Любовь это... Не для меня

— Тебе помочь лечь или сама справишься? — заглядывает мне в глаза.

Нервно сглотнула, натянула на руки рукава, у меня чистые кисти, но это скорее просто защитная реакция, рефлекс, желание спрятаться. Сделала пару шагов и опустилась на мат, готовая приступить к упражнению, я сложила руки на груди. Шведов схватил мои ноги, крепко зафиксировав их своими ручищами. Мне казалось, я вот-вот заплачу.

Раздался свисток, и я выполнила первый подъем, глядя в красивые глаза напротив, что так внимательно меня рассматривали. Я бы даже сказала, с интересом. Подумала, не сползла ли повязка, открыв виски? Но нет, она не подвела, сидела плотно, надёжно прятала мои недостатки. И чтобы не тонуть в догадках и его глазах, я закрыла свои. Не вижу — не существует, повторяла я мысленно, поднимая корпус, и словно врезалась в его аромат, который то ли от его близости, то ли ещё от чего стал ярче.

Сколько раз я смогла повторить подъем — не знаю, не считала, но, когда почувствовала, что больше не могу, просто упала на мат. Глаз я так и не открыла. Но лишив себя зрения, я обострила чувство осязаемости. Его руки на моих щиколотках были горячими, и он снова поглаживал меня большими пальцами, как тогда у стены. И я никак не могла понять, почему мне приятно.

— Каспер, не умирай, — раздался бас препода. Физрук вернул меня в реальность, я открыла глаза и снова посмотрела на Шведова.

— Руки убери, — постаралась звучать грозно.

Но он не убрал, а наоборот заскользил ладонями вверх к коленкам. Меня напугала моя реакция. Я пришла в ужас от того, что мне было приятно, а по телу в подтверждение неслись мурашки.

Вскочила на ноги и понеслась на выход, не обращая внимание на окрик преподавателя. Мое сердце колотилось как сумасшедшее, а из глаз вот-вот готовы сорваться слезы. Мне было стыдно и неприятно от того, что мне понравились ЕГО прикосновения.

28

Люба

На следующий день в университет шла как на эшафот. Оглядывалась по сторонам, только бы не попасться на глаза Шведову. Мне везло, и я ни разу не столкнулась с ним, переходя из одной аудитории в другую.

Утром так волновалась, что даже не могла запихнуть и ложки завтрака. Аппетита и так нет, а тут и вовсе еда не лезла. К обеду поняла, что у меня начинает кружиться голова, и как бы я не хотела, мне пришлось идти в столовую. Заняв столик у стены, поближе к выходу, я старалась как можно скорее проглотить салат и котлету, которые взяла себе на обед.

Я почти все съела, когда услышала, как кто-то на всю столовую гаркнул.

— Тишина!

Обернулась. Шведов стоял в центре столовой с телефоном в руке, и когда его просьбу не выполнили, он вновь проорал.

— Я попросил заткнуться!

И в столовой, которая гудела как улей, вдруг наступила тишина, казалось, летай здесь сейчас муха, ее было бы слышно. Шведов поднес к уху телефон. Я отвернулась и хотела скорее уйти, пока он меня не увидел. В тишине столовой звонок моего телефона показался очень громким. Я стала копаться в рюкзаке, чтобы скорее его отключить. Пока искала, оглянулась на Шведова.

Он смотрел прямо на меня. Наверное, готов был убить за то, что я нарушила тишину, о которой он просил. Таким злым он сейчас выглядел. Он отвёл телефон от уха и сделал шаг в мою сторону. Сглотнула, понимая, что меня сейчас ждут неприятности. Резко вскочила и побежала к выходу, к счастью, он был рядом.

Илья

Когда в столовой наступила тишина, я нажал на вызов и посмотрел туда, где сидела девушка, которая могла быть моей Кареглазкой, на которую я целый месяц наводил страх.

Мелодия звонка, словно выстрел на вылет, прошлась через мою грудную клетку. Люба начала копаться в своем рюкзаке в поисках телефона.

— Сука, — процедил сквозь зубы, понимая, какой эффект сейчас произведу на свою девочку-загадку.

Я был зол, страшно зол на себя. За то, что повелся на этот дурацкий спор, за то, что именно она стала объектом этого спора. И ведь видел я, что она и так зашуганная. И глаза ее карие, и личико кукольное… И я готов был биться головой о стену, только вряд ли это исправит ситуацию. И всё, на что я мог надеяться, это на то, что она хотя бы выслушает меня.

У нее не получалось найти телефон, она явно волновалась, что является нарушительницей тишины, или просто боялась меня… Не знаю. В какой-то момент она подняла на меня глаза и застыла. Я отбил вызов и, убрав телефон, сделал шаг в ее сторону. Почему она? Из всех возможных и невозможных вариантов, почему именно она? Спрашиваю я, зная, что никогда не получу ответ на этот вопрос. Чертова судьба! Чертово совпадение! Просто какой-то злой рок.

Нужно быть слепым, чтобы не заметить, как Кареглазка испугалась в тот момент. Она вскочила со стула и рванула к выходу, так и не доев свой обед, а я рванул за ней.

Фора у нее была небольшая, и на какое-то время я потерял ее из виду. Но очень быстро выловил взглядом знакомую макушку. Догоняю и затаскиваю её в ближайшую аудиторию. Она вырывается, и я позволяю ей отскочить от меня.

Аудитория была почти пустая, на последнем ряду сидел, обложившись учебниками, парень. Прошу его уйти, но он переводит взгляд на Любу, которая прижимает к себе рюкзак и затравленно смотрит на меня, и потом остаётся. Хрен с ним. Не до него. Я бы мог его вывести, но пугать Любу ещё больше не хотел.

Смотрю в ее перепуганное лицо и вспоминаю, как она описывала подобные ситуации и каким монстром в ее глазах я сейчас выгляжу. Всего один раз она позволила выход своим эмоциям, ничего конкретного не рассказывая, она жаловалась на урода, что доставал ее.

— Кареглазка, — произношу её прозвище и вижу, как увеличиваются ее глаза. — Я — Джордан, — называю своё имя, но она не хочет верить и мотает головой…

— Это что, такой новый способ издевательства? — робко спрашивает она, делая несколько шагов от меня. — Я не понимаю, зачем тебе это…, - по ее щеке бежит слеза.

Меня ломает, кажется, все жилы рвутся, внутренности все в клочья. Она меня боится и не верит, и хочется орать от безысходности, и дотронуться до нее хочется. Как же хочется к ней прикоснуться.

— Прости меня, — голос не мой, хриплю, словно не пил целую вечность. — Прости, Кареглазка, если бы я только знал…

— То, что? Издевался и запугивал бы кого-нибудь другого? — с обидой спрашивает она.

Кареглазка, конечно, права, я вел себя как последний мудак. Хоть и не творил откровенной гадости, это меня не оправдывает. Делаю шаг к ней, но она тут же отступает.

— Кареглазка…

— Нет, не зови меня так!

— Люба, пожалуйста, я хочу все объяснить.

— А я не хочу! Ни объяснения твои слушать, ни вообще тебя знать, — она уже не может сдерживать поток слёз.

Хочу прижать к себе и пожалеть. Защитить от всех. Но защищать в итоге нужно от себя.

— Мне жаль, Кареглазка, мне так жаль. Я прошу, дай мне шанс, просто выслушай.

— Это я прошу. Уходи. Просто уйди. Сделай вид, что не знаешь меня. Хотя бы в память того, что мы были друзьями, — а потом сама озвучивает мои мысли. — Ты предлагал помощь. Так помоги, избавь меня от того, кто меня достает. Раз и навсегда избавь.