Любовь на руинах
Шрифт:
Я, до этого ходившая из угла в угол, застыла статуей в центре комнаты.
— То есть… то есть ты меня посылаешь с ними не для сопровождения больного! Не только для этого. Под него подложить хочешь… — у меня от одного предположения перехватило дыхание. Да как он смеет? Я — не вещь, которой можно вот так распоряжаться.
— Зоя, поверь мне, все получится само собой. Наши кланы объединятся. Мы нужны друг другу. Ты знаешь, чего я хочу. Мы сможем этого добиться. Это будет непросто — люди разучились доверять друг другу. Но если мы хотим выжить, если хотим наладить, улучшить наше существование, мы обязаны объединиться. Для этого, как это ни странно, нужна сила. У Жука сила есть. Яр — его сила!
Фанатик!
— Женька, это твоих рук дело? Мальчишка ранен по твоему приказу?
Он не ответил. Промолчал. Но я хорошо знала этого человека. Я поняла сама.
— Зоя, я знаю, что будет. Я вижу. Не глазами, нет. Когда-нибудь люди снова смогут жить не как крысы, каждая в своей норе — мерзкой и грязной, а на земле, на возрожденной, очищенной земле! Ради этого можно потерпеть сейчас!
Я не смогу его переубедить. Это невозможно. Я сделала шаг в сторону двери. Но все-таки решила спросить:
— А я? Меня ты тоже "видишь"?
— Рыжая, ты будешь счастлива, очень. Иначе, я никогда бы тобой не рискнул. Иди, отдыхай, скоро утро.
Я обернулась у двери и в последний раз посмотрела на человека, который столько лет был моим другом и защитником. Он медленно протянул руку к свече, стоящей в стакане на столе прямо перед ним, и сжав пальцами огонёк, потушил ее.
Перед тем, как лечь спать, заглянула в операционную. Саша спокойно, размеренно дышал — видимо, так на него наркоз подействовал. Но сон для него сейчас — лучшее лекарство. Пашка мирно сопел прямо на стуле, положив вихрастую голову возле ног раненого. Справится ли он один, без меня, если что-то пойдет не так? Сможет ли помочь парнишке? И лекарств почти не осталось. И перевязки делать нужно будет. Перед отъездом нужно дать ему последние наставления.
… Устала за день. Тело просило об отдыхе. Но голова отказывалась отключаться. Под плотно закрытыми веками, как в калейдоскопе, мелькали картинки-события сегодняшнего дня. Лица, люди, мальчик, в брюшной полости которого я ковырялась больше трех часов, и в конце концов, ЕГО лицо… с будто бы обведенными черной тушью глазами… Так, словно он сейчас передо мной. Так, словно я сфотографировала его и сейчас смотрю на проявленную фотографию. Я сама, против воли своей, потянулась к нему. Обняла за шею и почувствовала резкое, быстрое, судорожное движение навстречу.
И только когда его губы легли на мои, я поняла, что это не Яр. Так отвратительно — грязным, не знавшим воды, телом, застоявшимся потом — пахнуть ОН не мог! Я запомнила. Ярослав пах… замечательно. А этот… обеими руками уперевшись в грудь мужчины, я изо всех сил оттолкнула его, одновременно с этим толчком открывая глаза.
Распахнутая дверь впускала совсем немного серого утреннего света из коридора. В моей комнате окон не было, а вот в коридоре были — огромные, в полстены по высоте.
— Зоечка, ну что ты? Испугалась, моя хорошая? Не бойся, это же я. Ничего плохого я тебе не сделаю, — шепчет, а сам настойчиво лапает своими ручищами, тянет на себя, вызывая волну неконтролируемого отвращения.
— Руки убери! — хотелось добавить какое-нибудь оскорбление, но разум подсказывал, что сейчас я нахожусь в очень опасной ситуации — оружие не достать, помощи ждать неоткуда, а Странник — очень и очень сильный мужик…
9
Так и уснул, не испытав, по сути, удовлетворения. Да, даже физическое удовольствие было испорчено мыслями о чужой бабе! И, что уж совсем ни в какие ворота — снилась тоже она!
Будто бы Рыжая лежит на берегу моря на желтом песке в одном купальнике,
и ее босые ступни омывают ласковые волны. И купальник у нее — жёлтый с бусинками на бюстгалтере — видел так, будто вот он — рядышком, руку протяни и накроешь плотную, достаточно объемную чашечку.… Проснулся снова в боевом состоянии и даже потянулся к сопящей под боком Наташке. Провел рукой по линии плеч, вниз по талии к бедрам и понял, что нет, не то, не такая… Другую хочу. Солнечную, упрямую, дерзкую. И не просто хочу переспать с ней. Хочу понять.
Идиот! Впереди задание. Сложное. Путь неблизкий. А ты о чем думаешь? Как мальчишка, как сопляк какой-нибудь! Бабу увидел на других непохожую и тронулся умом! Усилием воли выбросил Рыжую из головы.
Оделся, собрал все, что приготовил к поездке и, не оборачиваясь, вышел из комнаты. Ребята подтянулись к машине вслед за мной. Выбирал себе команду с умыслом, таких, которым доверял, кого считал самыми лучшими.
Димон, как я и ожидал, пришел первым. Его у нас звали Десантником. Кличка точно отражала прошлое — он, действительно, в десантуре служил до катастрофы. В свободное время, по вечерам особенно, Димон качался, медленно, но верное подтягивая к этому делу молодых ребят. Была у него штанга, гири разного калибра и даже отдельная комнатуха, где все это добро стояло. Сильный, выносливый, неглупый, помешанный на идее "братства", так он называл нашу Северную группировку. Преданный ребятам, и, конечно, мне с Антоном, до мозга костей. Такой, как Димон, запросто собой прикроет, если нужно будет. Таким — надежным и преданным — он был и в семье. Его жена, которую он знал и любил еще со школы, Елена, была женщиной мягкой, тихой, маленькой ростиком — едва по плечо Димону. Растили сына. Пацан по имени Артем был лучшим другом и ровесником моего Сашки.
Димон молча сел рядом на бревно. Во дворе завода огромное количество подготовленных и сваленных в кучу деревьев, распиленных "дружбой" на чурбаки. Часть из них ребята из тех, что помоложе, уже покололи на дрова. Чтобы не замерзнуть холодной длинной зимой их нужно очень и очень много.
— Яр, как Сашка?
— Вчера вечером был жив. Скоро узнаем, — говорил специально спокойно и практически равнодушно, но на душе кошки скребли. Переживал, как там мой мальчишка. За ночь ведь все что угодно могло произойти — вдруг хуже ему стало?
Зевающий Степка, растрепанный и даже в полусонном состоянии что-то жующий, одевался на ходу. Такому как Степан, конечно, нужно питаться лучше и употреблять гораздо более калорийную пищу, чем он может себе позволить. Степке было всего двадцать — растущий организм. А к тому же он имел высокий рост и богатырское телосложение. Димон покачал головой показывая мне глазами на парня, мол, молодежь несознательная пошла — опаздывает, да еще и не в надлежащем для важного задания виде является.
— Степан, где Давид? Пора ехать.
Степан посмотрел за дверь и резво соскочил с крыльца. На освободившемся месте появился Давид. И не один. О, сегодня нашего ловеласа провожает Маша. И вроде бы, девушка нормальная, серьезная — ничто не предвещало, что вот так запросто поддастся такому бабнику, как Давид. Но ведь умеет, сволочь, мозги бабам запудрить. Десантник, вставая с бревна, сплюнул на землю:
— Яр, лучше бы ты Леху-Стрелка взял — глаза б мои этого… потаскуна не видели!
Давид, который, конечно, все слышал, только улыбнулся, поцеловал у нас на глазах покрасневшую от этих слов девушку и молча, первым сел в машину на заднее сиденье. На самом деле, боец он был замечательный — владел восточными единоборствами, стрелял без промаха, быстро соображал. И Антон прав, Давид мог бы заменить меня в этой поездке, справился бы. А его отношения с женщинами — это сугубо личное дело, лезть в которое я бы не стал.