Любовь на грани смерти

Вот знала же, что разговор не будет простым! Мы снова не понимаем друг друга.

— Мне не нужны ваши деньги. Та сумма, которую я обычно даю, у меня есть. Но мне нужно приехать утром, а уехать вечером. Сейчас начало сентября. На огороде много работы. Я всегда помогаю. Если я уеду через час, родители станут задавать вопросы. Они же не знают, что я у вас живу. Я даже ещё не сказала, что уже работаю секретарём, а не юристом. Завтра обязательно расскажу, пока они сами не узнали. В нашем посёлке много кто работает на вашем предприятии. Это информация рано или поздно дойдёт до них.

— И что ты скажешь?

— Что вы всем сказали. Что должность сократили и мне предложили то, что было на текущий момент. Заодно признаюсь, что зарплата стала меньше. Поэтому я и хочу уволиться. И родители этого будут от меня ожидать. Я должна попробовать найти что-то по специальности. Желательно в черте города, — подробно объясняю я.

— Я дам тебе любую сумму, которую ты назовёшь, — медленно произносит Бесов. Он хорошо говорит на русском, потому что знал его с рождения. Затем на нём общался с матерью. И два года, проведённые в нашей стране, отшлифовали все неровности. Но в такие моменты, когда мы снова не понимаем друг друга, он замедляется, а я перехожу на эмоции. — Твоя сестра поступила на платное отделение. Мы можем оплатить всё сразу? Вопрос твоей работы сразу отпадает?

Я сажусь на кровати.

— Нет. Вы не поняли. Ни за что платить не нужно. Как я объясню родителям, где взяла такие деньги? Квартиру продала? Так я её продать не могу, она принадлежит отчиму.

— Оплати ближайший год. Скажи, что Влад предложил помочь. Для него это небольшая сумма. Всё предприятие думает, что ты с ним живёшь, — находит решение мужчина.

— Это ещё одна проблема, а не решение, — признаюсь я. — Нам с Владом пора официально расставаться. Опять же, пока родители не узнали. Поймите, они у меня очень простые люди. Скромные и строгие. Не могу я просто так жить с кем-то. И спать с кем-то. Парень у меня появиться может. Родители будут думать, что мы ходим в кино и держимся за ручки. Без всяких сексуальных отношений. Это недопустимо!

— Так тебя мама родила вне официального брака!

— И очень жалеет об этом. Будь её воля, засунула бы обратно. Мне чуть не каждый день об этом напоминают! Я не могу не оправдать ожиданий родителей. Можете представить ситуацию: вам каждый день двадцать шесть лет подряд говорят, что этого делать нельзя. А вы в один прекрасный день идёте и делаете это. Как к этому отнесутся те, которые вам говорили? Похвалят?! Вы и так являетесь чьим-то разочарованием и сами допускаете подобную ситуацию, — я не просто ему объясняю. Я наконец-то говорю о том, о чём думаю очень-очень давно. Никогда не думала, что скажу. Но сказала. Совсем не подходящему для подобных откровений человеку. — Мои родители просты, но не глупы. Если сказать им о Владе… Даже не о Владе, а о Владиславе Васильеве, генеральном директоре крупной компании, они сразу поймут, что тот дал мне деньги не на шикарное обручальное кольцо, а потому что в данный момент ему удобно со мной спать. В глазах моих родителей такое недопустимо. Да и в моих тоже. Не стала бы я брать деньги у Влада.

— А у меня возьмёшь?

Я буквально подпрыгиваю на месте. И о чём я почти час с ним говорю?

— А какая между вами разница, Леон? К тому же я знаю, что генеральный директор — вы. И в данную минуту вам удобно спать со мной. Но эта ситуация закончится. И, как бы это было с Владом, каждый из нас вернётся на своё место. Я не хочу, чтобы мои слова прозвучали, как выражение «пусть я лучше буду с голым задом, зато я же гордая». И моё место не в вашей компании. Я обязательно найду себе что-нибудь своё. Может и не с первого раза. И ваши деньги… Они мне не нужны. Я даже потратить их не смогу. Буду смотреть на них и знать, что они не мои.

— Ну, теперь ты знаешь, где находится салон одежды «Королева», — пробует пошутить Леон.

— В дизайнерском платье в небольшую компанию со штатом в двадцать человек? Куда мне их надевать? А если хозяйкой фирмы окажется женщина? На её сотруднице одежда в десять раз дороже, чем на ней? У меня нет планов попробовать достать звезду с неба. Говорят, что они очень холодные, — тоже пытаюсь пошутить я. — Я умею жить на среднестатическую зарплату. У меня почти получилось. Мне нужно пережить завтра. А к следующему посещению родительского дома, я надеюсь, всё разрешится.

— Лиза, ты же понимаешь, что, оставаясь целый день в родительском доме, ты подвергаешь опасности не только себя, но и всю семью: родителей и двух сестёр, — напоминает Бесов. — У нас существует такое понятие, как кровная месть. Вырезают всю семью, даже младенцев не щадят. И это не в статье пишут для красного словца. Это реально работает и происходит. Если муж застаёт жену с любовником, он может сразу убить обоих. И его по закону освободят от уголовной ответственности.

— Но у нас же не кровная месть, — морщусь я. — Ситуация с изнасилованием получилась совсем отдельной историей. Я очень надеюсь, что о ней можно забыть навсегда. Стреляли, когда мы все были вместе. А Каролину кто-то хотел подложить именно под вас. И тот нож, о котором почти никто не знал. Угрожают вам, Леон. Не мне.

— А последний раз, когда ты решила сбежать из моего дома в аптеку? — напоминает Бесов. — Вполне объяснимо, что кто-то наблюдал за домом. Но этот наблюдатель либо передал информацию, либо сам поехал убивать тебя. Не зная и не дожидаясь, последую я за тобой или нет. В том кукурузном поле, Лиза, убить хотели именно тебя.

На эти слова у меня не находится чем возразить.

— Я не думаю, что кто-то придёт в родительский дом и расстреляет нас всех. Ну, а если меня убьют по дороге туда или обратно… Может, у меня по судьбе так написано? Умереть из-за вас. Вдруг, это мой отец разбомбил вашу школу с женщинами и детьми? И теперь, по карме, его единственный ребёнок тоже должен погибнуть. Справедливо же? Никакой кровной мести не нужно.

Мужчина молчит. Сегодня в спальне не горит ночник, поэтому в комнате очень темно. Двор освещён, но плотные и тяжёлые шторы не пропускают в спальню свет. Леон как-то сказал, что привык спать в полной темноте и по-другому не высыпается. Я с трудом различаю его силуэт, но выражение лица мне не видно.

На всякий случай уточняю:

— Леон, мне нужно завтра целый день провести в доме родителей. Я не могу себе позволить никаких подозрений с их стороны. Если они приедут в городскую квартиру, то сразу поймут, что я там не живу. Даже у соседей спрашивать не надо.

— Лиза, это очень опасная затея, — произносит он.

— Да как вы не понимаете! — всё-таки взрывает меня. — Я не могу разочаровать маму. Я уже разочаровала её фактом собственного рождения. К счастью, я этого не помню. Но увидеть это теперь я не могу. Не переживу. Пусть убивают. Скорее всего это не так больно. Плакать по мне некому. Может, даже моя семья не сильно расстроится. С чьей-то помощью смоет с себя пятно позора.

Несмотря на бурю эмоций, я не плачу. Выплакала эту ситуацию давно. Вновь ложусь, но поворачиваюсь к Леону спиной. Не от обиды или гордости. Не хочется привыкать к его жалости. Что-то говорит мне, что отвыкать от неё потом будет ещё тяжелее.

— В Афганистане, почти в каждой семье, рождение девочки является огромным разочарованием для родителей. Особенно, если у них нет сыновей. За это муж на законных основаниях может побить жену. Кстати, большая часть населения, особенно малограмотного, в деревнях, считают, что пол ребёнка выбирает именно женщина. Считается, что она мысленно желает рождение девочки, — зачем-то просвещает меня мужчина. Может, просто хочет отвлечь. Наверное, я ему своими объяснениями весь мозг вынесла.

— Но вы же, надеюсь, знаете, что пол ребёнка определяет именно мужчина. В женском организме две Х — хромосомы, в мужском — ХY. При оплодотворении женщина всегда отдаст только Х — хромосому. Другой у неё просто нет. А мужчина может отдать любую. Если Х — родится девочка, если Y — соответственно мальчик. У нас это в школе на биологии проходят, — на всякий случай напоминаю я.