важно все выяснить. Если со здоровьем у Марты нет серьезных проблем, что же тогда скрывает Ламмерт? В душе бурлили не самые добрые чувства при мысли, что у Ламмерта и Марты есть своя тайна, в которую не спешат посвящать Генриха.

– Почему ты не говоришь всей правды? – он снова поймал взгляд лекаря. – Когда за моей спиной ведут свою игру – это похоже на предательство.

Слова получились жесткими, но лучше называть вещи своими именами, когда разговариваешь с тем, кто тебе близок, как брат.

– На это есть причины. – твердо произнес Ламмерт, выдержав тяжелый взгляд Генриха. Сильный мальчишка!

– Какие? – грозно рыкнул герцог.

Ламмерт слил содержимое склянок в одну большую емкость. Жидкость в ней сделалась кристально прозрачной – вода водой. Генриху показалось, что Ламмерт специально тянет время – собраться с мыслями.

– Помнишь, когда мне было тринадцать, я попросил своих наставников позволить мне врачевать самостоятельно? – начал Ламмерт. – Мне было тесно в тех рамках, которые обозначили учителя. Иногда я чувствовал, что надо дать больному особое лечение, не то, на котором настаивали они. Но учителя даже не восприняли мою просьбу всерьез. Они сказали: «Слишком рано. Ты не готов».

В карих глазах на мгновение проскочила старая боль. Генрих знал, как горько бывало Ламмерту, когда его не допускали до больных. Эта боль жила в нем с того времени, когда однажды ему не дали спасти собственную мать.

– А помнишь, что тогда сделал ты? Поверил в меня. Настоял, чтобы учителя провели ритуал посвящения в лекари. Они вынуждены были подчиниться тебе, хотя никогда еще клятву целителя не произносил настолько юный отрок. Я помню тот день, каждое мгновение. Помню, как колотилось сердце, когда стоял на вершине холма Трех Ветров, положив руку на священный камень. Я произносил слова клятвы перед лицом своих наставников. И ты тоже там был. Ты всегда был рядом в самые важные моменты моей жизни. Я поклялся им, но в первую очередь тебе, что буду свято выполнять долг целителя. И я не предам этой клятвы. Это было бы равносильно тому, что предать тебя. Прошу, не требуй от меня этого.

Сколько стойкости в этом совсем юном мужчине. Он умеет держать удар и умеет дать отпор. Умеет быть не по годам мудрым. Генрих испытал чувство близкое к гордости за брата. Он положил руку ему на плечо и крепко сжал, выражая свою поддержку без слов. Он не в праве требовать от Ламмерта нарушить клятву целителя и не будет этого делать.

Врачебная тайна. Вот она причина, по которой Ламмерт не договаривает. Целитель присягает, кроме прочего, не навредить больному и не разглашать того, что больной желает утаить. Но что Марта держит в тайне? Что за секрет она доверила лекарю, но не желает доверять больше никому?