Любовь холоднее смерти

– Мне платит один человек, и платит уже давно. Очень давно. Я не прошу его об этом, никогда не просила, сам предложил… А я… Как взяла деньги тогда, в первый раз, так и беру до сих пор.

Лида молчала, но уже не из осторожности. Она попросту ничего не понимала.

– Наверное, нужно было отказаться, – сказала хозяйка, обращаясь как будто к себе самой. – Сразу отказаться, швырнуть ему деньги обратно… Но я как-то не сумела… Привыкла жить за чужой счет, не работать, не зарабатывать… Да это уже и не имело никакого значения, для меня все было кончено. Деньги меня как-то не трогали. Это потом я стала понимать, что он меня ими добил. Окончательно прикончил.

– Ваш муж? – еле слышно уточнила Лида.

– Да, он. Это он мне платит до сих пор, хотя я не видела его почти двадцать лет. Присылает почтовые переводы, а сумма всегда одна и та же… Конечно, с годами прирастали нули, потом опять пропадали. Все эти денежные реформы! – Она усмехнулась, слез не было уже в помине, Лиде даже подумалось, что она ошиблась. – Но сумма была одна и та же, если разобраться. И как это он высчитал, сколько нужно платить? Сколько нужно платить ЗА ЭТО?

– Это алименты?

– Да, что-то вроде того. Хотя суд его к этому не приговорил. Суд вообще его ни к чему не приговорил – во всем оказалась виновата я одна.

Хозяйка говорила с горечью, но Лида испытывала смешанные чувства. Про себя она не могла не признать, что бывший муж Веры Сергеевны поступил весьма благородно, назначив ей такое щедрое и, видимо, пожизненное содержание, тем более что суд его к этому не принуждал. Но высказать эту крамольную мысль она так и не решилась. Лида не сомневалась в том, что ее собеседница всем сердцем ненавидит и презирает бывшего супруга. «Хотя его тоже можно пожалеть. Жить с алкоголичкой – небольшое удовольствие, но она, кажется, во всем винит только его».

– Если бы он не платил, я бы пошла работать, и кто знает? Может, перестала бы пить. Во всяком случае, пить так много… – все еще в каком-то трансе говорила хозяйка, медленно прохаживаясь по комнате – от двери к окну. – Но он платит так аккуратно, перевод приходит первого числа каждого месяца. И я сперва рвала эти квитанции, но приходили повторные… И вот по ним я уже и шла получать деньги. Такой компромисс, знаешь? А потом я вовсе перестала их рвать, шла на почту, предъявляла и все. И каждый раз напивалась до обморока. – Она остановилась и взглянула на притихшую Лиду. – Ты меня презираешь за это?

– Почему я должна вас презирать?

– Значит, по-твоему, можно брать деньги у своего врага?

– Вы считаете его врагом?

– Да. А он – меня. Знаешь, за что он платил? За то, чтобы я никогда не показывалась ему на глаза. Вот как он меня ненавидел… Не знаю, что с ним теперь, и знать не хочу, но переводы все еще приходят, значит, жив, здоров, работает… Зарабатывает. Последний перевод я обналичила только вчера.

Она помассировала виски и грузно опустилась в кресло. Слабым голосом сказала, что посуду уберет сама. Потом. А сейчас у нее что-то разболелась голова. Лида поняла намек и, поблагодарив за ужин, ушла к себе.

* * *

Как ни странно, за последние дни ее работа значительно продвинулась. Правда, Лида все еще опасалась приступать к главным сюжетным линиям – ей от них становилось не по себе, уж очень велика была ответственность. Но зато она с удовольствием описала, как развивались отношения бывшей невесты Эдвина, Розы, и ее нового знакомого – отставного морского лейтенанта Тартара. Что эти двое влюбились горячо и взаимно, не было никаких сомнений.

«Это уж тайна Полишинеля. – Она заправила новый лист в машинку, добавив к написанной главе еще несколько предложений. – Но теперь дело пойдет всерьез».

Роман Диккенса обрывался в разгаре расследования загадочного Дика Дэчери. Эту линию она пока оставила в покое, справедливо рассудив, что течение сюжета время от времени нуждается в перемене и описать влюбленность Розы будет куда полезней… И безопасней. Но дольше откладывать было нельзя – ей предстояло с головой нырнуть в основной сюжет.

«У меня есть еще два месяца, – успокоила себя Лида. – Будет трудно, но я справлюсь. Справилась же с первой главой. Или ее нужно считать двадцать четвертой? Так или иначе, сейчас на сцене опять появится мистер Дик Дэчери. Старый холостяк, живущий на свои средства, как он сам себя постоянно аттестует. Явно замаскированная личность».

Исследователи и последователи трактовали этот образ по-разному. Если в случае Эдвина Друда был возможен один вариант из двух – жив или мертв, то под маской Дика Дэчери узнавали кого угодно. Кто-то утверждал, что это вернулся сам Эдвин Друд! Но с этой версией Лида была несогласна.

«Чтобы Эдвина да не узнали в родном городке! Это уже ‘‘Одиссея’’ какая-то. Но даже Одиссея узнала старая кормилица и собака, да и отсутствовал он дольше, чем полгода. Эдвина, пусть даже сильно изменившегося, тут же признали бы! К тому же Дэчери чуть не сразу является в гости к Джасперу… А уж дядя знал племянника насквозь. Конечно, на голове у Дэчери парик, ну и что? Если бы на лице был грим (что вряд ли, слишком бросалось бы в глаза), то все равно узнавание произошло бы мгновенно. Да хотя бы по голосу, ведь у Джаспера абсолютный слух. Нет, это глупости. Зачем Эдвину вообще вести какое-то следствие, если ему достаточно указать пальцем на дядю, привести свидетеля Дёрдлса и тем самым отправить Джаспера на виселицу в пять минут?! Не нужны ему никакие доказательства!»

Кто-то предполагал, что это мог быть Грюджиус… Но у того не было возможности так часто оставлять Лондон, да и не сыграл бы такую сложную роль прямодушный «угловатый человек». Правда, в начале романа мелькает ключевое слово «парик», именно в описании Грюджиуса: «Его коротко остриженная голова напоминала старую шапку из облезлого желтого меха… В первую минуту всякий, глядя на него, думал, что он в парике, но тут же отвергал эту мысль, ибо невозможно было себе представить, чтобы кто-нибудь по доброй воле стал носить такой безобразный парик». Но это был, скорее всего, ложный след, один из тех, которые Диккенс так щедро разбросал по всему роману в виде намеков и для отвода глаз. Лицо у Грюджиуса корявое, сам он нескладный и долговязый, и вся его внешность настолько запоминающаяся и нетипичная, что Диком Дэчери, ничем, в общем, не примечательным, он никак быть не мог.

Некоторые полагали, что Дэчери – это Баззард, клерк Грюджиуса… Но самый почитаемый из исследователей, Каминг Уолтерс, начисто опроверг эту версию. Тому-де незачем выслеживать Джаспера, его могли только нанять за деньги, и вообще, это комический персонаж, автор неудавшейся трагедии, никчемный конторщик, которого старый чудак Грюджиус непонятно зачем у себя терпит.

И Каминг Уолтерс выдвинул свою версию – в самом деле ошеломительную и настолько тщательно доказанную, что в первый момент Лида ему поверила беспрекословно. Он доказывал, что Дик Дэчери – женщина! Что это Елена Ландлесс, сестра невинно обвиненного в убийстве Невила!

У нее был мотив – оправдать перед обществом брата и защитить подругу от приставаний ненавистного певчего. У нее была возможность уезжать из Лондона в Клойстергэм и незаметно возвращаться. В детстве она часто переодевалась мальчиком и подбивала брата на бунт против отчима-изувера, бившего детей плеткой. Она решительна, смела, и Джасперу, по мнению комментатора, невозможно опознать ее под маскировкой – они виделись мало, и ее голос он слышал только раз, когда Елена призналась, что не испугалась бы его ни при каких обстоятельствах. У нее низкий грудной голос, который вполне может сойти за мужской.