Любовь нас выбирает

— Уйди, Морозов.

Прелестно! Она живее всех живых и значит, я там ей не нужен. Разворачиваюсь на пятках и вприпрыжку двигаюсь вниз. Пусть там хоть в лягушачий анабиоз впадет — будить эту соплячку не буду. Ты посмотри, какая пава! Что за характер, что с ней не так?

Сижу на кухне, листаю то, что первое мне под руку попалось — какой-то девчачий журнал с очередным надуманным животрепещущим вопросом. Наслаждаюсь тишиной, и, кажется, уже второй по счету чашкой кофе за последний час! Вот же стерва! Сидит и не выходит! Поднимаю руку и с громким выдохом смотрю на время — там определенно половина двенадцатого! Ночи! Надо спать! Ее родители не заругают, баиньки этому ребенку не пора? Она решила так своеобразно заявить свои права на наследство, а мне, похоже, следует отсюда убраться? Странно, о таком скоропалительном событии отец меня не предупреждал, хотя мы виделись сегодня.

— Прохорова, — барабаню в дверь. — Ты там уснула?

— Уйди, пожалуйста, Максим. Отстань!

— Слушай, честное слово, не пойму…

— Я сказала, убирайся из моего дома. Пошел вон! Выметайся! Не стой под дверью!

— Из твоего дома? Прямо сейчас?

— Да! Да! Да! — орет белугой, а потом вдруг тихо разрешает. — А впрочем, как захочешь?

Ну уж нет! Этого в ночь точно не будет — я не уйду. Хороший хозяин даже свою плешивую и старую собаку не выгоняет ночью, в дождь и стужу.

— Я не уйду сейчас, слишком поздно. Доживи там, будь добра, до завтрашнего утра, не околей. А поутру я свалю, — шиплю и тихо добавляю. — Вот же зажравшаяся стерва!

Видимо, это помогло? Определенно! Слышу щелчок дверного замка и замечаю узкую полоску словно внеземного света, а потом заплаканные глаза, чрезвычайно красный нос и тихий жалобно просящий голос, говорящий с придыханием:

— Максим…

Так! Похоже, зверь ей пригодился? Что-то дама хочет? Одним кивком показываю, что чересчур внимательно готов слушать и по возможности выполнять:

— Ты не мог бы… Дать какую-нибудь одежду… Я… Господи…

Весьма доходчиво, Прохорова! Твой страшный дикий зверь абсолютно ничего не понял!

— Надя, скоро полночь, постарайся сформулировать свою мысль до конца этого дня и представить мне на рассмотрение. Честное слово, твои детские загоны и забавы мне уже вот здесь сидят, — рукой указываю точное месторасположение, при этом не специально, а так само собою происходит, вниз свой взгляд бросаю на ее… Что?

Она босиком стоит на холодном кафельном полу с молочно-белыми ногами, при этом дрожащими руками оттягивает полы своей слишком длинной, словно не с ее плеча, рубашки с безумным, как и ее хозяйка, рисунком.

— Что ты делаешь? На хрена разделась? Решила искупаться?

Скулит и стонет, по-детски кривит свое лицо. И тут до меня доходит… Она очень сильно испугалась — я в том виноват, не отрицаю, видимо, кукленок не удержался и сформулировал ко мне претензии в своей манере — в мокрой форме.

— Надь, — немного улыбаюсь, пытаюсь успокоить и сказать, что все в порядке. — Не страшно, я все понимаю. Как в детстве, кукл…

— Заткнись, заткнись, козел. Чего ты ржешь, гад? Что ты понимаешь? Я испугалась!!! СИЛЬНО! Да! Мне было до чертиков страшно. Я с жизнью попрощалась, а тебе смешно и весело. Посмотрите, какой у нас в семье есть жизнерадостный идиот? Что я тебе сделала, чего ты прицепился, зачем издеваешься надо мной? Что делаешь в этом доме? Это мой дом! Мой! Мой! Мне дедушка его подарил! А ты? Кто ты вообще такой, безродный? Если бы ты был мужчиной, а не зверем…

— Ты закончила истерику? Все? Я могу уйти, чтобы не смущать тебя?

— Дай хоть какую-нибудь одежду. Что ты вообще здесь забыл, в нашем доме? Я все отцу скажу.

Почему-то совсем не сомневался в последнем утверждении.

— А без отца тебе слабо? Ты хоть что-нибудь можешь делать без своего «папы»? — разворачиваюсь и со спины ей говорю. — Жди там и не высовывайся. Не совращай меня своими ногами и худосочным задом — там абсолютно не на что смотреть.

Блядь! Какую одежду я могу ей предложить? Шотландскую мужскую юбку? А самое интересное, как Прохорову выпроводить домой? Все так некстати, Надя. Ты здесь, прости, незваный гость, а завтра утром сюда к нам еще заедет батя…

Глава 4

Боже мой, как стыдно! Стыдно-то как.

Сижу, как наказанная, в этой ванной комнате, в доме своего покойного деда и не знаю, что в данной ситуации предпринять и как с «этим» разговор начать — мне определенно нужна помощь, нижняя часть одежды временно пришла в негодность — застирана и высыхает на сушилке, а я, похоже, внизу призывно голая — в одной рубахе и без кружевных трусов. Не хватает только подарочной упаковки с бантиком, которую зверь со всей «любовью» превратит в ошметки!

Сколько времени уже прошло? Я сейчас о чем? Со дня последней нашей встречи или с наступления моего позорного и предсказуемого в сложившейся ситуации положения? Такое впечатление, что целая вечность в обоих вариантах. Морозов, по-моему, повзрослел и стал мужественнее. О чем ты думаешь, Надежда? Нашла время и место. Вот же гадство! Как выйти мне теперь отсюда, как на глаза «этому» показаться? Если честно, свежо и холодно сидеть в ванной с обнаженным тылом! Поджимаю пальцы на ногах и подкладываю руки под задницу — растекшийся орех на белом бортике прилип, примерз и основательно закоченел. Перекатываюсь с одной половинки на другую, за каждым разом поднимаю ноги, при этом шумно выдыхаю ртом! Я застужусь и заболею, но показаться перед ним с белоснежным голым задом воспитание не позволяет и потом я точно знаю, что гад начнет издеваться, высмеивать, подкалывать, а при любом удобном случае растреплет всем! С ним так всегда, Максим определенно может! Вот же мучитель — зверь-Морозов. Откуда выплыл и опять появился на моем горизонте? Ведь мы расстались с ним шесть лет назад.

Отец, отец… Забыл, запамятовал или специально все подстроил? Он ведь не сказал, что в доме кто-то есть:

«Там ремонт, Надежда. Облагораживаю, кукла, твою будущую жилплощадь. Потерпи немного, там неудобно жить, там люди».

Ну, сколько выдержала слабая натура, больше просто не смогла! Всего каких-то жалких три недели, и я уже готова из этого города, куда глаза глядят, бежать! Так со мной всегда. Начну и брошу, пообещаю и струшу в самый неподходящий момент. Ежедневный утренний подъем в бывшей детской комнате, полезный готовый завтрак, ежедневные ритуалы, мамина сочувствующая улыбка и папино серьезное лицо стали последними каплями в море абсолютного недопонимания и борьбы за равноправие поколений отцов-детей:

«Что я забыла в благополучном отчем доме? Давно пора устраивать свое гнездо!».

Что? Зачем там вообще живу? До сих пор с родителями? Надо срочно съезжать! Засела шальная мысль в башке и двадцать один день меня кусала! Ну, не могу я жить с ними, в том «бывшем безоблачном детстве» — на сегодняшний момент отчаянно нуждаюсь в безусловной свободе и требую самостоятельности. Я все смогу сама, добьюсь и преодолею! Из кожи вылезу, но докажу, что взрослый человек, успешная и свободная женщина, что совершенно независима от мнения родителей, толпы, что всего добьюсь без посторонней помощи, без отцовского блата и материнского внимания, что мне никто не нужен для того, чтобы громко хлопнуть дверью и заявить о себе. Никто! Вообще, никто! Я — женщина-воин, борец за равенство и жалкое подобие дружбы между полами…

Я… Я… Я… Да жалкая, трусливая, сопливая девчонка в обмоченных от страха штанишках, увидевшая давно забытого «героя» из своих кошмарных снов о счастливом детстве и безумном отрочестве! Такая смелая и гордая необдуманно сбежала из-под родительской опеки прямо в лапы к зверю! Как всегда, Надежда! Талантливо — ни дать, ни взять!

Ни хрена не получается — все скатывается вниз и делается только хуже! Три недели в родном городе и абсолютно никаких подвижек. Ни в чем, ни в одном направлении! Нет для меня работы — то я не подхожу, то не устраивают предлагаемые условия труда, то график странный — почему-то поздно вечером и ночью, то мизерная оплата или ее полное отсутствие и долгий испытательный срок, то работодатель — аферист, пирамидчик и нулевой профессионал. Ношусь со своим портфолио, как зомби, по государственным и независимым издательствам, журналам, по частным фотостудиям, по откровенным творческим забегаловкам. Выкладываю кое-что из раннего творчества в открытый доступ во всемирный разум, распространяю через социальные сети, прошу репосты от контактных и одноклассных «друзей», клянчу от незнакомых людей лайки, насилую посторонних своими спам-рассылками. Все не то! Я для современности не модна, мои направление и тема слегка надуманы и, Господи, опять «бесперспективны»; работы странные, чудные и трудные для понимания обывателям, а я сама, как автор, для общественности «слегка заумна» — хотя предпочитаю характеристику в определении «интеллектуальна»; веду себя на собеседованиях зажато, нет шарма и самопиара — потенциальные работодатели отвечают сразу «нет», фактически прямой отказ молодому и подающему большие надежды «таланту». А теперь еще с Морозовым странно образовавшийся замес. С чего бы? Что он тут вообще забыл?