Любовь и честь
Шрифт:
Добравшись до бойницы, выходившей в комнату Самиры, он почувствовал, как затаились женщины внутри, прислушиваясь к малейшему его шороху. Он не стал тратить дыхание и энергию на то, чтобы окликнуть их. Самая трудная часть пути еще ожидала его впереди, и ему нужно было сохранять силы, потому что холод сковывал тело и мешал проворно двигаться. Просунув правую руку в бойницу и надежно удерживаясь там, он выгнулся назад, стараясь получше рассмотреть окно пленницы.
Когда семьдесят лет назад замок был только построен, стена его была совершенно гладкой, но жара и холод, дождь и снег сделали свое дело, и теперь на его ровной поверхности
Когда он добрался до двойного окна комнаты Джоанны, оно оказалось плотно закрытым ставнями. Повиснув на пальцах, едва не соскальзывая ступнями из неглубокой щели в стене, Элан впервые с ужасом подумал, что его план может сорваться.
– Нет, – простонал он. – Я не сдамся. Она там, всего в нескольких футах от меня.
Он видел отблески слабого света по краям ставен, что подсказывало ему – Джоанна еще не спит. Из комнаты не доносилось ни звука, – значит, подумал Элан, Джоанна одна. Выбора не было: он решил рискнуть и окликнуть ее.
– Джоанна! – Он молился, чтобы караульные на стене грели руки над жаровней в дальней башне, расположенной с подветренной стороны. – Джоанна!
Он услышал легкий шум в комнате. Засов отодвинулся, и одна из ставен открылась. Он закинул руки, уцепившись за подоконник, и, просунув их в окно по локоть, повис, переводя дыхание перед тем, как перекинуться в комнату.
– Кто вы? – Он узнал бы ее голос через тысячу миль. Его нежное мелодичное звучание Элан не забывал никогда. Сейчас в голосе Джоанны слышались изумление и легкий испуг. – Как вы добрались до моего окна?
– Любовь моя, это я, Элан. Через минуту я расскажу тебе, как я сюда добрался. Только пусти меня внутрь.
– Элан? Это правда ты?
– Да, благодарю тебя, Господи! – Он перевалился через подоконник и, споткнувшись на примыкавшее к нему сиденье, неуклюже свалился на пол к ее ногам. – Джоанна, любовь моя!
– Ах ты, низкий предатель и трус!
Он не заметил, чем она его ударила, но понял, что, наверное, кувшином с вином, потому что липкая жидкость полилась ему на голову, на плечи и лицо, застилая глаза. Облизнув губы, он ощутил вкус корицы, гвоздики и меда, которым вином было подслащено.
– Джоанна, в чем дело?
– Негодяй! Ты бросил меня… бросил! И это после того, как пообещал прийти мне на помощь, если понадобится! – кричала она в исступлении. – Лжец! Подлый лжец!
Он молниеносно вскочил на ноги, накрыл ей одной рукой рот, а второй схватил за волосы. Кувшин с вином выпал у нее из рук на пол с громким стуком. Прежде чем Джоанна успела что-то сделать или как-то защититься от него, Элан бросил ее на кровать. А так как он продолжал зажимать ей рот, то свалился прямо на нее, и его тяжесть мешала ей дышать. Она лежала под ним, и ее яркие голубые глаза сверкали яростным гневом, который скопился за годы разлуки.
– Мне надо поговорить с тобой. – Элан был взбешен. – Если я уберу руку, не закричишь снова?
Вместо ответа она
его укусила, глубоко вонзив зубы в край ладони с выражением злорадного удовольствия. Совершенно инстинктивно Элан вырвал руку и занес над ней, готовый ударить. Джоанна снова открыла рот, чтобы закричать изо всех сил, но в ее сдавленных легких почти не осталось воздуха.– Леди Джоанна? – раздался грубый мужской голос из-за двери. – Леди Джоанна, у вас что-то неладно? Мне послышался какой-то шум.
Джоанна набрала в грудь остатки воздуха. По выражению ее лица Элан понял, что она собирается позвать на помощь. Рука его болела от глубокого укуса. Он не собирался жертвовать второй рукой, и было очевидно, что, если он попытается поцеловать ее, чтобы она молчала, она укусит его в губу. Он оставит кровавый след на стене западной башни, когда будет спускаться на землю… разве до спуска она не велит стражникам изрубить его на кусочки!
– Леди Джоанна? – снова окликнул ее стражник.
– Он меня убьет, – тихо произнес Элан.
– Я полюбуюсь на это, – издевательским голосом процедила она.
– Сделай это, и ты никогда не выйдешь из этой комнаты, – ответил он. – Отошли стражника, и у тебя появится слабая надежда освободиться из заточения.
– Леди Джоанна, если вы сейчас же мне не ответите, я пойду возьму у Бэрда ключ. – Дверь тряслась от ударов, которыми ее осыпал караульный.
– Ничего не случилось, – крикнула Джоанна. – Я споткнулась, когда закрывала ставни на засов, и так больно ударила голень, что сразу не могла вам ответить.
– Я знаю, что мне не полагается разговаривать с вами, но я тревожусь. Может, позвать к вам леди Роэз?
– Нет нужды беспокоить ее, – отвечала Джоанна. – Это только ушиб. К утру все пройдет.
– Как хотите. – Они услышали его удаляющиеся шаги: стражник спустился на пять или шесть ступенек вниз по лестнице.
«Что он делает? Присматривает еще и за дверьми комнаты Самиры?» – подумал Элан.
Это предположение подкрепилось сонным голосом Пирса, задавшего вопрос «в чем дело?», и шутливым ответом стражника. Элан пылко молился, чтобы Пирс не вдавался в подробности и снова притворился спящим, не пытаясь прийти к нему на помощь.
– Слезь с меня, ты, грубиян! – приказала Джоанна.
– Еще рано.
Не слыша более никаких переговоров Пирса со стражником, Элан немного успокоился. Он с особым трепетным чувством ощутил под собой тело Джоанны. Ее комната обогревалась жаровнями, стоявшими по обе стороны постели, а после его бурного появления открытая ставня захлопнулась и почти заслонила окно, остановив приток холодного воздуха. Пальцы Элана согрелись, и он снова почувствовал свои замерзшие нос и щеки, а где-то внутри шевельнулся знакомый отклик на близость Джоанны. Она тоже ощутила близость когда-то любимого Элана.
– Ты – мерзкий человек, – выплескивала свою боль измученная женщина, из последних сил стараясь освободиться от него. – Как же я тебя ненавижу!
– Когда-то ты любила меня, – напомнил он, – а я все еще люблю тебя, не переставал любить и не перестану.
– Не любишь. Если бы любил, давно освободил бы меня.
– Это было невозможно. Я был далеко от Англии. Он увидел, как сверкнули синим огнем ее глаза и как она открыла рот, чтобы опять закричать. На этот раз он рискнул и прижался губами к ее губам, слившись в поцелуе, которого жаждал все годы вынужденного изгнания.